Но торговля — это просто предлог. Рагнар ехал сюда совсем с другой целяю. Однако заходить он решил издалека. И начал беседу с обсуждения Трюггви о котором, по его словам, уже многие болтают. Из-за чего его родственники просили Рагнара, как своего конунга, уладить этот вопрос.
— Большую ли виру положишь за своего сподручного? Родичи требуют крови из-за позора сестры и дочери. Что отец ее, что братья. Они даже уговаривали сына моего, Ивара, выступить на судебный поединок, и взыскать с Трюггви жизнь.
— Откуда же такое недовольство? Он ведь с ней детей не прижил. Отчего и позор ее не велик.
— Трюггви славен своими похождениями у ромеев. Его знают и уважают. Но то, как он обошелся с единственной дочерью уважаемого Олафа никуда не годится. И это бросает тень не только на обиженного старика, но и на меня, как на его конунга.
— Я могу выдать дочь уважаемого Олафа за другого своего сподвижника — лихого командира, что сумел на хольмганге побить верховного военного вождя кривичей. Сейчас он поставлен мной над Новой Троей.
— Волк? Знаю его. Добрый воин. А он то согласен?
— Он однажды отказал мне, поворотил нос от дочери верховного военного вождя кривичей. И ее пришлось в рабыню обратить. Плохое дело. Но он пообещал согласится, если я в следующий раз кого ему в жены присмотрю.
— А чего отказался? Я про нее слышал. Говорят, девка ладная росла. Кое-кто из моих людей даже к ней присматривался, собираясь свататься.
— Не любит он дерзких женщин. Но видно не судьба…
— Не судьба… — медленно произнес Рагнар. И заржал. А за ним и остальные. Ведь дочь Олафа была еще той девицей с характером буйным и весьма неуживчивым.
— А приданное Олафу снова за нее давать? — Отсмеявшись, поинтересовался Ивар.
— Мой человек совершил ошибку. Мне за него и отвечать. Сам дам приданное за дочь уважаемого Олафа. И мое будет не меньше, чем Олаф дал Трюггви. Дабы урона чести не было.
— А Олафу что дашь? — Спросил Рагнар с улыбкой.
— А ему-то зачем? Он что, тоже в жены к Волку пойдет? — Наиграно удивился Ярослав. — Или я что-то не знаю? И наш славный Олаф на старости лет решил подурить?
Рагнар и его сыновья снова заржали. Еще немного обсудили детали. На том и порешили. Ведь Олаф был человеком Рагнара и этот брак выглядел для него выгодным решением. Во всяком случае иметь связи в Новой Трое в сложившихся условиях выглядело весьма недурным делом. Ярослав тоже это понимал. Поэтому и предложил этот вариант. Чтобы не сорится со столь влиятельными викингами. Тем более, что воевать с ними он точно не желал и не видел в этом смысла. Ведь от их «трудовой деятельности» зависел объем торговли, что шел через его тот участок Днепровского пути, что он контролировал. Да и вообще — Рагнар и его сыновья — не Харальд или Хрёрик. Это была самая значимая сила на Балтике и в Северном море. И борьба с ними, во всяком сейчас, могла закончится надорванным пупком. Даже если он устоит.
И если участие Рагнара в судьбе Трюггви Ярослав как-то ожидал, когда понял, что родичей этой дамы не приехало на ярмарку, то следующий вопрос поверг консула в сильно удивление. С Рагнаром пришло семьдесят два викинга, которые пожелали наняться на службу к Ярославу. По контракту. То есть, стать варягами. И Рагнар за них хлопотал.
Это предложение было с еще более явным двойным дном, чем хлопоты Лодброка за судьбу дочери своего подопечного. Вряд ли в свете предстоящей военной кампании Рагнар просто так стал бы разбрасываться своими людьми. А о ней на Балтике не говорила только селедка, да и то, только потому что молчалива от природы. Ему почти наверняка каждый воин был нужен. Каждый! А чужих бы он точно не повез и тем более поручаться за них не стал перед людьми и богами. А значит, что? Правильно. Значит ему это было выгодно. Только чем?
