– Хайюшки, Петрович, – подхожу, вытягивая сжатый кулак. Одна из веток осторожно касается руки.
– И тебе… хау, – Энт общается частично речью, частично запахами и мыслеобразами, отчего понимает его от силы четверть вынужденных переселенцев.
Лёгкое нетерпение, желание вкусно поесть, вырасти…
Прерываю ментальную связь, тряхнув головой. Петрович смущённо кряхтит и произносит:
– Говно-говнецо, да?
– Да, – энт подхватывает меня под коленки и сажает куда-то… на голову, наверное. Где у нас сортир, Петрович знает без меня, просто… этикет, наверное. Не может есть в гостях без хозяев. Или нет… честно говоря, плохо понимаю психику энтов.
Энты второго облика не имеют и в изменении зашли куда как далеко. Не только внешность, но и сознание изменилось стремительно и бесповоротно. Благо, социальные и коммуникативные навыки остались, пусть и покореженные донельзя.
– Говно-говнецо, – тоном гурмана, восхищённого высокой кухней и тёплым приёмом, повторил энт, пуская ноги корни в выгребную яму. Отойдя чуть в сторонку и усевшись на отполированное задницами бревно железного дерева, поддерживаю столь же односложную беседу, стараясь не сорваться на менталистику.
* * *
– Как-то всё это стрёмно, – напряжённо сказал Пашка, – нет, я всё понимаю…
– … в изгнание, – напряжённым голосом говорила Зинпална, выбранная судьёй, – вниз по реке, с оружием и припасами, но без весёл и парусов, положившись на судьбу. В случае, если изгнанники решат вернуться, каждый из присутствующих имеет право и даже должен убить их. Приговор окончателен и обжалованию не подлежит.
На галечном берегу реки собрались все жители товарищества, включая маленьких детей, непонимающе лупающих глазами, сидя на руках у матерей. Огромный плот, сколоченный из брёвен полутораметрового обхвата, вытянулся почти на сорок метров в длину и двадцать в толщину.
Столпившиеся оборотни из стаи Фенрира смотрят зло и непримиримо. Почти полтора десятка… из оставшихся в живых. Брали их шумно, с резнёй, да повесили потом большинство по результатам расследования. Фенрир, взятый живым и моливший о пощаде, умирал долго, сидя на муравейнике. Почти сутки истошного крика… знаменитая регенерация оборотней не всегда во благо.
Всех жителей посёлков мимо провели! Чтоб видели – что будет с теми, кто перейдёт Грань.
На плоту только те, чья вина доказана косвенно и… дети. Принимавшие участие в убийствах, рвавшие зубами плоть разумных. Двое взрослых всего, остальные – дети и подростки.
– Не верят, – негромко сказала знакомая паучиха, – не хотят верить. Я бы тоже не… детей выгоняют.
Маленький кулачок закушен до крови, но в больших тёмных глаза соседки ни тени сомнений в правильности происходящего. Жалость… но никаких сомнений.
– А как ещё?! – Обернулся цверг, очевидно приняв паучиху за противницу изгнания, – Больше тридцати убитых по результатам расследования, каково?! Своих несогласных убивали, противников потенциальных… тайно, разумеется.
– Детей жалко, – паучихи чадолюбивы, но несмотря на мокрые глаза, губы сурово поджаты, – но другого выхода не нашли. Тюрьмы, колонии… это там. Здесь всё иначе. Каждый день убийцы будут сталкиваться с родными убитых… Изгнание для таких слишком мягкое наказание, могут и вернуться.
Наконец плот оттолкнули, и Кочергин в облике дракона отбуксировал его на середину стремительной в этом месте Амазонки.
– Мы вернёмся, слышите?! – Истошно заорал Мишка Семёнов, – вернёмся! Зубами будем рвать ваших детей, жрать заживо! Слышите?!
Огонь с неба оставил от него кучку пепла, а дракон, сделав ещё один круг над плотом, вернулся на берег.
– И это правильно, – с мрачным удовлетворением подытожил цверг, прикрывая голову плетёной из соломки шляпой от начавшегося дождя, – одним уёбком меньше!
