Дед осатанел, влетел в буфет и в хлам измолотил суку Ворожейкина. Хорошо хоть не посадили, поимели снисхождение к кавалеру двух боевых орденов и трёх медалей. Но со службы погнали и вместо ГДР, переехало семейство Иванченко в Красноярск, отличница и комсомолка Мария свет Васильевна поступила в Сибирский Технологический (он же Лесотехнический) Институт, где и встретила орла ангарского – Володю Новикова…
Если б у родителей была «любовь неземная», не стал бы я препятствовать их знакомству, рассчитал бы примерный срок моего зачатия и «командировал» куда на месяц папу Вову, а потом пускай любятся, я всё равно уже не появлюсь, ну а братишкам-сестрёнкам зелёный свет, – добро пожаловать в СССР!
Но раз уж папаня оказался трахарем перелётным – пускай живут каждый своей жизнью. Никакого Красноярска матушке, – в поверженной Германии пускай учится, глядишь и срастётся с лейтенантом бравым войск танковых. И мамане хорошо и папаня не пропадёт.
Соответственно, план мой ближайшей корректировки тутошней реальности прост как палка – в историческую дату 10.09.1965. перехватить в районе железнодорожного вокзала Красноярска подлеца Ворожейкина и, сработав под урку, покалечить капитана, ограбив для пущего правдоподобия. С моими умениями в госпиталь на полгода определить сексота – да как два пальца об асфальт…
В вагоне народ подобрался практически весь до Красноярска и Ачинска путь держащий, три десятка комсомольцев из Тверской области едут по комсомольским же путёвкам на строительство ГЭС, отчаянно споря, кто и где будет работать, потрясают центральными газетами, упоминая фамилии знатных бригадиров и нормы выработки передовых бригад и миллионный уложенный кубометр бетона.
Почувствовал себя немного Бендером, которого в Золотом телёнке» также комсомольцы в вагоне достали безудержным оптимизмом и поминанием цифры 1000000 всуе.
Но Остап Ибрагимович к тому времени уже заработал миллион и мог себе позволить белые штаны и угостить студентов чаем с бубликами. Мой же персонаж, бухгалтер с Брянщины Виктор успел за час до отправки поезда закупиться более-менее приличной одеждой, и то, более для дороги подходящей, но никак не для парадных приёмов, уханькав на шмотки почти все финансы.
Осталось 18 рублей на всё про всё, ну да ничего. С нашими-то талантами да возможностями не пропадём! Закинулся на верхнюю полку, познакомился с соседями. Внизу расположился солидный, лет примерно пятидесяти мужчина, Владимир Лукич Гусаров из города Ачинска, снабженец местного СМУ. А остальные четыре места плацкартного «кубрика» заняли будущие гидростроители Слава, Миша, Серёга и Егор. Парням лет по 20–22, в армии отслужили, скучать и спиваться в малых городах и райцентрах Тверской области неохота, собирались в Москву ехать, но тут вакансии нашлись на строительство Красноярской ГЭС.
Романтика, комары, тайга, медведи воруют тушёнку и сгущёнку у дежурного повара. Космонавты в гости приезжают, телевидение!!! Стандартный в общем-то набор запросов юношества того времени, ну и зарплату обещали не сравнимую с тверскими копейками, что также немаловажно, хотя комсорг отряда, Леночка Ермакова, большеглазая девица с третьим скорее чем со вторым номером групп, щебечет на весь вагон о трудовом энтузиазме.
Заметил, как сосед Миша косится на порхающую по проходу вождицу и решил с неё и начать, как наживку использовать мадмуазель Ермакову в наичестнейшей схеме обогащения.
Достал блокнот, купленный в столичном киоске, заточил простые карандаши и после трапезы за пять минут наваял очаровательную Леночку в образе сексапильной проводницы. В лучших традициях пин-апа, как полагается: форменная юбка выше колен, ножки стройные, грудь торчком, губки пухленькие, лицо строгое. Стоит комсомолочка у «нашего» одиннадцатого вагона поезда «Москва-Красноярск» и билеты проверяет. Из пассажиров узнаваем только Миша, пялящийся, аж рот приоткрыл, на грудь девушки, остальные же члены отряда исключительно затылки демонстрируют, хотя по гитаре можно опознать Серёгу, по шевелюре и чемодану Егора…
Картинка получилась на загляденье, я ещё в Поветкино, когда «расписывал» руку под почерк Виктора, попробовал себя в «высоком искусстве», призвав Слияние «включиться по полной программе». И теперь я такой ас карандаша (могу и мастером кисти/красок стать, но зачем?) что лучшие художники-графики нервно курят и проливают водку (и виски) на свои убогие творения. Утрирую, конечно, но не так чтоб и сильно утрирую. Киборг жеж! Глаз – алмаз! Рука – циркуль!
