— И идти к нему через пустыню? Пешком?
— Там караванный путь и источники воды. Да и противников у Хорезмшаха хватает. Наверняка проводники и помощники объявятся.
— Нет. Вряд ли. — Покачал головой другой уважаемый офицер.
— Да, поход на Ателью совсем не обязателен. Я сказал про него только показывая — Василий может пойти куда угодно. И на Ателью, спустившись дальше в Хазарское море. И в Трапезунд, где, соединившись с союзными армянами, выйти к верховьям Тигра и Евфрата, угрожая Самарре и Багдаду. И на Иерусалим. Ведь мы можем не поверить, что он туда идет и не выставить туда войск. И вообще — куда угодно. Да хоть в Магриб[5] или Италию.
— Италию?
— Конечно. Мы ведь думаем, что он пойдет на нас. И поэтому будем готовится. Отзовем Хорезмшаха. Соберем все силы. Потратим массу денег, ожидая его. А он возьмет и поплывет просто в Италию. Ведь там тоже есть, что грабить. Тот же Рим. Который после этого упадет в руки Вардана как перезрелое яблоко. Как и вся остальная Италия. Ромеи ведь контролируют только юг Италии. Если нанести лонгобардам поражение и занять Рим — подчинить этот полуостров будет для ромеев несложно. Лонгобарды сами пойдут под их руку. А правители франков слишком слабы, чтобы этому воспротивится.
— И что уважаемый посоветует сделать в столь непростой ситуации? — Спросил халиф, который мысленно смеялся, наблюдая за всеми этими спорами. С огромной радостью он бы скормил всю эту армию наемников, что держала его в, фактически, заложниках, Василию и его северянам. Всю. До последнего бойца. И предвкушал, что это вполне может произойти. Но влезать в спор с советами он не хотел. Позволяя совершить фатальные ошибки своим командирам…
— Я предлагаю нам войско разделить. — После очень долгой паузы произнес тот самый уважаемый командир, что сомневался в том, куда Василий пойдет.
— Разделить? Но разве он не побьет ее по частям?
— Наше войско, все же сильнее Балеарских пиратов. И пока не встречало сил, что способны его легко разбить. В Магрибе тот северянин грабил берберов и мавров, а также пиратов. Хороших войск там не было. Поэтому его успехи хоть и нельзя упускать из виду, но и превозносить излишне.
— И как же ты хочешь его разделить?
— Хорезмашаха не отзывать из похода. Просто предупредить, что Василий может высадиться в Трапезунде и ему нужно быть готовым отрезать его от моря. Остальную же армию разделить на две части. Одну отправить к Иерусалиму, а вторую оставить тут на случай, движения его через Армению.
— Иерусалим? Но ты ведь говоришь, что он туда не пойдет.
— Верно. Но мы оттуда можем довольно быстро дойти и в Египет, и в Сирию. Да и возвращаться сюда из Иерусалима не очень далеко. Если Василий так силен и к нему присоединятся армяне и какие-то отряды ромеев, стоящие в Анатолии, возможно, нам понадобятся все наши силы.
— Ты думаешь, Вардан готовит вторжение? — Поинтересовался халиф.
— Мы точно не знаем. Возможно. Для этого у него прекрасный момент. С болгарами он замирился и дружен. На юге Италии активных боев не идет. Франкам пока не до него. Почему бы не попытать свое счастье? Тем более, что к походу могут присоединится не только армяне, но и болгары.
— Умеешь ты утешить, — фыркнул другой военачальник. — Тебе не кажется, что все это выглядит слишком надуманным? Ведь войско собирает только дом Сарантопехос и сам Василевс. Почему другие благородные дома этим не занимаются?
— Это мы знаем, что войско собирают только сам Василевс и греческие родственники Василия.
— А ты бы сам что атаковал, будь ты на его месте?
— Василий не самолично решает, куда идти.
— И все же.
— Тогда я бы атаковал Сирию.
— Сирию?
— Да, Сирию. Причем северную.
— Но почему?
— Возле самого побережья стоит богатый город — Антиохия. Его разграбление удовлетворило бы северян. Кроме того, атака именно этих мест позволила бы подключить армян, которые без всякого сомнения восстанут. Также это открывает возможность призвание болгар на помощь.
