По сторонам он явно смотреть в ближайшее время не планирует, а, значит, нужно брать все в свои руки — Джин едва ощутимо прикоснулась к его плечу. Вацлав повернул голову и удивление, мелькнувшее на его лице, сменилось неуверенной улыбкой. И улыбка эта совершенно изменила его лицо, сделав его открытым и даже красивым. Он поспешно вытащил наушник и замедлил шаг.
«Ты бы улыбался почаще, парень, глядишь, и самому Торстону Горанову дал сто очков вперед!», удивленно подумала Джин, засмотревшись в его вмиг потеплевшие светло-серые глаза.
— Ну, как дела? Дочитал статью этого… Ворского? — непринужденно поинтересовалась Джина.
— Воровского… Нет… Он Бунина в пессимизме обвиняет, анализирует «Деревню» и вообще… — Вацлав замолчал, а потом с горящими глазами продолжил. — Ты даже не представляешь, какую редкую статью я раздобыл! Именно по «Митиной любви»! Она вообще ставит все точки над «i»! Это анализ одного малоизвестного философа, Федора Степуна. Его труды вообще днем с огнем не сыщешь!
— Серьезно? И где же ты умудрился отыскать такое сокровище? — похоже, удивление и восторг она переигрывает, но Вацлав принимает это за чистую монету, отвечая, правда, с секундной заминкой.
— Дядя прислал! Черт, я не додумался захватить ее с собой, но завтра обязательно принесу! Ты должна это увидеть!
— Зачем же ждать? Я просто умираю от любопытства! — с преувеличенным энтузиазмом воскликнула Джин. — Ты должен показать мне ее прямо сейчас! Пойдем к тебе? А то пойми меня правильно, Вацлав, до завтра я просто могу не выдержать…
— Ко мне?
Он был не то что удивлен, а буквально сбит с толку. Видимо, девушки в его комнате были гостями редкими, если хоть одна вообще когда-нибудь переступала ее порог.
— Ну да, к тебе… А что, что-то не так? — Джина мило улыбнулась и не смогла удержаться от открытой издевки. — Боишься, что у тебя мертвые девушки из шкафа вывалятся? Или ты их в подвале хранишь?
— Нет… Нет, конечно! — он нахмурился. — Пойдем.
Вацлав Кнедл занимал единственную комнату на третьем этаже в самом дальнем корпусе, причем вход в эту комнату был отдельный, с улицы, и винтовая лестница явно нуждалась в ремонте. Где-то на уровне второго этажа Джин, уже трижды про себя проклявшая несуразную лестницу и Вацлава Кнедла, оступилась — тонкий каблук попал в зазубрину между досками и намертво там застрял. Она бы покатилась с проклятой лестницы кубарем вниз, если Вацлав, который шел за ней, крепко не подхватил ее и не помог удержать равновесие. Руки у него оказались неожиданно сильные и теплые, но сжал он ее как-то слишком крепко. А затем, присев позади Джин на корточки, Кнедл осторожно высвободил каблук из лестничного плена.
Ей ничего не оставалось, как поблагодарить его, хотя про себя она уже жалела о том, что высказала инициативу пойти к нему в комнату. Вообще-то она хотела побыстрее заполучить материал по пятому вопросу — семинар через три дня, но, наверное, с этим можно было и повременить. Все-таки странный этот Вацлав Кнедл, странный… А вдруг у него и правда парочка трупов под каким-нибудь деревом прикопана?
Впрочем, переступив порог обиталища Вацлава Кнедла, Джин забыла об этих полусерьезных мыслях, потому что такого образцового порядка она не видела не то, что у парней, но и у девушек тоже. Можно было бы, конечно, предположить, что он прибрался к ее приходу, но он не знал, что она зайдет, а, значит, действительно был настолько поехавшим типом, что любил идеальный порядок.
Помимо этого комната Вацлава просто поражала обилием книг, целиком занимающих не только два шкафа, но и полки, и даже письменный стол, но расставлены они были компактно и порядку не мешали. Джина скользнула наманикюренными пальчиками по гладким корешкам и подошла к огромному, в полстены окну, в которое открывался отличный вид на готическое здание академии, невольно подумав о том, каково единственному человеку жить и учиться бок о бок с вампирами и о том, как и зачем Вацлава сюда вообще приняли?