Парни как увидели «картину» руки свои потянули.
– Ша, комсомол, не лапать!
– Вить. Ну дай поближе позырить.
– В окошко женской бани будешь зырить.
– Лен! Ермакова! Иди сюда. Иди, говорю, тут ЧэПэ.
– Славка, ты дурак, какое ЧэПэ?
– Да она иначе не подойдёт.
– Что у вас случилось? Не пьёте?
– Как можно, Ермакова. Вот Виктор решил в нашу дорожную стенгазету дружеский шарж нарисовать.
– Правда? Покажите, Виктор. Ой, что это?
– Это не в стенгазету, Леночка, это вам. В подарок. От меня лично.
– Но это…
– Красивым девушкам – бесплатно. Держите.
Аккуратно вырвал листок из блокнота (так, первый пошёл, ещё 95 листов в наличии) и передал отчаянно покрасневшему комсоргу, неотрывно (пардон за «отрывную» тавтологию) ей в глаза глядючи. Та что-то растеряно пискнула, типа «спасибо» и удалилась в свой шестиместный «плацкартокубрик» откуда вскоре послышались восторженные девчачьи визги.
– Понабегут сейчас, – пророчески изрёк Лукич, – ты, Виктор, где так здорово рисовать выучился? И главное быстро как.
– Велика и обильна талантами земля русская, Владимир Лукич, да никак им применения не найдут должного.
– Это да, это точно, – согласно закивал матёрый снабженец, – Витя, а давай к нам в Ачинск. Устроим в наше строительно-монтажное художником оформителем, работа непыльная, полдня или больше личные дела можешь делать.
– Пиши адрес, Владимир Лукич, если на берегах Енисея не пофартит, переберусь к вам, в края чулымские. Стерлядка то есть в Чулыме, не всю ещё извели?
– О! Да ты рыбак! С такими асами сведу, закачаешься!
– Замётано, Владимир Лукггч. Буду в Ачинске, непременно загляну.
Не успели мы с Лукичём перекинуться нехитрыми короткими фразами, как в наш отсек забежали Света, Наташа, Оля, Галя, Олеся и ещё одна Наташа. И предсказуемо заканючили. Ага, щас, обрушу ради случайных попутчиц схему обогащения, как же. Непреклонно послал комсомолок-доброволок, заявив, что стыдно советским девушкам клянчить, а для Лены исключение сделал, потому что она командир, строгий и принципиальный человек и у неё грудь и ноги красивые.
Последний аргумент, как я и рассчитывал, прекратил вымогательство-попрошайничество, ошарашенные таким комплиментарным хамством девчонки словно мешком пыльным отоваренные, ушли к себе и долго хихикали. А потом и просто ржали на весь вагон, получая замечают от проводницы и «семейно-детных» пассажиров.
Лукич преисполнился к брянскому бухгалтеру нешуточным уважением и, вчистую игнорируя комсомольцев, предложил Виктору Сергеевичу «принять на сон грядущий». Будущие строители Красноярской ГЭС, уязвлённые самим фактом отнесения их к молокососам, не приглашением их за «взрослый стол», заспорили как незаметно от Ленки вытащить из рюкзаков и употребить портвейшку.
Пока Лукич хлопотал, подрезая сало и огурцы, принюхивался к самогонке, каковой я был снабжён в дорогу «заботливой» жёнушкой, я мигом наваял портрет ачинского снабженца за работой. Только вместо ножа Владимир Лукич ухватился за ручку, а левой рукой трубку телефонную придерживал, явно какого-то разгильдяя распекая. За спиной же Лукича висел плакат, на котором я схематично, «вмелкую» повторил своё «полотно» с Еленой-проводницей.
Задарив «картинку» соседу, приняли по паре стопок его водки, и неспешно продолжили, чередуя с самогонкой и мужской беседой о космосе и бабах. Алкоголь я мог по желанию расщеплять мгновенно, либо оставлять состояние «приятного подпития». Расслабление было крайне необходимо, недели не прошло после чудесного, просто фантастического «переброса» так что я позволил себе немного «отпустить вожжи»…
Рисовать однако ж не перестал и когда Лукич прервал свой нескончаемый рассказ о суке начальнике транспортного цеха их доблестного СМУ-72, у меня были готовы четыре эпических картины.