Немного поразмыслив, Ярослав пришел к выводу, что это была «домашняя заготовка» самого Рагнара, дабы получить своих людей у этого странного ромея под боком. Как там с Трюггви выйдет — бог весть, а тут дело верное.
Понятное, что варяг, то есть, викинг-контрактник, держит свою клятву очень твердо. И нарушение ее позор несмываемый, что для нарушителя, что для его рода. И того же Бьёрна по уму было бы нужно принимать на службу именно так. Но это совершенно ничего не говорило о том, что эти самые варяги не могут оказывать влияние на своего нанимателя, сохраняя ему вернуть в военной службе. Да и после завершение контракта, ничто не мешает им вернуться на Родину с массой полезных сведений… и, возможно, навыков.
Зацепившись за эту мысль, Ярослав стал расспрашивать Рагнара и очень скоро выяснил, что эти ребята — сыновья из подконтрольных Лодброку родов. Только сам северный конунг подавал этот вопрос в совершенно ином ключе. Что, дескать, уважаемые ярлы и хольдары[1], наслышанные славе Сокнхейда[2], решили отправить своих детей к нему, дабы те набрались опыта у столь доблестного воина. И что весь север ныне только и говорит о нем, о Ярицлейве[3], после великих его побед над Хрёриком из Скьёльдунгов и Харальдом из Инглингов.
Та еще история получалась. И брать этих ребят не хотелось, и отказывать было нельзя. Даже под благовидным предлогом.
Почему Ярослав не хотел их брать? Потому что лить воду на мельницу Рагнара и его сыновей он не желал. По крайней мере, в настолько невыгодном для себя ключе. Да и в плане воинского дела дружинники ему не нравились. По сравнению с легионом, во всяком случае.
Почему нельзя было отказывать? Так это какой урон чести столь значимым людям? Они со всем уважением сыновей своих прислали. А тут — отворот-поворот. Это ведь по своей сути — заложники мира. Верный знак того, что пока они служат Ярославу, между ним и Рагнаром будет мир. Ведь начни Рагнар с консулом войну — и всех заложников пустят под нож. Кто в этом будет виноват? Ну… тот, кто начал войну. Он же и целую толпу кровников получит и всеобщее осуждение.
Поэтому, немного помявшись, больше для вида, наш герой согласился взять их на службу. Но при условии заключения пятилетнего контракта прилюдно. Без права на досрочный разрыв. И при условии даче клятвы ими перед людьми и богами в верной службе ему, что в войне, что в мире.
— И в мире? — Переспросил Рагнар, не привыкший к таким формулировкам.
— И в мире. Измена может случится в любой момент. Даже когда нет войны. И если столь уважаемые люди прислали своих сыновей, то я хочу довериться им не только в битвах, но и во сне. Дабы никого вернее и надежнее их не было подле меня. Я же, в благодарность за это, обязуюсь одарить их доброй броней, шлемом и оружием, под стать их особому положению.
Рагнар хмыкнул, усмехнувшись, но протянул руку для рукопожатия в знак согласия.
Ивар задумчиво кивнул.
Бьёрн почесал затылок. Как, впрочем, и остальные сыновья Лодброка, что прибыли с ним. После чего, урегулировав этот вопрос, знаменитый северный конунг перешел к делу, ради которого он и приехал сюда.
— На будущий год мы в Британию пойдем, — произнес Рагнар, внимательно смотря на Ярослава и отслеживая его реакцию. — И приглашаем тебя с собой.
— Завоевывать ее пойдете? — Спокойно спросил Ярослав, таким тоном, словно осведомлялся о погоде.
— Завоевывать, — кивнул Рагнар.
— Зачем вам таким уловом со мной делиться? Вон у тебя сколько детей. А Британия не такая большая. Там вам и без меня тесно будет.
— Мне донесли, что до Этельберта[4] дошли слухи о нашем вторжении. Он готовится. Крепко готовится.
— Думаешь вмешается?
— Кто знает? Однажды уже риг Уэссекса остановил славных парней. Что мешает ему в этот раз попытаться снова? Да и остальные готовятся.