О том, что в качестве сосуда, не могло быть и речи. Когда Надин Делиль в своей обычной ехидной манере высказалась в том плане, что Джин обратила на Вацлава свое царственное внимание, так как ей захотелось отведать его кровушки, Джина совершенно искренне заявила, что это даже не приходило ей в голову. Более того, она ловила себя на мысли, что иногда забывает о его человеческой природе, а уж запаха его крови не чует и вовсе, не говоря уже о том, чтобы по запаху определить, какой у него сорт. Скорее всего, Вацлав Кнедл принимал блокаторы, которые напрочь отбивали у его крови запах, чтобы у какого-нибудь учащегося академии не возникло желание ее отведать.
Занятая этими мыслями, Джин обернулась и невольно вздрогнула — Вацлав оказался ближе, чем она думала, практически стоял позади нее. И как так бесшумно подошел?
Он хотел казаться непринужденным, будто ничего особенного не происходило — протянул ей какую-то книгу в серой обложке, раскрытую на статье Степуна, что-то говорил про «Митину любовь», которая, ей богу, у Джин уже в печенках сидела. В том, что она на пять минут зашла в его комнату действительно не было ничего особенного… Вот только почему-то Вацлав нервничал, как ни старался это скрыть.
А в Джин вдруг взыграло какое-то изощренное озорство и ей захотелось смутить его еще больше. Она опустилась на его аккуратно заправленную серым покрывалом кровать, словно целиком и полностью погруженная в чтение статьи, и Вацлав почему-то отвернулся.
— Может быть… хочешь чего-то? — с заминкой спросил он. — У меня есть чай, кофе…
— Крови, — Джин моментально подняла голову, глядя на него снизу вверх. — Сейчас я бы не отказалась от свежей крови.
— Крови у меня нет, — не отрывая прозрачных серых глаз от ее лица, медленно проговорил он.
— Жалко. Тогда чай, — легко сказала она, усмехнувшись глупости, которую он сморозил. — Пожалуйста.
— Да, конечно. Сейчас.
Лишь только Вацлав удалился в соседнюю комнату, которая, очевидно, была чем-то вроде кухни, она тот час же брезгливо отбросила томик и прошлась по комнате.
Книжки, ни единой пылинки, опять книжки, компакт-диски… Ну надо же, в то время, когда весь мир перешел на цифровые носители, Вацлав Кнедл коллекционирует CD! А мезозойскую эру он не помнит случаем?
Джин наугад достала несколько пластинок, покрутила в руках и равнодушно запихала обратно. И тут увидела край какой-то оранжевой коробки. Вытянув ее наполовину, девушка прочла надпись — «Скрэббл» и озадачилась. Такого слова она не знала.
— Очень распространенная в Асцаине игра… Моя любимая, — послышался спокойный голос Вацлава. — Игра в слова.
Он замер на пороге с двумя чашечками чая в руках, кажется, совсем не разозленный тем, что она рылась в его вещах, скорее наоборот, намного более спокойный, чем когда она только зашла сюда. И все равно от неожиданности Джин вздрогнула и выронила коробку, которая тут же раскрылась и из нее выпала разлинованная доска и целая россыпь косточек с буквами.
Чертыхнувшись про себя, Джина опустилась на колени, принявшись собирать гладкие квадратики, а Вацлав, отставив в сторону чай, кинулся ей помогать. Над буквой «у» его пальцы случайно коснулись ее пальцев… Джин резко отдернула руку и поднялась, словно ее током ударило.
Жалкий официантик Жульен, с радостью подставивший ей свою шею, тупой Дюк Кремер с его злобной ревностью, красавчик Торстон Горанов со своей сексуальностью и… Быть может, они и рядом не стояли с этим отчужденным странным парнем с таким внимательным призрачно-серым взглядом… Быть может, под тихой поверхностью сокрыта бездонная, беспросветная глубина…
— Может, сыграем? — негромко спросил Вацлав.