– Ну Витюха ни…я ты мастак. Это ж надо!
Молодёжь, конспиративно, из горла выдувшая первую бутылку портвейна, пододвинулась посмотреть работы мастера.
– Бл…!
– Ух ты.
– Дай сюда.
– Здорово!
– Не-не-не, молодые люди. Руками не трогать, а в собственность приобрести – запросто. Пять целковых лист.
– Ну и жила ты, Вит-т-т-т-т-ёк, – сказанул как припечатал Егор.
– В чём проблемы, не хотите, не берите. Всяк труд должен быть достойно вознаграждён.
– Ага, Ленке то за так задарил.
– Нет, я уточнил, что красивой девушке – бесплатно.
– А Владимиру Лукичу!
– Странный ты, Миша, паренёк, всё крутишь, ссылаешься на кого-то, Ленку с Лукином приплёл. Повторю, ваша Элен девушка красивая, решил я впечатление на неё произвести, глядишь в Красноярске и замутим по взрослому, а у Лукича в конторе работать собираюсь. Ну а вы мне кто – так, случайные попутчики. Логично?
Парень обиженно засопел, тем более словечко «логично» он вставлял в каждое второе предложение, корча из себя бывалого строителя, едущего заработать, а не просто романтики нахлебаться. Понятно, мальчишка так пытался потроллить, весьма неумело, даму сердца, объясняющуюся исключительно лозунгами и газетными передовицами.
– Пять рублей дорого, – подал голос Славка.
– За ЭТО дорого? Ребят, да такие картинки от четвертака до полтинника стоят, особенно если не с выдуманными бабами, а хорошими знакомыми изобразить…
– Бл…! – Егор, более других выхлебавший из «конспиративной» бутылки вскочил, долбанувшись о верхнюю полку, полез за курткой. Заказ сделает, прогноз – 146 %!
На четырёх картинках четыре комсомольца-гидростроителя развлекались с неизвестными бабами. Ну, это ПОКА, в 1965 году, они неизвестные, а чуть позже станут весьма даже популярными.
Так, Серёга загнул «буквой зю» саму Саманту Фокс, правой рукой, держа прелестницу за волосы, забранные в пучок, а левой расстёгивая ремень на брюках.
Егор, легко узнаваемый по шевелюре и со спины, зажал в угол полураздетую Монику Веллуччи, с ужасом взирающую на его агрегат, по сюжету вываливавшийся пз расстёгнутых штанов. Нет, сам хрен видно не было, но то КУДА широко раскрыв глаза смотрела очаровательная Моника никаких сомнений не оставляло…
Анджелина Джоли «досталась» Михаилу, завалившему мамзель на стол, аки босс секретаршу, из одежды на Энджи оставалась только сдвинутая на поясницу юбка.
А Слава прислонил к стенке, конечно же, Шерон Стоун…
Лукич только крякал, с мужским интересом разглядывая «выставку». Егор достал портмоне, но вынул оттуда не деньги, а фотографию белобрысой девчонки и, загораживая её от остальных, быстро произнёс: «То же самое, только с ней, и чтоб никому не показывать кроме меня. Сколько»?…
– Чисто из уважения и как первому заказчику – червонец.
– Годится, только не сейчас. Завтра, по трезвяне, нарисуешь?
– Не вопрос.
Но прежде чем завалиться на боковую, свои 20 рублей я таки заполучил. Парни пошли с «картинами» к соседям, делать рекламу художнику Вите Протасову, а я нарочито начал прихрапывать, дыша перегаром больше чем надо, чтоб девчонки, заглядывавшие к нам, видели – умаялся маэстро, отдыхать изволит. По своим нынешним кондициям, я практически и без сна могу обходиться, только возрастает расход энергии на подавление усталости и добавочный приток кровушки, потребный для мозга освежения. Ну да голодухи в славные брежневские времена не предвидится, можно и не нажираться в запас, словно верблюду, а сейчас вполглаза и покемарить…
Кого-то утро встречает прохладой, меня же встречали поклонники и поклонницы таланта. Лучшим признанием заслуг явился пропуск с туалет без очереди. Народу не терпелось засадить Леонардо «вагонорощенного» за мольберт, пардон, за карандаши.
Мой трюк с Еленой, здорово сэкономил время на объяснения с прочими комсомолками, тем более от парней заказов поступило изрядно. В принципе, я мог и за пару часов все заявки исполнить, но чем заниматься в дороге?