— И вы хотите пригласить меня, чтобы было, чем ответить Этельберту и прочим? — Улыбнулся Ярослав, поняв, что, предлагая семь десятков молодцов в наем консулу Нового Рима Рагнар не выводил их за скобки собственного войска в задуманном им походе. Просто переподчинял Ярославу и ставил на его довольствие. Примитивная уловка, но вполне могла сработать. Могла…
— Твои воины очень сильны. Я видел поле, где ты разбил Харальда. Видел поле, где ты нанес поражение Захарию. И видел, сколько воинов ты потерял. Если ты присоединишься к нам, то мы верно побьем всякого, кто выйдет против нас и завоюем Британию.
— Это очень лестное предложение, но я не могу на него согласится. Погоди, — прервал Ярослав Рагнара, который хотел было уже возразить и продолжить уговоры. — Мне нечего делать в Британии. Все, что я там завоюю — ничего не удержу. Ехать туда грабить нет смысла. Ты и так с своими сыновьями этот остров трясешь как яблоню с перезрелыми плодами. Но я не отказываюсь вам помощь.
— И как же ты ее окажешь? — Хмуро спросил Рагнар.
— Как сказал один очень умный человек, для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. Для большой войны, как несложно предположить, нужны большие деньги. Ведь вам нужно будет снарядить корабли. Закупить еду. И, главное, вооружить как можно больше и как можно лучше своих людей. Твой старший сын по прошлому году вернулся из удачного похода. Он привез много добычи. Это позволило вам рассчитывать на повторение сбора Великой армии, что всего двадцать лет назад уже высаживалась в Британии. Но этой добычи не так много, чтобы должным образом вооружить и защитить ваших воинов. Поэтому вы предложили участие мне с моей кованной ратью. Это решение. Разумное решение. Но я хочу вам предложить решение намного лучше. И если вы его примете, то вам не нужно будет ничем делиться со мной в Британии.
— И что же это за решение? — Спросил вместо Рагнара Ивар.
— Вам нужны деньги, чтобы наверняка завоевать Британию. И я знаю, где их взять. Столько, чтобы хватило всем. И я не просто скажу, но и поведу вас туда самолично… — произнес Ярослав с видом заговорщика.
[1] Хольдар — уважаемый бонд, заслуженный в походах. Держал землю в наследном владении. Был выше бондов, но ниже ярлов.
[2] Сокнхейд — синонемичое имя у скандинавов, переводилось как «Ярая слава».
[3] Ярицлейв — адаптация имени Ярослав на скандинавский манер.
[4] Этельберт — король Уэссекса, что правил с 858 по 865 год. Интересно, что в те годы традиционного английского титула king еще не было и правителя подобного ранга называли англо-саксонским словом cyning или гэльским rig, которые употреблялись вперемешку и в равном значении. Например, того же Ивара Бескостного, после его воцарения в Нортумбрии, именовали гэльским словом rig в английских хрониках. В последствии, германская традиция взяла верх и победил термин cyning, который трансформировался в king. К слову сказать, сам термин cyning происходит от общегерманского «кунингас» (не путать с «кунилингас»), который был заимствован в довольно архаичное время из финского.
Часть 2 — Слабоумие и отвага
Скажу тебе так: будь осторожен в своих желаниях, ведь они могут исполниться. А потом ты будешь бодаться с последствиями.
Ольгерд фон Эверик
Глава 1
865 год, 28 февраля, Самарра
Правитель великого и могущественного Аббасидского халифата Ахмад аль-Мустаин Биллах сидел на мягких подушках и пил кумыс. Как обычно. Ибо был всего лишь свадебным генералом в этом государстве, а не его настоящим повелителем. А еще он очень внимательно смотрел и слушал, стараясь не выдать своего отношения к ситуации с этим «наследником Константинополя», которая складывалась как нельзя лучше. Для него. Однако советники славного халифа и его командиры неистовствовали…
— В Константинополе говорят, что этот гяур[1] собирается идти завоевывать Иерусалим! — Воскликнул один из командиров.
— Пусть идет! Там мы ему голову и отрежем! — Хохотнул другой.
— Отрежешь! Как же? — Скептически возразил третий.
— А ты его боишься? — Завелся второй.