— М-м-м… нет, — помотала головой Джин, ощутив острое желание оказаться как можно дальше и от этой комнаты и от ее хозяина. — Вообще-то мне, наверное, пора…
— Подожди, а как же чай? — разочарование только мелькнуло на его лице, после чего Вацлав быстро справился с собой, приняв непроницаемый вид. — И статью ты не дочитала…
— Я дочитала, — перебила Джина. — Но, на самом деле, мне кажется ты увлекся этими статьями, а в выступлении нужно больше какой-то живой, эмоциональной составляющей… Знаешь, мне понравилась из той книжки пьеса по мотивам повести. Что, если нам с тобой поставить небольшой отрывок? Мне кажется, это произведет впечатление…
«На профессора Торстона Горанова» — чуть было не договорила она.
— Нет, — резко оборвал Вацлав и добавил, не глядя на нее. — Я не смогу… играть кого-то. У меня нет к этому способностей.
— Не надо относиться к этому слишком серьезно. Даже репетировать не будем! — легкомыслие стало потихоньку возвращаться к ней. — Просто для антуража, наденем костюмы, сыграем любовь…
— Да… Сыграем, — он чему-то усмехнулся и почему-то сделал шаг к ней.
— Вот и чудесно, — обрадовалась Джин, потихоньку отступая к выходу. — И да, кстати, ты не мог бы мне дать с собой наработки? А то они все у тебя, а я уже хочу тоже начать готовиться.
Ни слова не говоря, Вацлав протянул девушке папку, которую взял со стола, и Джин, оказавшись по ту сторону двери, с облегчением поспешила прочь.
ГЛАВА 8.2
Мерзкая дрянь! Лживая сука! Шлюха подзаборная!
Дюк Кремер сидел в оборудованной по последнему слову техники мониторной, тупо пялясь в экран, на котором была зациклена видеозапись с Джиной, которая вновь и вновь заходила с этим недоноском Кнедлом в его комнату, где наверняка услужливо дала трахать себя во все щели! Дала ублюдку так, как не дала ему, Дюку!
Первое желание разгромить тут все к чертовой матери, а потом пойти и разбить этому уроду череп, прошло, но всепоглощающая ярость клокотала в нем тремя банками пива, которые он выдул, пока они с Феликсом Мауэром просматривали видеозаписи с разных камер, по дням отслеживая передвижения этой твари.
Дюк знал, что кто-то наверняка ее трахает, иначе просто не могло быть, эта девка создана для этого, но каково же было его негодование и злоба, когда он понял, кто. Он-то думал, какой-то крутой мужик не из академии, к которому она сбегала по ночам, но нет! Роскошная Джина Моранте спуталась с последним лузером, бесцветным придурком в подержанных шмотках, ко всему прочему, как сообщил Феликс, оказавшемуся еще и человеком! Каким-то жалким человечишкой, сосудом, предназначенным лишь для того, чтобы могущественные истые кормились его кровью!
Мауэр, который подвизался в академии охранником, следящим за мониторами, и к которому Дюк аккуратно подкатил в тренажерке, оказался неплохим парнем. Правда, поначалу дико испугался, что начальство его прибьет, но когда Дюк отстегнул ему приличную сумму, нехотя пустил Кремера в мониторную. Первым делом Дюк, конечно, подтер ту ночную запись из гаража. Благо владелец Bugatti вмятины на своей тачке еще не видел, так как к ней не подходил и, даст бог, не подойдет еще долго.
На волне откровения Кремер рассказал Мауэру о Джине, и у того тут же загорелись глаза:
— Ты с Моранте мутил? Серьезно? Ну, и как она в постели? Говорят, эта крошка делает просто улетный… — и многозначительно подмигнув, Феликс несколько раз толкнул изнутри языком щеку.
Дюк едва удержался, чтобы изо всех сил не врезать Мауэру кулаком в наглую морду, но ссориться с Феликсом сейчас было невыгодно. И разозлился он даже не из-за того, что паренек завел интимные разговоры, а из-за того, что Джина Моранте, эта сучка с аппетитным телом, блестящими волосами и умными насмешливыми глазами, так и не сделала ему минет.
Он мечтал, чтобы она стояла перед ним на коленях, смачно облизывая его дружка, мечтал, чтобы покорно раздвигала ноги и стелилась перед ним, точно коврик, мечтал наматывать эти шелковые волосы на ладонь, вколачиваясь в ее белое тело, мечтал навсегда стереть ироническую улыбку с прекрасного лица, заменив ее выражением покорности, но… Эти мечты так и остались мечтами.