— Болгар?
— Правитель болгар Борис недавно скоропостижно умер. Злые языки говорят, что ему помогли. И, скорее всего, кто-то из ромеев. Борису наследовал его сын — Владимир, который женат на единокровной сестре Василия и племяннице Вардана. У них уже есть малолетний сын. И, если верить слухам, Вардан может не Василия, а именно Владимира назначить своим наследником. Что приведет к объединению болгарской державы с ромейской. Может привести. Ведь ими будет править один и тот же человек.
— Да, до меня тоже эти разговоры доходили, — кивнул один из советников. — Кое-кто в Константинополе уверен, что оппозиция решила сделать ставку на Владимира, так как Василий слишком опасен и непредсказуем. Да и гяур. Хоть и крещенный, и, вроде бы человек книги, но не таясь поклоняется демонам и старым богам.
— Вот, — кивнул тот офицер. — И, если в союзе с болгарами, Василием, северянами и армянами Вардан сумеет занят Сирию, то он выйдет в верховья Тигра и Евфрата. То есть, перед ним откроется прямая дорога на Самарру и Багдад. И тут уж как повезет. Халифат переживает не лучшие времена. Сами понимаете, сейчас много изменников. — Произнес этот тюркский офицер, остро взглянув на коллегу-араба, от чего тот мрачно усмехнулся, ибо считал изменником в свою очередь этого тюрка, что держал в заложниках халифа. — Именно поэтому я не считаю, что нужно звать на помощь Хорезмшаха. Он может нас предать. Да и войско из Магриба вряд ли нас поддержит…
Халиф задумчиво посмотрел в окно. Там проплывали облака. Так далеко и так близко. И на душе его было легко и радостно. Да, халифат, в случае вторжения этого Василия ждали тяжелые времена. Но он получал шанс наконец-то избавиться от этого положения заложника и вновь править. А его наемники из числа тюрков… они могли просто сгореть в этой войне. Он их ненавидел. Люто ненавидел. И боялся. Понимая, что каждый день его жизни и правления не его заслуга, а их расположение… и этот страх рождал в его голове очень кровожадные идеи…
В тоже самое время примерно такой же разговор шел Константинополе.
— Я ему не верю! — Воскликнул Вардан, вскочив и забегав по залу.
— Он поклялся. — Осторожно заметил магистр Мануил.
— Чего стоят его клятвы?!
— Он их не разу не нарушал. Во всяком случае, никто о том не слышал.
— Что мешает ему их нарушить сейчас? Он ведь приведет огромную армию к стенам города. Что мешает его сторонникам открыть ему ворота? Да той же городской черни?
— С ним придет много северян. И им нужна добыча, — тихо произнес Патриарх Фотий. — Если он хочет занять Константинополь, то зачем их взял? Они ведь тут все разграбят совершенно. Зачем ему разоренная столица и озлобленные жители?
— И все равно, я ему не верю, — уже спокойнее произнес Василевс.
— Мы можем призвать в гости Владимира болгарского с его дружиной. Это станет большим противовесом Василию.
— Василия может с ним договориться, пообещав долю от разграбления Константинополя.
— Да почему именно разграбления? — Раздраженно спросил Фотий.
— А что, если этот город действительно проклят? А что, если Василий действительно не хочет в нем править? Тогда разграбить его было бы разумно.
— Это все пустые страхи, — вкрадчиво произнес Патриарх. — Василий живет от торговли, что ведут северяне, везя награбленное в Британии и землях франков к нам. Зачем ему разорять нас? Мы для него выгодны сильными и здоровыми. Чтобы это все награбленное барахло скупали охотнее…
— А если…
— Это шанс! Больше такого не будет!
— Ты ему веришь?
— Нет, конечно. Но Василию сейчас не выгодно ни брать Константинополь и подвергать разорению, ни занимать его. У него других дел хватает. Да и Владимира нужно пригласить. Хуже не будет.
— Не будет? Ох… сомневаюсь…
[1] Гяур — пренебрежительное название всех, кто не относится к мусульманам, христианам и иудеям. Происходит от персидского названия адептов зороастризма. В малообразованной среде часто используется для названия всех немусльман.