— Ты слышал о том, что эти дикие северяне, что поклоняются многим богам, всего несколько лет назад наводили ужас на запад Средиземного моря? Не слышал? Так вот я говорю. Наводили. И ладно бы на честных людей. Так нет. Эти дикари даже местных пиратов, что лютовали многие годы, разгромили и ограбили.
— И какое отношение этот выродок имеет к северянам, что лютовали на западе?
— Так он дважды их бил!
— Их? Конкретно тех, кто разбил Балеарских пиратов?
— Нет.
— Вот и все! Побил он так каких-то дикарей лесных. И что? Нам теперь его бояться?
— Вообще то он разбил двух их эмиров, могущество и влияние которых было велико. Более того, они были более славные и уважаемые, чем тот повелитель северных разбойников, что грабил запад Средиземного моря. Пиратов Балеарских островов разбил всего лишь сын одного из северных эмиров. А Василий побил двух отцов.
— Говорят, — осторожно заметил один из советников, — что эти северные разбойники совершенно житья не дают никому в тех краях. И нам бы не давали, если бы плавать сюда было не так далеко.
— Так бы уж и не давали? — Намного спокойнее спросил тот второй командир, что бравировал поначалу.
— Люди книги[2] от них страдают. Их не спасают ни крепости, ни войска. И все земли франков в пожаре. Острова же Британии разорены до совершенного ничтожества. Там им грабить уже нечего, вот они и стали прорываться в Средиземное море. И их тут нечем останавливать.
— Они настолько хороши?
— Говорят, что они продали душу демонам за воинскую доблесть и в бою не знают страха. Поговаривают, что плену они предпочитают самоубийство. И чтут высшей доблестью — умереть, не выпуская оружия из рук. Сложно сражаться с теми, кто не боится смерти. С теми, кто почитает смерть воротами в дружину их демонического покровителя. И нет для них большей радости, чем встать с ним в один строй и биться против его врагов.
— Безумцы какие-то… — покачал головой второй советник.
— А еще они очень любят грабить.
— И Василий бил этих северян. И теперь он решил идти войной на нас. Хуже того, поговаривают, что с ним в этот поход пойдет тот самый сын северного эмира, что разбил Балеарских пиратов. И отец его. И братья. Что представляется угрозой крайне серьезной.
— Разве они смогут выстоять против нашей армии? — Наигранно, но очень реалистично удивился халиф.
— Нет, о великий, — скривился от этих слов один из самых уважаемых командиров тюркских наемников. Скосившись на откровенно усмехающегося представителя арабов, что стоял напротив него. — Но разве мы знаем, куда пойдут эти воины?
— Слухи, что ходят по Константинополю…
— Это просто слухи, — перебил советника этот командир. — Откуда мы знаем? Может быть их специально распускают, чтобы ввести нас в заблуждение? Чтобы мы бы увели свою армию куда-нибудь подальше? Разве мы сами не стараемся запутать своего врага? Если этот Василий так хорош, то что ему мешает поступать так же?
— И куда он может привести войска? — Спросил халиф.
— В Константинополе и Афинах идут сборы. — Произнес первый советник. — Сам Василевс и дом Сарантапехос собирают отряды в помощь Василию.
— И корабли, — заметил второй советник.
— И корабли, — кивнул первый советник, соглашаясь с дополнением.
— Это говорит только о том, что место, которое они атакуют, будет доступно с моря или большой реки. Они могут атаковать что угодно. И, если Василий не дурак, то в Иерусалим он не пойдет. Зачем? Ведь там его будем ждать мы.
— А куда он пойдет? — Поинтересовался халиф.
— Куда угодно, — пожав плечами ответил этот командир. — Я слышал, что он заключил союз с хазарами, после того как нанес им тяжелое поражение. Наверняка он знает, что Хорезмшах со своими союзниками разбил хазар и переправился через Ателью[3]. Так что он может отправиться и туда.
— Вздор! — Воскликнул другой из офицеров. — Если северяне любят грабить, то что им тот Итиль? Он совершенно разорен. А больше ничего крупного там нет.
— С Дона на Ателью короткий волок. А оттуда можно в Хазарское море[4] пойти и разграбить его южное побережье. Их ведь там никто не ожидает. А то и вообще — наведаться домой к Хорезмшаху, пока его войско в походе.