Глава 7
Вопрос о реформировании Школы назрел давно, но после убийства общественность наконец-то раскачалась, выделив на это необходимые ресурсы. Отложили даже выход экспедиции на пару дней, дабы наши тяжеловесы в лице дяди Саши, Соколова и Юрия Ивановича смогли внести свою лепту.
Каждый из тяжей заменял минимум полсотни оборотней или нагов, в одиночку транспортируя и устанавливая огромные стволы железного дерева или каменные глыбы. Припахали и меня… да собственно, всех, кто мог делать хоть какое-то подобие артефактов или хотя бы процарапывать руны по трафарету.
Сооружение выходит циклопическим – из тех, что способны (в теории) вынести обстрел средневековой артиллерии или штурм подразделения тираннозавров. Последнее не шутка, параноики среди руководства вполне серьёзно рассматривают возможность существования разумных рептилий и способы противодействия им.
Посреди Школы высится недостроенная пока квадратная башня-донжон, где расположится администрация и учителя. В случае опасности внешней, донжон примет в себя учеников – без удобств, разумеется, но с определённой гарантией безопасности.
– Твою же мать, – выдыхаю, глядя на взмывающую вверх очередную многотонную глыбу, удерживаемую волевым посылом Соколова. Кицунэ среди нас почти полтора десятка, но разница между мощью двухвостого Владислава Рудольфовича и однохвостых его соплеменников колоссальна.
Дальше несложных, легко распознаваемых иллюзий и манипулирования воздушными потоками у однохвостых не заходит. Двое могут похвастаться слабеньким (моего уровня) целительством и давно живут при Госпитале. Четверо демонстрируют склонность к огню, так же слабенькую. Но с ума можно сойти, насколько же перспективен вид в целом! Всего-то второй хвост и… такое. А ведь если верить легендам, хвостов может быть и девять! Всего-то дожить требуется…
– Никак не могу привыкнуть, – провожая взглядом камни в небе, пролетающие по строго определённым маршрутам (падали, да…) соглашается Пашка, положив связку прутков на землю рядом со мной, – силища-то какая!
– А какими интересными стали разговоры о великих древних цивилизациях!
Посмеялись, и Пашка полез бригадирствовать на леса, а я продолжил, сидя под навесом, делать рунические трафареты из металлического прутка. Вышедшие из моих руку, они становились слабенькими такими артефактами, и рабочий процесс ускорялся многократно. Всего-то и делов, что разогреть конец прута в огне, да прижечь деревянную поверхность, пустив Силу.
Привычно уже, по единому шаблону, загибаю пруты, размышляю о всяком. В десятке метров левее возится у походной кузни Захарыч – делает аналогичную работу, но своим, кузнечным методом. Нащупал что-то своё, цверговское… пока прутки трафареты не хуже моих, но вскорости ждём артефакторного оружия.
– Женя! Ёбаный твой рот! – Заорал под ухом тэнгу, грозя кому-то на лесах мосластым кулаком, – тебе жить надоело?! Почему без страховки!? Тебе, опездолу, персонально…
Взмахнув крыльями, прораб тяжело взлетел, матерясь на лету. Рядом со мной упал обслюнявленный окурок…
– Сорри! – Донеслось с высоты, – Женя, мать твою женщину…
– Знакомое что-то… не могу вспомнить!
Изменения продолжаются, и знакомые вроде бы люди и нелюди становятся неузнаваемыми. Ёкаи из числа неопознанных потихонечку определяются с видовой принадлежность, попутно частенько меняя облик и нередко – бытовые привычки, а то и характер.
Часты неловкие ситуации, когда окликают и начинают что-то обсуждать, как с хорошо знакомым… а я и не помню ни хрена, кто же это такой! Позже выясняется, что это, оказывается, Андрюха, с которым частенько пересекался на спортивной площадке – что на Земле, что здесь.
Но я-то запомнил его сперва моложавым спортивным мужиком, смешливым и дурашливым. Позже – худосочным ёкаем насекомого вида.
А теперь вот, неделю спустя… фей! Метр сорок от силы, с огромными радужными глазами, порывистыми крыльями за спиной, сотканными из Силы. Прилагается писклявый голосок и острое чувство собственной неполноценности, лечащееся нарочито брутальным видом. Выглядит это… ладно неизменная самокрутка или трубка, но сапоги-то тебе резиновые зачем?!