[2] Люди книги — это мусульмане, христиане и иудеи.
[3] Ателью — арабское название реки Волги.
[4] Хазарское море — одно из старых названий Каспийского моря.
[5] Магриб — (араб.) — «там, где закат» — название, данное средневековыми арабами странам Северной Африки, расположенным к западу от Египта.
Глава 2
865 год, 19 апреля, Новая Троя
Западная Двина вскрылась и очистилась ото льда.
Средневековый климатический оптимум тому очень поспособствовал. Зимы мягче. Лед встает позже, вскрывается раньше, да и вообще, в целом тоньше и слабее. Это в немалой степени затрудняло использование реки зимой в качестве транспортных магистралей из-за высочайшей опасности провалиться под лед на той же полынье. Но в целом местных жителей это мало тревожило — у них ведь ни саней, ни телег практически не было, как и тягловой животины. Во всяких случаях в товарных количествах. А отдельные, чуть ли не штучные эпизоды роли никакой не играли. Из-за чего на зиму жизнь замирала. В основном. А какие-либо торговое или транспортные предприятие становились весьма проблемным делом.
Но только не в крошечном государстве Ярослава.
У него ведь были уже и нормальные телеги[1], и сани, и конные волокуши для сена. Для зимнего периода он начал применять лыжи, для славян тех лет не характерные, а для распутицы — плетеные мокроступы, совсем ни кем в округе не применяемые. А ведь в них можно было летом ходить по болотистым почвам, а зимой по рыхлому снегу. Да — все в весьма ограниченном количестве. Но не суть. Главное, что это уже было, применялось и, на удивление, органично стало входит в обиход, так как не вступало в противоречие с «праотеческими» традициями. Хуже того — не только применялось, но и эволюционировало.
Так, например, изменились штатные колеса для фургонов и прочей колесной техники. Намучившись с древнеегипетской технологией, он плюнул и перешел к более традиционному для Европы формату. Точеная на примитивном токарном станке втулка была перехвачена обручами. Двухэлементный обод из гнутых элементов, соединенных в паз и укрепленным кованым обручем. И тесано-струганные спицы, вставляемые в пазы втулки и обода.
Да, древнеегипетские колеса колесниц, клееные из V-образных гнутых заготовок получались легче и даже прочнее. Но проблем с ними было намного больше. А главное — клея уходило весьма немало. Да и делать их много, особенно про запас, выходило непросто. А начав применять обозные фургоны для гражданских нужд Ярослав просто выпустил джина из бутылки. Запрос на них рос как на дрожжах[2]. На них и на тягловый скот. Так что крохотной мастерской, в которой трудилось всего три человека, пришлось переходить на более удобную в производстве технологию, дабы увеличить выход товара.
И сани, и телеги, и прочие транспортные средства открывали для новообразованной Руси совершенно уникальные возможности. Из-за чего масштабная трудовая активность на зиму не впадала в спячку. Во всяком случае, направленная на передвижение значимых грузов, заготовке леса и прочих подобных дел. Обычно не впадала. В эту же зиму все оказалось иначе.
Понимая, что весной молодой легион Ярослава ждут большие испытания, а там больше половины — ничему не обученные новички, наш герой не стал их использовать на хозяйственных работах. Точнее использовал, только крайне ограниченно. А не как раньше — половину на пополам, когда регулярная, систематическая и довольно грамотная тренировка с акцентом на строевую подготовку, перемежалась решением насущных хозяйственных задач.
Прямо с осени всех своих рекрутов, а также набранных сверх того добровольцев и варягов-контрактников консул Нового Рима начал гонять сосредоточенно и очень вдумчиво. Маршевая подготовка в намечающемся походе была не нужна. Поэтому первый день бойцы проводили на плацу, оттачивая строевую подготовку и перестроения. Второй — отводили общей физической подготовке. Третьей — специальной боевой. А потом — по новой. И по кругу. И заново.
