— Ты правда заклинал те дрова?
— Да, — кивнул Людвиг, кажется, поняв, о чем речь. — Конечно же, заклинал. Чтобы были отсыревшими и плохо горели, но дыма не было, ещё не хватало, чтобы ты задохнулась.
— И про истинную пару…
— Тоже правда, — подтвердил он, проигнорировав мою попытку быть осторожной в высказываниях.
— Нам пригласительные написать надо… — запнулась я, пытаясь увести разговор в другое русло. — А то моя бабушка даже не знает, что я замуж выхожу. Текст бы придумать.
— Придумаем, — пообещал Людвиг. — Сядем вместе и придумаем.
И опять поцеловал в шею.
Ну что ж, подумала я, пусть целует. В конце концов, иногда можно…
Глава четырнадцатая. Людвиг
— Ну что? — заинтересованно спросила Берта. — Как она на тебя реагирует? Всё хорошо? Не шипит? Не отплевывается?
— Отстань, Берта, — я вновь открыл книгу. — Я занят.
— Ты не занят! Ты хочешь побыть наедине с собой и наслаждаться воспоминаниями о вашем времяпровождении! — заявила фамилиар, переминаясь с лапы на лапу. — Зигфрид мне рассказывал о том, что она то и дело вздыхала ночью, твоё имя всё шептала… Ну так перебрались бы в одну спальню да признавались бы друг другу в любви! А то этот тут охает да ахает, невесту всё свою вспоминает, да никак не решится быть хоть немножечко активнее!
Я взглянул на Берту так, что она, щелкнув клювом, наконец-то замолчала. Очевидно, поняла, что что-то пошло не так. Вряд ли заподозрила, впрочем, что её гениальный метод по соблазнению девушек, который, как считала Берта, должен действовать абсолютно на всех, просто-таки без исключения, дал сбой.
Вот уж, что называется, с кем поведешься… Это она за долгие годы при маркграфе успела для себя определить главные методы соблазнения женщин?
Я почему-то был уверен, что, если воспользуюсь хоть одним из них, когда попытаюсь проявить своё внимание к Гертруде, буду изгнан прочь. И хорошо, если за наглость меня проклянут так, что останусь жив. Последствия общения с ведьмами: легких путей не найдешь! Зато и кровь в жилах кипит, и к избраннице влечет долгие годы, а не до первого сеновала…
— Слушай, если ты так уверена в том, что "активность" — отличный способ, где птенцы? — не удержался я, когда Берта в очередной раз громко вздохнула. — Вы ж уже целых пять дней знакомы, почему до сих пор до дела не дошли? Фениксы — вид редкий… Чего клюешься?!
Берта и вправду наступала на меня с таким гневным видом, угрожающе встопорщив перья, словно собиралась заклевать до смерти. Клюв у неё был, надо сказать, тяжелый, если ущипнет, потом ещё долго придется заклинаниями рану залечивать да мазями замазывать, а я — такой себе лекарь, чтобы не сказать больше. И иллюзии накладывать не слишком хорошо умею, а на свадьбе никому побитый, исклеванный собственным фамилиаром жених не нужен.
Пришлось сдаться: поставить книжку прямо перед Бертой и встать со своего места.
— Ты б полетала, вместо меня лечить, — предложил я, прекрасно зная, что фамилиар мен проигнорирует.
Как и обычно, в общем-то. Очень удобно быть грозным колдуном-инквизитором, когда твой фамилиар считает, что всё знает лучше всех и имеет право распоряжаться чужой жизнью. А потом ещё будет спрашивать, чего это на неё обижаются, она ж добра хотела!
— Чего мне летать? — проворчала Берта. — Я ещё налетаюсь! А ты бы…
Оставшееся ворчание я уже не услышал: высунулся из окна, прислушиваясь к разговору. Мужской голос определенно принадлежал Казимиру, и ничего хорошего ждать от него не следовало. Конечно, пироги в исполнении Барбары, точнее, сделанные с помощью её заклинания, отбросили его на несколько шагов назад в своём расследовании и дали возможности нам с Герой немного сблизиться и пройти целых три испытания, но это отнюдь не означало, что Казимир успокоился.
Теперь, когда живот у него уже так не болел, и он даже позволял себе отступать от "диеты" и иногда пробовать что-нибудь из приготовленного Гертрудой, у досмотрщика появилось время вредить и делать всё, чтобы наследство досталось государству.
