— Всё верно.
Господин Рой называет цену и кладёт на перегородку договор:
— Типовой.
Причин сомневаться у меня нет, папа с господином Роем работал, сколько себя помню, но также папа учил меня читать, что я подписываю. Подписывать буду не я, но я посредник, а это для меня ещё большая ответственность. Да и папа каждый раз внимательно проверял договор. Я прочитываю и передаю мадам.
В отличии от меня, она подписывает не глядя.
— Я начну работу сразу после получения аванса.
— Мы прямо сейчас пойдём в банк.
— Господин Рой, — вмешиваюсь я. — Мы сейчас перешлём копии письма и конверта, а также копию постановления о закрытии дела и изложение основных фактов от меня. Полагаю, вам пригодится. Полный пакет материалов отправим обычной почтой.
— Мирта, хватка у тебя отцовская, подумай о получении лицензии частного следователя. Мадам, я проведу самую тщательную проверку и найду доказательства. До связи.
Астральный двойник размывается, свет гаснет.
Сеанс окончен.
Дежурный снаружи убирает фрагмент скорлупы, приглашает нас к выходу. Я провожаю мадам Ох обратно в зал ожидания, а сама прошу второй сеанс, но обычный, а вещественный. Переслать документы на старый материк невозможно, но можно через астральную проекцию сделать всё те же копии. Мадам остаётся только оплатить.
— Теперь в банк или на почту? На почту ближе, но чем быстрее господин Рой получит подтверждение перевода, тем быстрее примется за работу.
Мадам выбирает банк.
И оплачивает не только услуги частного сыщика на старом континенте, но и мою учёбу. Теперь я из кожи вывернусь, чтобы раскопать правду. После банка мы возвращаемся на почту, отправляем копии документов как обычную посылку — в конверт они просто не помещаются, упаковываем в короб.
На улице я останавливаюсь перед ожидающим нас экипажем, чешу кончик носа. Надо как-то аккуратно сплавить мадам Ох обратно в «Белую жемчужину». Время обеденное, и понятно, что мадам будет обедать в ресторане. А я? Позволить ей кормить меня мне гордость не позволяет. То есть надо где-то перекусить…
— Мирта, ты ведь останешься ночевать у меня?
— Мадам…
— Мирта, я понимаю… Нет, если честно, я скорее не понимаю. Мои родители были весьма обеспеченными, муж тоже был состоятельным, а теперь и вовсе разбогател. Я не умею беспокоиться о деньгах, не переживаю о тратах. Ты, я вижу, беспокоишься. Знаешь, Бер тоже был тем ещё гордецом. Но давай со мной между гордостью и здравым смыслом ты выберешь здравый смысл? Тебе ведь ещё письма читать.
Письма — это аргумент.
Я сдаюсь.
— Но прежде… Мирта, я видела твои вещи. Как ты собираешься отправиться в академию?!
— У меня есть вещи.
Две блузки, которые я носила в колледже, туфли и чёрные приталенные брюки. Не густо, но вполне достаточно. Да, я буду выглядеть… бедновато. Особенно в сравнении с сокурсниками. Но ничего предосудительного, деловой стиль.
— Нет, никуда не годится! Мирта, я приглашаю тебя пообедать, а потом мы пройдёмся по магазинам. Тебе же нужны тетради.
— Мадам Олвис!
— Ох, Мирта, соглашайся. Иначе я куплю на свой вкус и перешлю прямиком в общежитие.
— Вы знаете толк в угрозах, — хмыкаю я.
— Мирта, я тебя одеваю не из доброты и щедрости. Это не подачка! Как ты собираешься выяснить, что случилось с Риноном? — на глаза мадам наворачиваются слёзы, но она их быстро смаргивает. — Даже я, далёкая от расследований и всего с этим связанного, понимаю, что тебе придётся общаться с второкурсниками, расспрашивать их. Если ты не будешь выглядеть человеком их круга, они не станут отвечать на твои вопросы.
Да, это проблема, но я подозреваю, что тряпками её не решить.
— Я притворюсь знакомой его семьи.
— Идём, — решительно отмахивается мадам, подхватывает меня под руку.
