— Софья Гавриловна, мы уже подготовили комнату для вас и место с отличными соседками для вашей дочери! Лидочка же, да?
Я вцепилась в руку напарницы, будто изображала не старшеклассницу, а детсадовца и категорично заявила:
— Я боюсь спать без мамы.
Опешили все — я в том числе. Ибо фразу выдала своим профессионально отработанным тоном, и звучала она от этого не как каприз, а как угроза. Наверное, только поэтому мужчинка икнул и спорить не посмел. Промямлил только, что кровать в комнате Сони одноместная.
— Мне хватит раскладушки, — заверила я. И прежде чем он сказал, что и раскладушки у них нет, добавила: — Мама наколдует.
В крайнем случае, наколдую я и матрас. Или Соня поспит на полу. Спать на полу на мой вкус намного лучше, чем бегать ночью по территории, особенно если ещё и дождик разойдётся… А впереди-то зима… Боже мой, какое зверство! Элитная, мать их! Вернусь — специально в свою школу зайду и запозорю «конкурентов». Появится у учителей новая пугалка: будешь плохо учиться — переведём в гимназию, где туалеты на улице.
Нас проводили на второй этаж, в комнату где-то в середине коридора. Ни номера, ни какого-то опознавательного знака. Пока я думала, как исправить сие досадное недоразумение, — ведь, задумавшись, я легко могу и обсчитаться, — мужчинка осмотрел нашу комнату и довольно сообщил:
— А здесь как раз есть место на вторую кровать! Я отправлю рабочих, чтоб принесли. Вот только второй шкаф, наверное, не влезет… А две дамы с одним шкафом.
Да, пожалуй, в обычных условиях страшнее одного шкафа на двух женщин мог оказаться разве что один муж. Но сейчас у меня из вещей по два варианта формы на зиму и столько же на осень, так что шкаф я могу Соне чуть ли не пожертвовать.
Только я собиралась озвучить, что мы барышни не вредные, как напарница ткнула меня под бок и смиренно выдала:
— Ничего, мы привычные.
Мужчинка просветлел: пожал ей руку, потрепал меня по голове, стушевавшись под моим взглядом, и убежал по своим делам.
— Странно ты как-то изображаешь трудного подростка, — хихикнула Соня, когда мы остались одни и в четыре руки накинули на комнату заглушающие чары. — К маме ни с того ни с сего захотела.
— Ничего, ради благоустроенного домика я готова и паинькой побыть, — сообщила я, довольно заглядывая в уборную. Раковина, нормальный унитаз, душевая кабина — красота! На всякий случай я даже воду проверила — с них станется пустить одну холодную.
— А-ха-ха, да, пожалуй, есть из-за чего напугать директора, — согласилась напарница.
— Какого директора? — удивилась я. Конечно, за таким стрессом и пропустить кого недолго, но директора я не видела.
— Здешнего. Валерия Валерьевича. Он ещё тебе за кроватью отправился.
— Вот это был директор?!
Соня пожала плечами.
— А что тебя смущает?
— На маньяка не тянет, — авторитетно заявила я. Если только у него нет раздвоения личности.
— Почему же? — видимо, решила меня подколоть напарница. — Он, между прочим, упыревед. [7]
— Вот эта сопля поднимает умертвия?! — изумилась я и задумчиво посмотрела на дверь, будто бы она могла разъяснить мне этот вопрос. — Чудны дела наших богов…
— А с чего ты вообще взяла, что он маньяк? — заинтересовалась Соня, во время беседы разбирая чемодан. Несмотря на то, что я готова была пожертвовать ей весь шкаф, одежды она привезла не много.
— У него в школе умирают дети, а он и в ус не дует.
— Он оперов исправно после каждой смерти вызывает, — огорошила она меня. — Местных, правда, а они давно на этом деле крест поставили. И ремонт не просто так — лестницы новые заказывает постоянно, перекрашивает, перила меняет. К тому же молод он, чтобы в таком быть замешанным.
— И сколько это длится?
— Шестьдесят лет с хвостиком.
От неожиданности я аж икнула. Вот это всем висякам висяк! Как за давностью не закрыли-то. Правда, больше на нечисть смахивает, а не на человека. Если в двадцать начинать или в четырнадцать учеником, то сейчас уже под восемьдесят маньяку. Неудобно в таком возрасте молодёжь гробить — самого могут с лестницы спустить.