Причем каждое воскресенье, после двух полных трехдневных циклов, проводилась общая тренировка всего легиона. Маневры. На весь день, направленные на отработку взаимодействия. А потом баня и ранний отбой, позволяющий побольше поспать и лучше отдохнуть. Баня была, кстати, каждый день, точнее каждый вечер, благо, что их было уже три штуки, притом больших и вместительных. И обеспечение их водой и дровами было единственным обязательной хозяйственной деятельностью легионеров.
Почему парились так часто? Чтобы мышцы расслаблялись и людям спалось легче. Да и прогревание по прохладной погоде выступало недурной профилактикой простудным заболеваниям. Болели, конечно, но намного меньше, чем обычно.
В рамках общей физической подготовки бойцы работали на брусьях, турнике, кольцах, отжимались и так далее. Однако у каждого вида войск были и специальные упражнения. Так, например, для саггитариев, то есть, лучников, Ярослав сделал простой, но любопытный тренажер. Два столба, крепко вкопанных в землю. Сверху на ней перекладина, на которой была привязана свободно висящая палка с медным кольцом в центре. Через это кольцо продевалась веревка. На ее дальний конец крепилось отягощение, а за ближний тянули, упираясь второй рукой в палку. То есть, имитируя растяжение лука.
Сначала одной рукой. Потом второй, для симметричного развития мышц, чтобы позвоночник не перекосило. Сначала всего десяток фунтов для отработки техники. Потом все больше и больше. С целью выйти на максимальную тягу, чтобы можно было применять луки с как можно большим натяжением.
И такого добра наш герой навыдумывал в достатке. Всем.
И это — только на физическое развитие.
А ведь был еще и третий день. День, когда легионеры до изнеможения отрабатывали уколы мечом, удары щитом и прочее. Будущие матиарии отрабатывали броски дротиков и работу в связке круглый щит и топор. Именно топор, потому что после перевооружения основного состава на мечи у Ярослава осталось довольно много боевых топоров. Саггитарии отрабатывали практическую стрельбу из лука и различные приемы с ним, вроде приведения его в боевую готовность в сжатые сроки. Там ведь не только натянуть тетиву требовалось, но и установить магазин, который в походном состоянии переносился отдельно. А те же фундиторы мучительно и долго практиковались в работе пращой. До тошноты. Однако уже сейчас, спустя какие-то полгода, они своей фустибулой[3] могли оперировать спросонья в полной темноте на очень приличной скорости и довольно компетентно.
Понятно, ни о какой особой индивидуальной точности речи и не шло, как и в ситуации с луками. Консул Нового Рима делал ставку на залповый «огонь» и работу по групповым целям через обстрел площади. Поэтому слаженность и организованность работы стрелков была на порядок важнее, их индивидуального мастерства в целевой стрельбе.
Да, индивидуальное развитие шло. В целом. Во всем легионе. Но во главу угла ставилась работа коллективная. На работу в строю. На слаженное взаимодействие разных отрядов. И гонял Ярослав своих бойцов до изнеможения. И легионеров, и варягов, которым не давал спуску ни в чем. Так что по вечерам парни просто падали трупами. Особенно в первый месяц. Он слился для них в один сплошной ад. Потом стало полегче. Но не так, чтобы сильно. Ведь нагрузки не снижались, а, наоборот, усиливались.
Другой момент, что наш герой постоянно говорил бойцам о том, что они делают успехи, они молодцы, что завтра у них получится намного лучше, чем вчера. Да и вообще: тяжело в учении — легко в бою. Хотя, конечно, это помогало мало. И, если бы не клятвы, за нарушение которых в эти годы могли взыскать очень сурово, в том числе и свои, то они бы ушли. Слишком уж все было невыносимо. Лишь к весне более-менее адаптировались. Да и то… условно…
Другим способом подсластить пилюлю была кормежка. Она была просто на убой. В дело шло все. И те бочки с соленой селедкой, что привез Рагнар. И закупленное зерно. И часть выращенного картофеля с горохом. И собственные запасы рыбы, мяса и сала. И орехи. И компоты из сушеных ягод с фруктами. И даже мед по воскресеньям. Никогда еще рекруты так хорошо не кушали. Да что рекруты, даже варяги, даром что были не из обычных селян.