Я могла бы вырваться, настоять на своём, но… я не могу не признать правоту мадам Ох. Если бы я шла просто учиться, моего более, чем скромного гардероба, было бы достаточно, при этом считают меня бедной дурнушкой или или заслуживающей внимания особой, совершенно не важно, важна справка о наборе пройденных курсов. Но я иду не просто учиться. Я должна подобрать ключик к приятелям Ринона, а они, скорее всего, из богатых семей.
Демоны!
— Пошить одежду мы не успеваем, — сетует мадам Ох. — Придётся довольствоваться готовым.
Швейцар распахивает дверь в самый дорогой магазин столицы. Только здесь предлагают модные новинки со старого континента.
Глава 9
Я закатываю глаза.
То, как выглядит человек, это очень важно. По одежде «читается» гораздо больше, чем считают обыватели, причём бессознательно. Если видишь хмыря в грязнущей рваной рубахе и штанах с подозрительными пятнами по внутренней стороне ноги, не ждёшь от него галантного обращения, зато легко представляешь его набравшимся и храпящем под стеной кабака. А если мужчина одет с иголочки, гладко выбрит, то он воспринимается успешным человеком, достойным внимания. Для женщин внешность работает точно также. Всклокоченная неряха, от природы красивая, уступит менее привлекательной сопернице, если та одета элегантно и со вкусом. Можно сколько угодно кричать про ценность внутреннего мира и бренность пустой мишуры, однако от правды жизни никуда не деться: одежда — это всегда своеобразное послание человека миру, рассказ о себе, визитная карточка.
Но зачем же тратиться на самую дорогую?!
И на что тратиться? Брюки с блузкой, которые я носила в колледже вполне годные…
— Начнём с платья! — объявляет мадам Ох. — В этом сезоне в моде зелень всех оттенков. Мирта, полагаю, зелёный тебе пойдёт, не придётся ничем оттенять.
— Зачем мне платье?!
Не спорю, можно надеть и платье, только идея не очень удачная: ношение форменного жилета обязательно, а проверить, как он будет сочетаться с выбранным нарядом мы не сможем.
Продавщица вместо обычных платьев с готовностью демонстрирует вечерние, а мадам Ох ни капли не возражает.
— Мирта.
— Да?
— Когда первокурсники знакомятся со старшекурсниками?
Я досадливо морщусь.
Мадам, демоны побери, права, прежде всего мне нужны не перваки, а второкурсники. Но как же неприятно!
— На празднике.
— И в чём ты пойдёшь на праздник?
Я не любительница подобных мероприятий, но пойти придётся — работа.
— В платье, — сдаюсь я.
А мадам добивает:
— И ожерелье обязательно подберём!
Мне остаётся лишь терпеливо сносить примерку. Чувствую себя куклой в руках девочки, решившей поиграть в ателье. Мадам отдаётся процессу с энтузиазмом, увлекается, и у меня складывается стойкое впечатление, что она и вовсе забыла, чем именно мы занимаемся, и перебирает наряды, прикидывая, какой подойдёт мне больше.
Надеюсь, у меня есть право голоса?
Платье с пышной юбкой я забраковываю слёту — слишком много слоёв ткани. В таком платье надо грациозно вышагивать, быстро пойти уже не получится, по крайней мере у меня, с непривычки. Я почти всё время в штанах, мне любая юбка неудобна, а уж такая… Платье-«рыбку» я тоже забраковываю. Юбка сужается к коленям, а затем резко расходится в стороны. Силуэт в платье этого кроя отдалённо напоминает рыбу.
— Мадам, мадемуазель, взгляните, — щебечет продавщица, почуявшая выручку.
Довольно простой наряд, декольте прикрыто кружевом, а лиф щедро расшит бисером. В целом мне даже нравится. Померить я согласна, хотя сама мысль, что мадам будет оплачивать мою одежду до сих пор вызывает внутренний протест.
Взгляд цепляется за платье, задвинутое в самый угол.
— Покажите, пожалуйста.
— Да, конечно. Мадемуазель, должна предупредить, это платье у нас довольно давно, с начала сезона. Оно… не самое удачное.
— Я взгляну.
Продавщица послушно вынимает его и вешает на специальный крючок перед примерочной:
— Как вам? Расшитое…
— Я померю, — перебиваю я.
Мадам задумчиво склоняет голову к плечу. Я внутренне напрягаюсь. Оплачивает покупку она, а значит, решающее мнение её.
