=37
Теперь была ее очередь метаться у меня по кровати, тут уж я себя не сдерживал, возвращая ей долг.
— Слав, — со стоном выдохнула она, — попробуй руками…
— Что? — улыбнулся.
— Пожалуйста, хочу твои пальцы… Говорят, это кру-уто…
— Правда? — дразнил, хотя внутри все сжалось — моей девочки никто не касался руками?
— Говорят…
Когда коснулся ее пальцами, она вздрогнула. Вот и красный проводок… Погрузить в нее большой стоило адского терпения, но с губ все равно сорвался глухой стон. Только она вряд ли услышала за собственным.
— М-м-м… — подалась бедрами вперед, впиваясь пальчиками в одеяло.
И я пустился в чувственные исследования, уже ничем не сдерживаемый. Бомба, кажется, рванула и вынесла остатки страха, превращая нас в почти нормальных голодных любовников. Почти… Я все еще не касался ничего, кроме ее сердцевины, ну а что еще нужно? Да, хотелось схватить и трахнуть до звезд перед глазами и ее криков, но и происходящее меня устраивало… почти. Потому что ее дрожь, стоны и тяжелое дыхание окупали ограниченность с лихвой. Кристина была голодной… доводить себя ласками и позволить довести себя мужчине — совсем не одно и то же. Она взорвалась в моих руках с такой силой, что я едва не последовал за ней, настолько «подключился» к ней, слился с ее эмоциями и впустил себе под кожу.
— Слав… — прошептала она на вдохе и зажмурилась, сдерживая слезы, — ты — лучший…
— Свяжешь?
Надеялся, что нет, но она только судорожно вздохнула и потянулась к платку. Ладно, не так быстро… Я ловил ее подбородок губами, празднуя последние минуты свободы, пока она вязала мне руки. И она попалась в ловушку и повелась на поцелуй — не могла перестать целовать, смешиваясь с ее собственным вкусом на моих губах.
Болезненное удовольствие разлилось в венах, руки напряглись, впиваясь пальцами в ткань в предвкушении. Снова привычный клубок страхов вспорол грудь, и я задержал дыхание. Сердце шарахало в висках молотком, воздуха резко стало не хватать — я ведь знал, что меня ждет, и даже сразу не заметил, что Кристина не связывает мне ноги. Вместо возни со вторым платком она принялась возиться трясущимися руками с презервативом, потом обхватила член и медленно на него опустилась. Я согнул ноги в коленях, стараясь оказаться как можно глубже, и Кристина вскрикнула. Ее мокрое тело, возбужденная грудь и открытый рот хорошо отвлекали от собственной агонии. В кои-то веки не для себя, да, Багратов? Для нее… Не испугать, не навредить, сделать все, чтобы осталась…
Как же меня трясло от невозможности потрогать, вцепиться, прижать к себе! От этой потребности, казалось, порвет на части, и я двигался все быстрее, диссонируя с ней, сжимая ее коленями, чтобы никуда не делась. И даже вожделенный оргазм на фоне всей этой прелюдии померк — я захлебывался ощущениями. Губы беспощадно тянуло в улыбке, дыхание сбивалось, и мокрая обессилившая Кристина, распластавшаяся сверху, не облегчала мне задачу надышаться.
В голову лезли грязные маты — только они могли выжать из мозга передоз эмоций, чтобы тот не лопнул. А еще хотелось смеяться…
— Слав, тебе плохо? — встрепенулась Кристина и завозилась с платком.
— Не знаю, — хохотал я.
— Слушай, если тебе не нравится, давай не будем…
Я сцапал ее, едва почувствовал свободу, и рванул к своим губам:
— С ума сошла? Ты как?
— Хорошо, — теперь и она улыбалась.
— Ну вот и прекрасно — мы нашли друг друга. Два больных идиота…
Моя фея рассмеялась, и все черные предчувствия лопнули. Я глубоко вздохнул, стянул резинку и бросил на тумбочку. Больше моих сил сегодня ни на что не хватило.
* * *
Я проснулась от поцелуев.
Когда бы с утра меня так радовало общество Багратова? Кто бы сказал неделю назад, что я буду урчать от его прикосновений — покрутила бы у виска. Теперь едва сдерживалась, чтобы не покрутить попой, подставляясь под его губы. Он не трогал руками, но с ним я чувствовала себя полноценной.