К Омску заработал на «малярных работах», как уважительно Лукич говорит, 327 рублей. И то – самые мерзкие сюжеты, отметал, органы половые не изображал, всё исключительно на грани, на намёке, на фантазии. Девчонкам скидку сделал – по трёшке за лист и то с условием – сам подбираю тему и «форму одежды», ибо я художник, я так вижу…
Соглашались комсомолки и радостно обсуждали мои явно комплиментарные творения. Да разве трудно для профессионала сиськи нафигачить на размер поболее, задницу посексуальнее прорисовать? Стюардессами изображал героинь, регулировщицами в чрезвычайно коротких, попки обтягивающих юбчонках. Девчонки все без исключения выходили длинноногие, губастенькие, даже «пышек» Наталью и Олесю так «подал», что ого-го! А Лера, жезлом кокетливо помахивающая, остановившая на перекрёстке колонну танков, вышла просто шедеврально. Танкисты от генерала (шедевр жеж, полковник во главе уже несолидно) до чумазого водилы пз люка высунувшегося, восхищённо взирали на Лерины прелести.
Мой верный шпион в девичьем стане – башнеподобная Олеся, край как благодарная, что я нарисовал её в наивыигрышной позе: сисястой буфетчицей, повернувшейся к клиентам, горячим кавказцам в огромных кепках, большой, но красивой, рельефной задницей (попкой сие никак не назвать, да-с) доложила, что комсорг Ермакова поссорилась с Лерой, глянув на усмиряющую мановением жезла танки, сексапильную регулировщицу. Девчонки сразу поняли – втюрилась Ленка в художника, посчитала его верным своим рыцарем, а он Лерку лучше всех нарисовал.
Так-так-так, герр Протасов, а вы становитесь популярной личностью вагонного масштаба. Особенно после небольшого «гусарства» и «прогрессорства». Проводница Викторовна, углядев мои художества, попросила и её изобразить у вагона билеты проверяющей, но непременно чтоб «молодой и красивой». Да не вопрос, – зафтачил как надо. Да ещё пассажирами поставил всех трёх её мужей (фотографии посмотрел). Денег ни рубля с «вагонохозяйкю> предусмотрительно не взял, на кой? Навар невелик, а мало ли в жизни бывает обстоятельств, глядишь и не стуканёт проводница транспортникам-ментам о незаконном предпринимательстве некоего «художника»…
Благодарная Викторовна зазвала меня и Лукича, на которого глаз положила, в свою кондейку, где и накрыла шикарный стол. Выпили, поговорили, поели, ещё выпили, послушали как молодёжь гидростроительная терзает гитару. Попросил на минутку инструмент, и «сочинил» лирическую песню, посвящённую, разумеется, Викторовне. Розенбаум, полагаю, не обидится, да и шлягер сей вряд ли в народ пойдёт. Конечно, что-то изменил, где-то убавил, но слушатели даже аплодировали, Викторовна та вовсе расплакалась – напарница и Лукич её утешали. Да, такова она, сила искусства…
Как на озере таёжном заревел олень,
Как на просеке лесной закричал удод.
Не летают самолёты по стране моей,
А сибирские просторы не для поездов.
На расхристанный вокзал подают состав,
И, как водится, цепляют "столыпинский",
А в вагонах на Руси испокон, как встарь,
Есть всегда с кем переспать да и выпить с кем.
Проводница дружит с пивом и с веником.
Не дают спокойно спать полустанки ей.
Превратились "несуны" в коробейников,
Завалили все купе самобранками.
Только лишь Москва кишит иностранцами,
А в России всё гуляют по-чёрному –
Инженеры пьют в буфетах на станциях,
А в чертежи у баб селёдка завернута.
И стоим мы посреди Евроазии,
Беляши жуём, болеем желудками.
Да что ж ты, сила, нас, нечистая, сглазила,
Ну почему ты к нам такая нечуткая?
Заглянула бы в седьмой лучше, старая,
Оказала бы ты нам помощь скорую.
Возвращается к маманям из армии
Молодая неразумная поросль.
И я стою один в прокуренном тамбуре,
В серый цвет меланхолично покрашенном.
Пусть в Америке жуёт негр свой гамбургер.
Мы ж в Сибири – сало с луком, по-нашему!
Как на озере таёжном заревел олень,
Как на просеке лесной закричал удод.
Не летают самолёты по стране моей,
А сибирские просторы не для поездов…