Продавщица отдёргивает для меня шторку примерочной и явно намеревается зайти следом. Я протягиваю руку к вешалке:
— Полагаю, я справлюсь. В любом случае мне нужно платье, с которым я сама справлюсь.
Продавщица понимающе кивает и выходит, а я чувствую, как к щекам приливает краска. Тьфу! Я уж и не помню, когда последний раз смущалась. Нет, дело не в том, что мне неловко раздеваться перед посторонней, отнюдь. Да и раздевать всего-то до белья, нательная сорочка прикрывает почти как рубашка. Сама от себя не ожидала, но мне неловко за лишние волоски на теле. За гигиеной я слежу, а вот за такими «дамскими» мелочами — нет.
Какое мне дело, что подумает продавщица?
Я быстро скидываю блузку, штаны.
Приглушённо-зелёное платье я выбрала, потому что оно раздельное. Когда оно надето, смотрится единым целом, но можно носить отдельно жёсткий корсет и отдельно длинную юбку. Платье при небольшом усилии превращается в два-три варианта неузнаваемых нарядов. Но меня привлекает не это. Обычное платье быстро не снять, а если и скинешь, останешься голым, а тут достаточно распустить завязки, и юбка легко соскользнёт вниз. Переступи и беги, если догадался под юбку натянуть штаны.
С корсетом выходит заминка. Спереди шнуровка декоративная, затягивать надо со спины. К счастью, ленты уже продеты в петли, а я достаточно худая, чтобы натянуть корсет, не выдёргивая их. Я завожу руку назад, прогибаюсь в спине, нащупываю свободно свисающие концы ленты. Намертво я не затяну. Но зачем мне намертво? Мне надо так, чтобы корсет на мне держался, и не свалился в самый пикантный момент.
Я поворачиваюсь перед зеркалом и выхожу из примерочной.
— Мирта, тебе нравится? — осторожно спрашивает мадам.
— Вполне. Что-то не так?
— Одежда должна украшать. Это платье тебя не портит, но я не могу сказать, что оно тебе идёт.
Приблизившись к зеркалу, медленно поворачиваюсь:
— Оно удобно.
— Давай ещё посмотрим?
А письма я буду разбирать ночью. Ладно…
Никакое больше платье мне не нравится, мадам не настаивает, распоряжается запаковать это и пополняет мой гардероб ещё двумя блузками и одной юбкой. Она хотела больше, но я честно предупредила, что хожу в штанах. Мадам украдкой вздыхает.
Я рассчитываю, что следующим будет магазин канцелярских принадлежностей, но мадам указывает на лавку косметических средств.
— Ох, Мирта, я знаю, что ты не красишься. Я не настаиваю на полноценном макияже, но припудрить носик обязательно. И подчеркнуть глаза подводкой тоже обязательно. Заметь, помаду, румяна, тени я тебе не предлагаю.
И снова она права. Отсутствие макияжа заметно. Парни вряд ли поймут, что я без краски на лице, мало кто вникает в «девчачьи приблуды», но по сравнению с другими девушками без косметики я буду смотреться блёкло.
Я молча показываю хозяйке лавки на банку с кремом для депиляции и расплачиваюсь сама. Мадам либо и правда не замечает, либо тактично притворяется слепой.
И вечером, вооружившись этой самой банкой, я скрываюсь в ванной. Ночевать я остаюсь в гостиничных апартаментах, благо доплачивать за меня мадам не нужно, право пригласить гостя уже входит в стоимость.
Ближе к полуночи, пристроив на край стола чашку крепкого чая и тетрадь — их мы купили в последнюю очередь — я достаю из коробки первое письмо.
Ночь мне предстоит бессонная…
Глава 10
Ринон писал домой каждую неделю, иногда чаще.
Почерк разборчивый, но не каллиграфичный, без украшательство вроде петелек и крючочков, округлые буквы будто под копирку отрисованы и нанизаны на невидмую строку, бумага чистая, неразлинованная, даже следа карандаша нет, но при этом слова ровные, вкривь и вкось не «скачут». Иногда заметно, что Ринон при письме нажимал сильнее, чем следовало бы. Злился? Или от излишнего усердия? Пока не понять. Зато можно точно сказать, что за эстетикой Ринон не гнался. Редкие помарки совсем не портят общий вид, скорее, лёгкая небрежность придаёт тексту немного живости.