— Малыш, на спинку ляжешь?
Ну как тут было не лечь?
Слава коснулся губами выпирающей косточки на бедре, и я задержала дыхание. Прохладный ветерок скользнул по коже, унося уютное тепло одеяла, накопленное за ночь, но я готова была обменять его на горячий выдох мужчины в самом сокровенном месте, который обещал, что я не замерзну.
Невинный поцелуй сразу же сменился порочным проникновением, и я вздрогнула, выгибаясь. Закусила губы до боли и зажмурилась, зачем-то пытаясь сдержать выдох. Солнечный луч бесновался на лице, как губы и язык мужчины — внутри. Слава был хорош… нет, он был лучший! Первый, кто принял меня такой, какая есть, и мои правила, и это само по себе уже создало какую-то новую эрогенную зону на всей поверхности кожи. Ему не надо было трогать ее — она вибрировала даже от мыслей о нем. А уж от ласки…
— Ммм… — подалась дрожащими бедрами вперед и вцепилась пальцами в простынь, — Слав, пальцы… Да… да… ммм…
Конечно, так меня никто не трогал, и я решила рискнуть, но за всеми этими ощущениями не могла разобрать — хорошо мне или уже плохо. Было все равно. Слава вел — я велась, и было плевать, куда. Я доверилась, и он не подвел… Уже через несколько вдохов я дрожала, сжимала ноги и его пальцы внутри и пошло постанывала, а он все высекал новые и новые искры моего оргазма, выкручивая меня до последнего вздоха...
=38
Когда он навис надо мной, я уже справилась с порывом зарыдать — это был бы перебор для него. Наедине с собой — да, нужно, но это подождет.
— Может, мы попробуем? — заглянул мне в глаза. — Я… здесь… сейчас…
Я растерянно моргнула, и страх, что мгновенное затопил меня по уши, скрыть от него не удалось.
— Быстро… — выдохнула одними губами.
— «Холодно», — нахмурился он.
— Я согрею, — улыбнулась. Не хотелось портить утро, а благодарить мне его было, за что. — На спинку ляжешь?
Он капитулировал с безумно соблазнительной усмешкой, но задержалась она на его губах ненадолго. Теперь была его очередь шипеть сквозь зубы и впиваться пальцами в простынь, а я ловила себя на ощущениях, что впервые удовольствие сделать мужчине хорошо вытесняет болезненную потребность причинить боль...
* * *
После столь насыщенного пробуждения завтрак на террасе меня добил, и я растеклась в кресле, смущенно наблюдая за Славой. Он сидел напротив и с серьезным и внушительным видом намазывал мне тост вареньем.
Погода была хорошая, в воздухе стоял густой запах сосен, морилки и кофе, а в животе порхали бабочки, подскакивая временами к солнечному сплетению и сбивая дыхание. Главной задачей теперь было не обольщаться… Что бы он ни говорил. Дети у «двух больных идиотов» вряд ли могут быть в планах, до этого слишком далеко по витиеватой нелегкой дороге.
Только казалось, Слава для нее создан, для этой дороги. Он, мать его, избранный, как в сказке, преодолеет всех чудищ, сносит три пары железных сапог… хотя, я не готова столько ждать!
— Слав, а можно тебя попросить сесть ко мне?
Он посмотрел на меня таким взглядом, в котором с равной степенью вероятности можно было прочитать «Блин, я могу хоть позавтракать без пороха и фитилька?!» или «А давай бахнем! И весь мир вдребезги!»
— Можно, — улыбнулся, поднялся и направился ко мне с бутербродом. — Кристин, мне нравится твой настрой.
— Спасибо, — поднялась я, чтобы дать ему сесть. — Не привыкла отступать.
— В этом я даже не сомневаюсь, — поднял он руки, давая мне осторожно усесться у него на коленях. — Подашь кофе?
— Ох, рискованную конструкцию мы соорудили. Ты, я, горячее кофе… — улыбалась я, протягивая руку к столику.
— Кофе здесь самое безобидное… Но смотри, чтобы не опасаться понапрасну, надо строить реальные планы на случай непредвиденных ситуаций. К примеру, в случае чего, я выбрасываю кофе с балкона…
— А если не успеешь?
— Выливаю на себя.
— Но предложила то всю эту авантюру я.