А ему — какие-то приятные бонусы. Уверен, что делает это герр Хогберг не за "спасибо".
— Ох, — а вот женский голос точно был не Геры. — Ну да, конечно, два года! Мы этого жениха и не видали никогда прежде. И Гера мне, своей лучшей подруге, ни разу не говорила о том, что у неё любимый есть! Наоборот! Конечно, и никого из местных к себе не подпускала… Мы вообще уверены были, что Геру это совершенно не волнует!
Это явно была одна из тех двух женщин, что провожали меня к дому маркграфа.
Я поспешно захлопнул окно и, проигнорировав удивленный оклик Берты, выскочил из комнаты. Ещё не хватало, чтобы ведьмы поделились своим мнением по поводу нашего с Герой брака с ведьмаком. Он потом будет на все сто процентов уверен в том, что мы — не то что жених и невеста, а вообще едва ли не кровные брат и сестра.
Или ещё какую-то гадость приплетут.
…Успел вовремя. Рядом с Казиком, опершимся спиной о цветущую яблоню и упорно дергавшим одну из веток, вероятно, исключительно ради того, чтобы урожай вообще никому не достался, переминалась с ноги на ногу пухлощекая Барбара.
К её лицу будто намертво приклеилась неестественная ласковая улыбка. В руках была корзинка, и запахи, которые источало её содержимое, напомнили мне о тех самых горевших пирогах, которыми уже однажды отравился Казимир.
— О, Людвиг! — улыбка Барбары стала ещё шире. А я уж думал, что это невозможно. Надо же, какие неожиданные у некоторых ведьм бывают таланты… — Герр Казимир сказал, что у вас с Герой свадьба меньше чем через две недели! Я вот решила прийти, поинтересоваться, не подсобить бы чем-то… Но не рано ли? Герр Казимир говорит, что у вас давно чувства, но ты ж впервые приехал только неделю назад! И, кажется, Гера была не слишком рада тебя видеть…
Главное, что меня её подружки были страшно рады видеть, пока не узнали, что я чей-то жених!
— Мы с герой по большей мере переписывались, — усмехнулся я. — И Гертруда просто ревновала. Зачем пожаловала, Барбара?
Вообще-то, полагалось обращаться к ней, используя противную приставку "фрейлейн", но я и так с трудом сдерживался, чтобы не говорить ей "эй, ведьма". Всё же, инквизиторские привычки тоже не так легко забываются, и на языке так и крутился десяток неприятных обращений, которые мы всегда использовали на работе, нарочно показывая ведьмам, что надо бы вести себя поспокойнее и скрыться куда-нибудь.
Многие понимали и убегали, даже оставляли обжитые дома в попытке спасти себе жизнь. Другие же, как тот же маркграф, намеков не понимали — и иногда платили за это жизнью.
— Да вот помочь решила! Гере сейчас наверняка не до готовки, так я пирогов принесла, чтоб вам было что есть… — Барбара сдернула платок, укрывавший корзинку, и продемонстрировала мне несколько пирожков.
На вид они были довольно румяные, симпатичные, но… Что-то не так. Магия буквально вопила о тревоге, хотя, казалось бы, еда как еда.
Нет уж, спасибо. Гертруда всё равно лучше готовит.
— Спасибо, — усмехнулся я, — но я сыт.
Барбара наивно захлопала глазами.
— Но я же старалась… Готовила…
— И мы тебе за это очень благодарны, — мой тон всё больше напоминал тот, инквизиторский, который обычно вгонял ведьм в состояние ужаса.
Но Барбара в своей жизни, очевидно, знала очень мало инквизиторов. Возможно, вообще ни одного. Местность здесь была спокойная, вполне возможно, женщина даже не сталкивалась с нашей братией. Другого объяснения я не видел. Гертруда на такой тон реагировала подсознательно, потом, правда, расслаблялась и начинала смеяться. В последний раз, когда это произошло за завтраком, Казик даже записал в свой блокнот, что фрейлейн Аденауэр, возможно, немного не в себе.
То-то он удивится, когда его блокнот окажется внутри совершенно чистым! Кто же записывает ведьминские имена, не спросив саму ведьму об этом? Они все заговаривают официальные обращения. Иной раз пока приговор запишешь, ведьма уже тридцать раз сбежать успеет!