Тяжело протопал Петрович во главе бригады энтов, тащащих тяжеленные брёвна. Вопреки подспудным ожиданиям, наши энты не стали экофашистами, готовыми вырезать поселение за срубленное дерево.
– Александра Боброва просят пройти в проектный зал, – прозвучало из громкоговорителя на столбе.
– Захарыч, я…
– Иди, иди, – отмахнулся кузнец, – доделаю. Опять небось вспомнили что-то и на консультацию вызвали.
Назвать себя артефактором в полной мере не могу, но на фоне других…
– Здрасте, – киваю на все стороны, заходя на первый этаж донжона, где и расположился штаб.
– И тебе, – отозвался Соколов от огромной каменной плиты, заменяющей стол, – давай сюда. Мы тут с Михаилом Валерьяновичем проконсультировались, теперь твоё мнение услышать хотим.
Кривлюсь, не скрывая раздражения, не люблю такие моменты. Бывший этнограф, специализировавшийся на славянской мистике, специалист весьма востребованный, даром что его артефакты несколько однообразны. Выведенные глаголицей на листках бумаги и пергамента древние наговоры вполне себе действенны, но… бумага, она и есть бумага.
Глубокие знания (целый доктор наук, шутка ли!?) предмета несколько компенсируются как недолговечность хрупких носителей, так и направленностью. Всё больше сглазы и защиты от них, заговоры от стрел и тому подобное. Отчасти даже действенней моих корявых самоделок – целый пласт древней культуры, не абы что. Зато мои корявости проще приспосабливать к текущему моменту.
Не скрывая неприязненного взгляда, вампир отошёл от стола, скрестив демонстративно руки. На Земле бывший преподаватель попил кровушку у студентов в переносном смысле. А теперь вот… в самом что ни на есть буквальном. Но что не отнять – законопослушен, никаких там обескровленных трупов и обесчещенных под вампирским гипнозом девиц. Всего-то специфика питания.
Не в первый раз замечаю, что нас ссорят специально, вроде как чтобы не возникло сговора двух специалистов. Профсоюза, так сказать.
И вроде как даже не из подлости… Кочергин точно руководствуется благими намерениями, забыв о второй части поговорки. Кицунэ… лис, он и есть лис, интрига ради интриги. Юрий Иванович привык просто, он и руководил примерно так же. Редкостный гандон… отец под его началом успел поработать, вспоминал исключительно матерно.
У каждого из тяжеловесов свои резоны – исключительно верные, разумеется… но всё равно неприятно.
Попытки поговорить проваливается – когда аргументы, пусть даже неосознанно, подкрепляются Силой, легко принять на веру всё, что угодно. Привыкаем потихонечку к феодализму и Праву Силы.
– Донжон капитальный, а четыре школьных сектора делаем пока временными, Крепкими, но скорее всего будем делать потом из камня, – не моргая, поясняет Юрий Иванович, ставший главой проекта из-за совпадения личной Силы и строительного образования.
– С меня что требуется?
– Прикинь, что тут можно сделать лично тебе, чтобы не переделывать потом.
– Артефакты?
– Да.
Уточнение не лишнее: несмотря на образование и руководящий опыт, Юрий Иванович не самый компетентный специалист, да и интеллект не так чтоб очень. Тупит подчас крепенько, но альтернатив нет – не только оборотни, но и многие другие изменённые просто не станут подчиняться слабому. Начнутся споры, ссоры, невыполнение приказов и работа, ведущаяся ни шатко, ни валко. Проверено.
Приходится к подобным спецам приставлять в качестве замов специалистов реальных. Другое дело, что такие вот Юрии Ивановичи не всегда прислушиваются к их мнению. Или как вариант – искать по-настоящему сильного изменённого, готового пойти под начало более слабого, но компетентного руководителя. Как ни печально, но таких мало. Инстинкты…
– Угу, угу, – обхожу вокруг макета, – я бы сосредоточился на сигналках прежде всего – чтобы никто из учеников не мог пересечь границы чужого сектора. Змеи сейчас злые, могут и не понять, что псами и волками движет не столько агрессия, сколько дурное любопытство. Затем…
* * *
Кицунэ стоял перед строем, заложив руки за спину и слегка расставив ноги.