— А проверяли людей, кто здесь столько лет торчит? Или в окрестностях, уж на то пошло?
— Когда первый раз заинтересовались, тогда проверяли, но это ж в каком году было. Пара десятков лет, поди, прошла, — пожала плечами Соня. — И раз тогда не поймали и подозреваемых на контроле не оставили, значит, не нашли никого. Саша, правда, что-то нарыл, поэтому и уболтал начальство его пустить на расследование. Но что, он мне так и не сказал.
— Кстати, никому дела нет, а Сашка-то с чего в это полез?
— У его друга здесь сын погиб лет пять назад.
Оставалось только головой покачать и порассуждать на тему, чем вообще люди думают, отдавая сюда детей. Риск-то, если посмотреть, не такой уж и маленький.
— Сашка спрашивал, ещё давно спрашивал. Игоря с Диной случайно занесло сюда на день открытых дверей, да так им понравилось, что никаких отговоров они и слушать не хотели. А после Антошкиной смерти… не говорить же им, что сами виноваты?
Не говорить. Но виноваты сами.
— У них здесь и младшая дочка училась. Так они после смерти сына её забирать и не подумали. Хотели на новый учебный год отвезти, но она сбежала из автобуса к бабушке. Так Дина ещё уговорить пыталась, хорошо мать у Игоря оказалась крутого нрава. Она и документы забирать ездила.
Всё-таки ума нет — считай калека. Это ж не просто хождение по граблям — это танго с граблями. И чую, не они одни здесь таким занимаются. Вот если бы все вели себя сознательно, не тупили, не глупили, не велись на разводы, не верили мошенникам. Какая бы настала тогда жизнь? Смертельно скучная, наверное.
ПРОЛЁТ ТРЕТИЙ — СО СНОМ И КОФЕ
Нормальная работа выгодно отличается от учёбы не только оплатой труда. Помимо этого, добравшись до своего стола с утра, ты не обязан сразу же изображать бурную деятельность. Можно налить себе чашечку кофе, продрать глаза, сходить зубы почистить, в конце концов.
На учёбе — шиш тебе. Мне, правда, повезло. Зелёные желторотики почти все отсели на галёрку, оставив прекрасное место на первой парте. Учительница географии — молодая блондинка с острым носом — стояла аккурат на уровне третьего ряда и не мешала мне досыпать.
Снился мне какой-то кошмар. Будто бы у меня появилась новая начальница, которая напропалую сякала и хотела отправить меня в командировку в Слюдянку. В Слюдянку мне не хотелось отчаянно, я даже не помню почему. А потом я проснулась, и оказалось, что сякает наша географичка. Это для меня был настоящий шок — после осознания этой ужасной истины дальше спать я так и не смогла.
Видимо, к счастью, потому что учительница как раз села за свой стол и захотела провести опрос. И начать решила по алфавиту. О, как я радовалась, что у Сони фамилия Новикова!
— Учти, — предупредила учительница какого-то с виду обалдуя, но из богатеньких, — я поблажек не делаю и ни с чьим происхождением не считаюся.
Хотелось скорчить морду, как будто я лимон проглотила. Но портить отношения в первый же день учёбы в месте, где меня легко могут переселить в комнату с туалетом на улице, не хотелось. Поэтому я просто как мантру приговаривала про себя, что спокойна. Совершенно. Абсолютно. И на всякий случай зажмурилась.
— Повторим Иркутскую область, она посложнее.
Вообще мы весь урок повторяли Иркутскую область, если верить учебникам на партах, заголовку на доске и карте рядом. Поэтому я бы удивилась, переключись она вдруг на Африку или Океанию. Но мало ли какие тараканы у кого в голове.
К доске вызвали явного двоечника — парень не мог найти Залари, а я с ностальгией вспоминала, как распутывали дело в трёх деревнях рядом. Там жил народ, пришедший не то с Польши, не то с Голландии, и уж сколько с собой собственных волшебностей принёс… Помимо нужного зелья я оттуда ещё целую тетрадь новинок вывезла.
Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, так закончились и воспоминания, а мальчик не нашёл ни Залари, ни Зиму, ни Усолье, ни даже Братск, но это уж вообще позор.
На третьем идиоте я не выдержала: попросила соседа присмотреть, чтоб географичка не спалила, и достала атлас. Пара пассов руками над листком бумаги, и две карты синхронизировались. В Вихоревку, где когда-то мне пришлось помогать коллегам с Братска — пассажиров поездов дурманили где-то на линии, пришлось всю ветку обшаривать — я ткнула с остервенением. Мой сосед вытаращился на меня, не понимая, что я делаю. Потом догадался глянуть на большую карту. К счастью для идиота у доски, яркое пятно он тоже увидел и поспешил в него ткнуть.
Дальше пошло споро. Не только этот внимательно следил, но и остальные, после затяжного молчания на первом вопросе, отвечали по моей подсказке. Только один из всего класса справился сам, без меня, хотя и не сказать чтоб бодро. Впечатление у меня складывалось удручающее: то ли класс слабый, то ли про всю гимназию ничего хорошего не сказать. Хотя, может, это такой предмет… Типа вспомогательный, зачем учить…
На расчётке мне узнать, права я или нет, не удалось — я просто уткнулась в тетрадь и зарешивала разочарование задачами. Кажется, сосед с воодушевлением скатывал, но молча — боялся, видать, спугнуть счастье.
На словеске, без которой, казалось бы, никуда, впечатление не исправилось. Учительница — дама предпенсионного возраста чрезмерно полная в нижней части — явно знала своё дело и постоянно ворчала, как они будут колдовать, если так безответственно учатся. Сегодня сдавали короткое заклинание на освещение. Нас такому не учили — предпочитали дать создание артефакта или обращение предмета в светоч — но на десятом ученике текст я уже знала, хотя девятнадцатый отвечающий ещё запинался.
— Плохо, господа, — резюмировала учительница, разглядывая журнал. — Очень-очень плохо. Хорошо, что я вам ничего сложнее ещё не давала. Лида, тебя я не буду спрашивать сегодня, раз ты только первый день учишься, но на следующем занятии…
— Ой, а можно сейчас? — попросила я, боясь, что за пару дней текст я не буду помнить столь же отчётливо, как после двадцати одного повторения.
— Нет, ну если сейчас…
Перебив её, я нудно и без выражения пробурчала текст. Этому заклинанию на выражения было наплевать — слишком простенькое. Поэтому передо мной без промедления возник небольшой светящийся шарик.
— Вы проходили, что ли? — взволнованно спросила она. Её чувства напомнили переживания первого свидания, чем немало меня удивили.
— Нет, я, пока ребята отвечали, запомнила.
Она всплеснула руками. Она восторженно приоткрыла рот. Она напугала меня, как не напугал бы несущийся на меня бурый медведь!
— Боги мои, боги! Наконец-то хоть кто-то! Лидочка-умничка-солнышко!
Остаток занятия она объясняла заклинание темноты, которое мы должны были заучить дома, а я хоронила свои помыслы о том, чтобы стать трудным ребёнком. Права была Соня, паиньку в себе не изведёшь. Особенно с таким контингентом.
Стоило звонку прозвенеть, как всех из кабинета будто ветром сдуло. Остались учительница, я да сосед мой почему-то подзадержался.
— А ты… в столовую бы поторопилась, а то там сейчас очередь. Я бы проводил…
— В столовую? — удивилась я. Ах да, третий урок, большая перемена. Толкучка, так себе еда и масса прочих приятных впечатлений. — Спасибо, я не голодная, после занятий перекушу, — улыбнулась я в ответ. Всё же приятно, что обо мне заботятся.
Желудок, конечно, припомнил, что сейчас вообще-то полагается пятнадцатиминутный ритуальный перерыв на чай, но голова была категорически против слишком тесного общения с местной школотой.
На уроке зелий я впала в уныние уже от одного вида учителя. Нет, мальчик он, безусловно, симпатичный: светло-русый, кареглазый, с приятной умиротворённой улыбкой. Волосы, на мой вкус, только длинноваты — аж в хвостик со спины собраны. Но это если рассматривать его как мужчину, а не как учителя. А для учителя он был слишком молод, слишком симпатичен и слишком спокоен. В совокупности с тем, что официально у нас был класс зельевиков, всё было куда хуже, чем очень плохо.