— А я бы, пожалуй, попробовал, — влез вдруг Казимир. — Такие вкусные пирожки! Пальчики оближешь! А то у фрейлейн Гертруды такие не получаются…
Он схватил из корзины один, а потом и второй пирожок и, не сомневаясь в их пригодности, тут же откусил. Скривился едва заметно, недоуменно взглянул на пирожки, но жевать продолжил.
— Ох, — заулыбалась Барбара ещё более неискренно, чем прежде. — Это беда в доме, когда мужчины голодные! Что ж Гертруда-то так не заботится о вас! — женщина сделала шаг ко мне и ласково погладила по плечу. — Кормить же мужчин надо!
— Ну так мужчина и накормлен, — хмыкнул я. — А что герр Хогберг так боится блюд моей невесты, так он, видать, этому статусу не до конца и соответствует…
Казимир вскинул голову, реагируя на оскорбление, но принял решение, что еда ему важнее, и продолжил живать пирожок.
— Удивительно, что Гера растеряла свой талант, — продолжила Барбара. — Она раньше была отличным кулинаром… Или, может, по старой памяти бабушка давала ей свои кулинарные заклинания? А ведь так можно и красоту растерять, и всё на свете… Хорошо, когда есть всё натуральное! — и она будто нарочно дернула плечом так, чтобы платье чуть сползло с плеч, ещё больше обнажая её грудь.
Я с трудом сдержался, чтобы не скривиться. Это она сейчас сравнивает себя с Гертрудой? У моей Геры, конечно, есть недостатки в виде вредного характера, но так это всем ведьмам характерно! Только талия у неё тонкая, как у осы, лицо чистое и красивое, в глазах горит ведьмин огонь, а сила буквально пляшет на пальцах.
У Барбары талия не осиная, а скорее пчелиная, во взгляде — болото болотом, а пальцы, кажется, в жиру. Она руки, что ли, не могла помыть? И по плечу так гладит, что мужчину послабее случайно пришибить бы могла. Силу же рассчитывать надо!
Я на всякий случай отступил ещё на полшага. Барбара ступила следом и ещё раз дернула платье, кажется, надеясь, что оно сейчас порвется, и она предстанет передо мной во всей своей красе.
— Скажи, Людвиг, — проворковала она, — а как ты принял такое важное решение — жениться? Мужчине ведь надо нагуляться в первую очередь… Многие женятся ближе к шестидесяти…
Спасибо, мне ещё не хватало только тридцать лет за своей истинной парой бегать, чтобы потом уже ничего не хотелось, ни любви, ни ласки, ни потомства, ни наследства.
— Возможно, — тут же вмешался Казимир, — в корыстных целях?
— Ну что вы, — ухмыльнулся я. — Любовь — она всегда захлестывает с головой. Покоряет себе людей любого возраста! Даже если б я очень хотел оставаться холостяком до шестидесяти лет, чувства просто не оставили мне шансов.
Барбара вздохнула.
— А мне казалось, все колдуны мечтают встретить своих истинных…
— И никогда не делятся этой информацией с посторонними, — ответил я таким же елейным голосом. — Потому что тайна истинной пары — священна, и раскрывать её посторонним нельзя ни при каких условиях.
Женщина скривилась. Кажется, моя священная тайна истинной пары её очень даже волновала. Ну конечно же! Ни один колдун в своем уме не откажется от истинной пары. А если просто влюблен, то его можно попытаться соблазнить…
Я хмыкнул. Что ж, возможно, она уже попыталась. А то что-то её духи как-то знакомо воняют. И Казик тянется уже за пятым пирожком…
Корзинка стремительно пустела. Казимир смотрел на Барбару воистину влюбленными глазами и, кажется, даже пролепетал что-то о том, что таких вкусных пирожков никогда в жизни не пробовал. Я с трудом сдержался, чтобы не сказать, что именно такие пирожки, с точно такими же вкусовыми качествами, он уже вкушал однажды утром, и это плохо закончилось, но решил не слишком расстраивать Казика.
Барбара даже совершила слабую попытку отобрать корзинку, прикрыть оставшиеся пирожки салфеткой и не дать Казимиру подписать себе смертный договор — она-то наверняка знала, что готовит не слишком хорошо! — но мужчина проявил силу воли и с такой силой уцепился в плетеную ручку, что Барбара вынуждена была передать ему свою тяжелую ношу и сделала шаг ко мне.
— Ох, Людвиг, — проворковала она. — Казимир рассказал мне о том, что вы с Гертрудой претендуете на одно и то же имущество…
— Надо же, какой он болтливый, — скривился я. — Да, мы с Герой познакомились, когда в прошлый раз выясняли этот вопрос.