— Но я хотел, чтобы ты предложила, ты просто об этом не знаешь. Поэтому к риску я готов.
Если до этого я сидела с прямой спиной, то теперь плечи сами опустились, а губы поползли в стороны:
— Данил бы тобой гордился.
— Я просто знаю, о чем ты думаешь, — проигнорировал он мой комплимент, приближаясь к самому уху: — Что это все — игрушки… Только, девочка моя, — невыносимо возбуждающе и немного опасно зазвучал его голос, — я никому не позволял себя трахать так, как это сделала ты…
— Мне не жить?
— Жить со мной… — и он коснулся губами шеи, переходя на будоражащий шепот. — Поэтому давай ты перестанешь думать, что все это сейчас унесет ветром, и ты вздохнешь с облегчением. Не вздохнешь.
— Звучит пугающе. — Только сейчас я вдруг подумала, что осталась с ним снова одна. Но не в гостинице, где люди, а в какой-то сосновой глуши.
— Зато ты запомнишь, — слышала, что он улыбается.
— У тебя потрясающая способность вести жесткие переговоры так, что никто ничего не понимает, но всем страшно.
— Годы тренировок, Кристина…
— Хорошо, Слав, а что ты собираешься делать с моим отцом? — скосила на него взгляд. Он застыл чертами лица и стиснул зубы — не знал? Или не хотел мне говорить? Глаза мужчины недобро сверкнули. — Если все серьезно, то что с этим вопросом?
Он вздохнул и откинулся на спинку кресла, отдаляясь. Не был готов к такому повороту? Да ладно! А что он хотел, чтобы я забыла о том, с чего все началось?
— Кристин, для меня не так просто забыть все, что меня привело к тебе…
— Ты можешь мне рассказать, что натворил отец и за что ты его ненавидишь?
— Я бы не хотел, чтобы ты знала… — вдруг заявил он.
Это было неожиданно.
— Почему? — решилась уточнить.
— Потому что это мерзко, Кристина, — прорычал он. — Ты его любишь, вот и люби. Встань, пожалуйста.
— Вот и буду, — поднялась с его колен.
Слава молча ушел с веранды, а я уселась в нагретое им кресло и скрутилась с чашкой кофе в руках и чувством тянущей тоски в груди.
* * *
— Говори, — тихо приказал в трубку, сжимая пальцы в кулак.
— Мстислав Сергеевич, Малхас Саудов пропал без вести…
Я шумно выдохнул — ублюдок, который едва не изнасиловал Кристину, должен был попасть мне в руки.
— … Но знающие люди говорят — ему помогли. Он вышел из тюрьмы год назад, доехал до вокзала и все. Больше его никто не видел.
— Кто?
— Ну а вы сами как думаете?
— Марат, я плачу тебе за то, чтобы думать самому?
— Нет, Мстислав Сергеевич, но я думаю — очевидно все. Куваев его похоронил.
Я скрипнул зубами.
— Хорошо, Марат, спасибо.
— Не за что.
Я опустил трубку, глядя на себя в зеркало. Знал же, что она задаст этот вопрос — имеет право. Но я не знал, что ответить.
=39
Предпочел бы, чтобы она забыла про своего отчима… Просто взяла и забыла! С губ сорвался смешок — надо же так влипнуть! Захотеть дочь врага… которая этого врага еще и любит.
Ненависть к Куваеву немного поутихла на фоне того, что сейчас происходило в моей жизни. Но любое упоминание о нем портило настроение, и лишь то, что он там бьется в неведении головой о стенку, немного радовало.
Постояв в гостиной, я направился обратно на веранду. Кристина сидела в кресле и задумчиво кусала губы, глядя на лес, но когда я сел напротив — перевела взгляд на меня, и я не смог сдержать улыбки — как же она непохожа на всех! Трусиха? Вовсе нет. Не воротит нос, играя обиженную, смотрит прямо и требовательно. И уже за это я готов был впустить ее еще глубже, прямо здесь и сейчас.
— Кристин, мне нужно время, — признался с легкостью. — Эта ненависть — она встроилась в мою днк, я слишком долго хотел потребовать ответов…
— Почему не потребовал?
— В смысле?