Сперва я просто прочитываю письма, одно за другим, не вникаю в детали. Сейчас моя задача познакомиться с парнем, понять, чем и как он жил, чем увлекался, где и с кем проводил свободное от учёбы время. Охота на детали будет позже.
Только вот письма оказываются слишком правильными, и я не про оформление, и не про сладкий сироп, который Ринон щедро изливал на бумагу, рассказывая, что безмерно тоскует по драгоценной матушке. Хотя, может быть, и скучал, кто знает.
В письмах Ринон много и с удовольствием рассказывал про учёбу, про работу над курсовой, смаковал подготовку к зачёту. Один раз попалось письмо, в котором Ринон извиняется, что иногда засиживается допоздна и ложится после полуночи.
Чем дальше я читаю, тем отчётливее прорисовывается образ книжного червя и маменькиного сыночка по совместительству.
Люди разные, я вполне допускаю, что Ринон зубрил с утра до ночи, но не верю. Демоны, я готова поспорить на свой шанс получить диплом, что Ринон вполне сознательно вводил мать в заблуждение, руководствуясь принципом «меньше знает — крепче спит», потому что из рассказов мадам Олвис у меня о Риноне сложилось совсем иное впечатление — компанейский весельчак. Да, умный, хваткий, в учёбе успешен, но ни разу не заучка, живущий книгами и только книгами. Натуру по щелчку пальцев не переделать. Так с чего Ринону меняться? А ведь мадам хвасталась, что сын резко повзрослел, стал серьёзным. Подозреваю, что он… не лгал, просто о многом умалчивал. Тем более, если читать внимательно, смутные детали проскальзывают.
Упоминаются имена нескольких приятелей, чаще всего мелькает Конрад Айт, с которым Ринон на выходных выбирался в город.
К именам я ещё вернусь, а пока читаю дальше. О конфликтах ни слова.
Мда, честно говоря, я ожидала большего — намёков, зацепок. А пока кроме имён, ничего полезного. Чёрный чай давно кончился, за окном густая темнота, я читаю в свете настольной лампы. И меня уже клонит в сон. А мне ведь второй раз читать — с карандашом. Сейчас я пометок почти не делаю.
Писем много…
«Мама, она прекрасна, как богиня».
Что?!
Я всё-таки заснула? Я встряхиваюсь, перечитываю последнюю строку. Нет, не сон. Но строка настолько выбивается из общего тона писем, что кажется чужеродной. Интуиция ударяет по нервам.
Выводы делать рано, а вот разбираться надо.
До сих пор девочек Ринон не упоминал, лишь мельком и в связи с учёбой. А по оговоркам «На выходных съездили в город, я докупил тетрадей. Вернулись поздно», можно судить, что парни весело проводили время, и отнюдь не в магазине канцелярских принадлежностей.
Влюбился? Хм…
Девушку Ринон описывал живым воплощением всех возможных достоинств. И невозможных тоже. Как они сошлись в одном человеке чудо чудное. Дженна милая, добрая, умная, решительная, отзывчивая, добродетельная, справедливая, милосердная, красивая. Ринон перечислял, не заботясь о хоть каком-то пояснении. Ни единого примера, как девушка показала себя в реальной жизни. Зато восхваление затягивалось на абзацы. Я быстро поняла, что прекраснее неведомой Дженны в мире девушек нет.
Я возвращаюсь к началу письма. Допустим, парень и правда влюбился, кровь бурлит, голова, наоборот, не варит совершенно. Достоинства, которым святая позавидует, Ринон мог банально придумать. Ему кажется, что девушка идеальна. Влюблённость делает людей слепыми, это нормально. Хотя… не хотела бы я так влюбиться. Надеюсь, даже в самом удушающем розовом мареве свихнувшихся чувств я сохраню здравомыслие.
Ринон посвятил Дженне с десяток писем. Судя по ним, он напрочь забыл про учёбу. Спасало только то, что любовь нагрянула незадолго до экзаменов, накануне каникул. А ещё то, что девушка напоминала ему готовиться к сессии. Ринон писал, что твёрдо намерен жениться, просил отнестись к Дженне, как к родной, обещал привезти её домой. Не привёз.
А ведь получается, что влюбился он незадолго до гибели. Это связано? Дженна, определённо, следует найти. А сперва расспросить о ней.