Все произошло лишь раз, и не так как он хотел. Совсем не так. У него были девушки и до нее, и никто не жаловался, наоборот, они говорили, что в сексе он ураган — мощный, неистовый… Все были довольны. Все стонали под ним от страсти. Но насмешливые умные глаза Моранте с выражением скуки в них перекрыли все, что было до этого, превратили это в мерзлый лед… Она так и не взяла у него в рот. Не взяла ни разу. И она зациклилась в его голове, как видеозапись на мониторе. Видеозапись, которую не остановить. Женщина, которая должна принадлежать только ему, ему одному…
Феликсу Дюк сказал, что да, в постели Джина огонь, но то, что она связалась с каким-то ублюдком, его невыразимо печалит.
— Так ублюдка можно и в бараний рог, — с осторожной усмешкой заявил Мауэр. — И она опять твоя будет!
— Можно, — кивнул Дюк, налитыми кровью глазами глядя в монитор, ка котором Вацлав Кнедл снова лапал его Джину, якобы подхватив ее на лестнице. — И нужно! Вот только как это сделать, чтобы… без последствий?
— Легко, — прошептал Феликс и склонился к уху своего новоявленного дружка. — Нужно унизить его на глазах твоей цыпочки! Унизить так, чтоб ее потом блевать тянуло при одном взгляде на него. Унизить так, чтобы он потом сам вскрылся от этого унижения!
— И как так сделать? — тупо переспросил Дюк, открывая четвертую банку пива.
Его лицо некрасиво покраснело, на лбу блестела испарина, а ноги были широко расставлены, будто в ширинке штаны ему стали невыносимо тесны.
— Очень просто! — Феликс широко улыбнулся и хлопнул Дюка по плечу. — Очень просто…
ГЛАВА 9. Запонка
ГЛАВА 9
Запонка
Поймав свое отражение в одном из коридорных зеркал, Джин покачала головой и мрачно усмехнулась. За ежедневными делами, которые шли и шли бесконечной чередой, у нее даже не было времени подумать о том, как разительно чернавка Джина Моранте отличается от той богатой и уверенной в себе девушки, которой она была раньше. Кажется, это было так давно, словно в прошлой жизни…
Гладкие прямые волосы, которые всегда были особой гордостью Джин, скручены в тугой узел и спрятаны под серую косынку. Женщинам Догмы нельзя ходить с непокрытой головой. Полное отсутствие косметики делает ее лицо года на три моложе своих двадцати восьми, каким-то простым и блеклым. Непритязательное черное платье незатейливого кроя и, конечно же, скромный серый фартук чернавки довершают картину, ну в венцом образа являются, разумеется, телесные гольфы до колена и уродливейшие коричневые башмаки на плоской подошве, которые в ее княжестве не обула бы даже девяностолетняя бабка! Из всего вышеперечисленного особенно доканывали Джин именно гольфы! Были они сшиты из какого-то особо шершавого нейлона, а слишком узкая резинка больно давила на чувствительные места чуть ниже колена.
Никакого сравнения с тончайшими, как дымка, чулками, которые она носила раньше! А уж про хлопчатобумажное белье, являющееся самым страшным кошмаром не только девушки, но и мужчины, который предположительно мог бы ее в нем увидеть, лучше вообще молчать!
Впрочем, Джин понимала, что именно такая — жуткая не сексуальная одежда для юбок в Догме придумана специально, чтоб не забывали свое положение и не вздумали почувствовать себя красивыми и желанными. Тут даже мессалинам, которые, казалось, должны возбуждать и ублажать мужчину, не положено красивое белье. По глубокому убеждению пестуньи Магды, они должны делать это исключительно своими умениями.
Похоже, власти Догмы всеми силами стремятся избежать того, чтобы мужчина влюбился в презренную юбку и бросил все к ее ногам. Интересно, а бывали ли такие случаи?
Мысль показалась интересной. Раздумывая над ней, Джин, прижав к себе ровную стопку чистого и собственноручно ей выглаженного постельного белья, вошла в спальню комиссара. Вошла осторожно, чуть ли не крадучись, потому что его комната, так же как и личный кабинет, находились в мужской половине дома, на которую приходить женщинам было запрещено. Исключение делалось только для убирающихся там чернавок, но они должны были делать это в строго отведенное время и находиться там не более получаса.