– Напоминаю, – начал он, – что это не учения и не соревнования. Никаких первых и последних мест, штрафных баллов и тому подобной хери нет, и не будет. Задача одна – помочь нашему отрядному медику отработать паркур с элементами преследования. Не поймать, не обезвредить! Коснуться!
– Догонялки, да? – Заулыбался Анвар, выпуская и втягивая когти на изменившейся лапе-руке.
– Догонялки на касание, – уточнил Соколов, щёлкая секундомером, – ии… начали!
Длинноухий подросток с раскосыми глазами и лишним весом прыгнул вверх и чуть вперёд, оборачиваясь енотом прямо в воздухе. Упитанное тельце зацепилось за тонкие пружинистые веточки и сменило траекторию полёта.
Двое преследователей не успели это сделать и упали, столкнувшись в воздухе. Послышались эмоциональные слова на незнакомом языке и Анвар, грубо толкнув второго участника аварии, встал, держась за повреждённую руку.
– Брат, извини, брат, – тут же повинился он.
– Ничего… погнали дальше.
Бобров казался неуловимым, мастерски используя преимущества сильного человеческого… антропоморфного тела и лёгкого звериного.
– Что творит, поганец, – восхитился Соколов, наблюдая за носящимся по кронам деревьев енотом, – тридцать человек поймать не могут!
– По тонким веткам бегать кроме него никто не может, – хмыкнула Лия скептически.
– Пусть… у каждого свои преимущества. Можешь что-то лучше других – делай! Ребятам никто не мешал скооперироваться и устроить загонную тактику.
– Что творит! – Восхитился кицунэ, не отрываю взгляда от происходящего, – видишь? Да левее…
– Где?
– Где старый след от молнии…
– Ага. Сидит… личинку жрёт.
– Жрёт… иллюзия, – усмехнулся Соколов, – рядышком стоит, фак показывает. Издевается, поганец!
Дунув в свисток, объявил об окончании догонялок. Разгорячившиеся приключенцы прыгали вниз по веткам, обсуждая игру.
– Замечательно, – подытожил Владислав Рудольфович, – могу сказать, что наш медик наконец-то научился убегать! Кроме шуток, большое достижение! Как боец он, сами знаете, слабенький. Ну да медику это и не нужно.
– Как боец, как хуец, – пиная попадающиеся под ноги гнилушки, бурчу негромко, чтобы Соколов не услышал, – хули ж меня сравнивать в рукопашной!? У большинства здесь масса мышечная вдвое выше моей. Или богомол, против которого вообще шансов нет. У меня вон артефакты… С ними любого почти в отряде сделаю. А, хули толку! Если мозги мышцами даже у кицунэ задавлены, спорить бессмысленно!
* * *
– Карта… какая есть, – в голосе Кочергина мелькнуло смущение, – кхм… не учили меня, так что сами видите – каляки-маляки.
– Нормально, командир, – подбодрил его один из приключенцев с военным прошлым, – Точность достаточно высокая и масштаб соблюдён, так что ориентироваться можно.
– Ты-то откуда знаешь, – но вслух не проговариваю, не тот момент.
– Пролетел по верху, – продолжил Кочергин, – иногда приземлялся, но… Я уже говорил, что будучи драконьем обличии воспринимаю мир несколько иначе?
Руководитель экспедиции развёл руками, виновато улыбаясь, и у меня засосало под ложечкой. Нехорошо как-то экспедиция начинается – неправильно это, когда командир демонстрирует неуверенность и пытается заранее отстраниться от возможных проблем.
– А дядя Саша ни хрена не лидер, оказывается. Хороший мужик, яркий и отчасти даже сильный, но никак не потенциальный капитан производства и отец-основатель. Одним из лидеров быть способен, когда ответственность хотя бы отчасти коллективная. Не более.
– Сперва его авторитет и уверенность в себе держались на том, что он уникальный для нас специалист, востребованный и нужный. Потом – что он одраконился и не имеет конкурентов в силовом противостоянии. А так… да, хреново. Хм… хреново для экспедиции, а вот для общины и меня лично… нужно будет обдумать.