Не совсем правда, но да ладно.
— Вот как, — заулыбалась Барбара. — Но ведь деньги так портят людей… у меня есть опасения, что Гертруда откажется от этого брака. Она просто влюбит в себя тебя, заставит поверить в искренность собственных чувств, а потом грубо, бесчестно разобьет тебе сердце! Уже есть предпосылки для этого!
Ох как интересно…
— И какие? — ласково поинтересовался я.
— Что — какие? — поразилась Барбара.
— Предпосылки, спрашиваю, какие, — я на всякий случай отступил ещё на полшага — вспомнил, чем именно воняли духи.
…Варить зелья — это всё равно что готовить. Конечно, надо вкладывать ещё и свою магию, чтобы ингредиенты вступили во взаимодействие друг с другом, но если ведьма или колдун не способны правильно порезать мышиные хвосты или в нужную сторону помешать жидкость, то их точно не ждет успех. Гертруда наверняка готовила зелья просто великолепно, раз она с обычной кулинарией справлялась с такой легкостью. Я не считал себя мастером, но знал, что смогу выполнить нужные действия, если проявлю внимательность в должной мере.
А вот Барбара и так запомнилась своими кулинарными шедеврами, и меня почему-то не покидали подозрения, что и в зельеварении она такая же.
Зелье же, приготовленное плохо, распадалось на составные части. Вот и выходило, что любовное зелье, которое должно было пахнуть какими-то цветами, воняло кровью или крысиным пометом, в зависимости от рецептуры.
А уж если выбрать какой-то неправильный рецепт!
С каждой секундой магия покидала духи Барбары, и я, признаться, с трудом мог находиться рядом с нею. Странно только, что Казимир ничего не замечал. Он ведь тоже маг, должен ощутить, что эта ведьма перебрала с любовным зельем! Может, она и в пирожки его подсыпала? Но нет, вряд ли…
— Ах, предпосылки! — проворковала Барбара. — Ну есть много разных… Очень разных… — она совершила попытку прижаться к моему плечу, но я на всякий случай отступил на полшага назад и скривился.
— Фрейлейн Барбара, — произнес максимально официально, — вы с какой целью посетили наш с Гертрудой дом? Желаете рассказать мне о предпосылках? О том, что наш брак распадется, не успев состояться? От вас зельем тянет на половину поселка!
— Что? — всполошилась Барбара. — Не тянет никаким зельем…
— Я чувствую аромат пионов! — заявил Казимир, делая шаг к женщине. — Такой сладкий и такой великолепный! Вы благоухаете для меня ландышами…
Протухшим яйцом…
— Сиренью…
Несвежей крысятиной…
— Розами!
И слежавшимся сеном.
Я, конечно, не озвучил этого вслух, но никакого особого удовольствия от пребывания рядом с Барбарой не испытывал. И вместо того, чтобы броситься в её широко распахнутые объятия, нехотя произнес:
— Мы с Гертрудой прекрасно справляемся со всем сами. Так что, фрейлейн Барбара, обойдемся без посторонней помощи. Спасибо за участливость.
Барбара не ответила. Она надулась, как тот сыч, мрачно воззрилась на меня, а потом повернулась спиной и бросилась прочь. Выглядела женщина достаточно обиженной, но я подозревал, что это очередной магический прием.
— Ах, какая женщина! — пробормотал стоявший рядом Казимир. — Пойду-ка я её догоню!
Я подозрительно взглянул на досмотрщика. Зрачки расширенные, глаза безумные… И вправду, что ли, зелье подействовало? Говорили, любовные зелья не способны разрушить истинную любовь, но могут зацепить тех, кто рядом. Только вот я очень сомневался, что истинная любовь и истинная пара — это слова синонимы.
Признаться самому себе, что кого-то полюбил? Этого ещё только не хватало! Меня и так Гера с ума сводит одним своим присутствием!..
Казик томно вздохнул, выдергивая меня из печальных размышлений, махнул рукой с таким видом, словно прощался со всем живым, и направился следом за Барбарой. Я вспомнил о том, сколько он съел её "качественных" пирожков и усмехнулся: ненадолго ему это счастье. Как только в животе закрутит, мигом позабудет о навеянной любви. А мне бы вернуться в дом да предупредить Гертруду о том, что у её подруг что-то не то на уме.