В унынии под аккомпанемент бурчащего живота я лежала на парте неожиданно недолго — передо мной положили шоколадку.
— Спасибо, — поблагодарила я, пока даритель не передумал, и с другой стороны поглядела на соседа. Несмотря на то, что ушёл он последний, вернулся из столовой почти первым. — А какой повод?
— Срез знаний по расчётке. Ты случайно решила оба варианта, — улыбнулся он мне проказливой белозубой улыбкой.
…ять! Отвыкла я от школы… А я ещё гадала, что за разделение заданий в два столбика под римскими цифрами. Чувствую, второй препод придёт от меня в восторг, и вообще хана. С горя конца шоколадки я даже не заметила, хотя подумывала растянуть.
На перекличке я узнала, что соседа зовут Максом — спрашивать было неудобно. А ещё — что если на других предметах класс просто халтурит, то на профильных зельях вообще стоит на ушах. Правда, в гробовой тишине, потому что молодой учитель попросту выключает звук и объясняет материал в своё удовольствие. И объясняет так… чудесно объясняет. Понятно, чётко, просто. Даже я кое-что новое для себя почерпнула, правда, по знахарским зельям, а не по ядам, с которыми обычно работаю.
Слушала я с удовольствием, тем более что никто перебить не мог. Мешали разве что пролетающие над головой предметы.
Папа обычно выдавал от простуды такую рецептуру, что я предпочитала съездить к нему за зельем или забаррикадироваться носовыми платками. А тут просто, легко, хотя, по-любому, рецепт тот же самый.
— Вопросы есть? — спросил учитель и убрал звуковую завесу.
Вмиг стало шумно, как на базарной площади, однако ни у кого из класса вопросов не нашлось. А у меня было аж два. Во-первых, я хотела знать, как зовут моего принца с деревянной лопаточкой, стоящего перед чугунным котелком. Но это я решила уточнить у Макса. А во-вторых…
— Да, Лида? — заметил мою поднятую руку учитель.
— А обязательно деревянным предметом помешивать, или материал не повлияет на качество зелья?
Сперва мне показалось, что он опять выключил звук, но, посмотрев по сторонам, увидела озадаченные лица одноклассников, удивление учителя… Чё-о-о-орт! Это слишком сложный вопрос для школы! Мозги… Где мои мозги?!
— Нет, не обязательно, — порадовал учитель меня, когда отошёл от шока. — Материал на качества зелья влияет в основном в дурманах или очень опасных лекарствах, которыми при передозировке легко отравиться. Обычные болезни такими не лечат.
Если он маньяк, то я сейчас сдала себя с потрохами. Зато честь школы защитила на четыреста процентов. После сегодняшнего вся гимназия будет знать, что в Иркутске выпускают гениев, которым потом в подмастерье идти нет смысла.
Прозвенел звонок, ребят из кабинета сдуло не так быстро. Один из мальчишек и вовсе задержался, чтобы что-то пошептать за спиной у учителя. А когда наш зельевик повернулся ко мне спиной, на ней уже красовалась чёрная надпись «лох». Нет, вот паразиты же! Так ни считать, ни заклинание выучить, а как нагадить — золотая память!
Я опять уходила последней. Словно ненароком, коснулась той самой поганой надписи, пока учитель собирал свои материалы. Заклинаний я не помнила, поэтому сводить пришлось привычно — вручную. Видимо, на этом я и погорела, потому что он с усмешкой спросил:
— И что там было?
— Ничего, — попробовала невинно отвертеться я, но навык мгновенно смываться после занятий давно утеряла, поэтому учитель успел ко мне обернуться и спросил уже в лоб:
— Да я в курсе, что они дурачатся периодически. Мне просто интересно, что там было на этот раз. Скажешь?
— Приличные девочки таких слов не говорят! — состроила я из себя оскорблённую невинность. На самом деле лексикон у меня была куда обширнее, но чтоб я человека обзывать начала, он сначала должен меня основательно вывести из себя. — Вы лучше скажите, если всё знаете, почему позволяете им так поступать с вами?