— Ну ты же не спросил у отца ничего, когда вы виделись…
Я помолчал, разглядывая ее некоторое время. Голова упорно не хотела соединять «тот мир», где я ненавидел Куваева, и «этот», в котором я наслаждался временем с его дочерью.
— Мне не нужно спрашивать, я знаю…
— Ну ты же сам говоришь, что хотел ответов? — Она говорила со мной спокойно, как Дан, без истерики и повышенного тона. Кристина не хотела терять то, что у нас было так же, как и я.
— Не цепляйся за слова, пожалуйста. Я имел в виду — потребовать расплаты за то, что он сделал. — Не хотелось сейчас все рушить, менять на напряжение. Настолько, что я даже готов был к переговорам. — Кристин, дай мне время.
— Слав, я хочу дать тебе время, и ты его заслуживаешь. Но ты же понимаешь, что если ты решишь причинить отцу вред…
— Я не трону его, Кристина, — прервал ее спокойно.
Не знаю, почему, но я больше не хотел на это тратить время — и не сомневался в этом. Может, мне было скучно, когда я приказал копать под Куваева, и я решил все же закрыть свой гештальт в этом направлении, но теперь мне было, чем заняться. Я умел расставлять приоритеты.
— Правда? — тяжело сглотнула она.
— Подожди, — усмехнулся. — Я не могу обещать, что буду с ним здороваться и улыбаться ему, но бить его я не могу, он ведь изменил твою жизнь, вытащил, помог осуществить мечту.
Она открыла рот, силясь что-то сказать, но не смогла.
— Может, я могу ему позвонить? — наконец, спросила осторожно.
— И что ты ему скажешь? — позволил себе осторожную усмешку.
— Что у меня все очень хорошо, — улыбнулась она. — Что ты меня лечишь у психолога, что познакомил с крутым режиссером…
— .. Порно-режиссером, — веселился я.
— Ну, уверена, это ему не будет столь интересно…
— Вот как?
— Да, — засияла она.
— Ну звони, — и я протянул ей свой мобильный.
— А со своего я не могу? — прищурилась она.
— Нет, там заблокированы все российские коды, — и глазом не моргнул я.
Она сузила глаза, продолжая улыбаться, но взяла мой мобильный и сразу же набрала номер.
Я не спускал с нее взгляда, ведь был уверен, уйдет секретничать, но нет — сидит, слушает гудки и не думает убегать. Но все равно в груди неприятно потянуло, когда она оживилась:
— Пап, это я…
* * *
— Да, — послышался жесткий голос на том конце.
— Пап, это я…
— Кристина?! — мигом встрепенулся он. — Ты где?! Как?! Что он сделал?!
— Пап, он познакомил с друзьями в Лиссабоне, мы некоторое время провели там, а сейчас мы в Испании у его друга- психолога. Слава предложил пройти курс терапии, и мне очень нравится…
— Подожди, — слышала, как он ходит туда-сюда, — ты… с тобой правда все нормально? Ты не врешь мне?
— Пап, с чего…
— Да с того, что он бандит! — вскричал отец, и я поспешила сделать звук потише. — Он — сын моего давнего компаньона!
— Давай в этом месте поподробнее, — схватилась я за возможность все узнать, — потому что Слава мне ничего говорить не хочет…
Я глянула на Багратова, но тот ничем не выказал несогласия. Откинулся расслаблено спиной в кресле и созерцал лес перед террасой.
— Я бы не хотел…
— Ты что-то плохое сделал?
— Кристин, это было давно…
— Пап…
— Да, — тяжело выдохнул он, — я принял однажды решение, которое повлияло на жизнь семьи Мстислава Багратова… Но я не мог предположить, что так все выйдет. Его отец повел себя, как последнее дерьмо, и, я уверен, наверняка исковеркал оригинальную версию…
— Так почему вам не поговорить? — перевела я глаза на Славу.
Взгляд того нехорошо заблестел, челюсти решительно сжались, но никаких знаков он мне подавать не стал.
— Я не чувствую себя правым, Кристин, мне есть, за что просить у него прощения, пожалуй. Но, если он захочет, мы поговорим.
— Хорошо, спасибо… Думаю, мы придем к этому. Вы оба очень важны для меня.
Конечно, я говорила это специально так, чтобы Слава слышал, но не для того, чтобы подлизаться, а чтобы он знал мою позицию и привыкал к ней. Я не готова была кого-либо терять.