Вадим Панов
ДокШок
— Je ne suis pas malade! S'il te plaît! Vous devrez me croire! Je ne suis pas malade! [1]
Женщине было лет тридцать, не больше, но выглядела она плохо: выходить на улицу во время карантина категорически запрещалось, даже собак приходилось выгуливать на балконах или в подъездах, солнце обитатели многоквартирных домов видели не часто, и болезненно белым цветом кожи становились похожи на жителей подземелья: болезненно белые. Особенно это касалось обитателей самых дешёвых квартир, окна которых выходили на стены соседних домов.
— Croyez moi!! [2]
Пьер вопросительно посмотрел на Шлыкова. Вопросительно и…с надеждой.
— Je ne suis pas malade, — повторила женщина, тиская в руках плюшевого медведя с красным бантом на шее. — Je ne suis pas malade!
Офицеры карантинного отряда слышали эти возгласы каждый день, и в глазах Пьера всякий раз появлялась надежда. Не робкая, угасающая, можно сказать — дежурная, а настоящая: несмотря на всё виденное за неделю пандемии, Пьер верил в лучшее, в то, что с очередного вызова они привезут живых людей, а не трупы. Иногда его надежды оправдывались.
Но не сегодня.
— COVID-20US, — угрюмо сказал Шлыков, глядя на монитор экспресс-анализатора. Ему требовалась всего капля крови, и ответ приходил меньше, чем через минуту. — Je suis désolé Pierre [3].
За две недели с начала Второй Волны, точнее, с того момента, как Сергея прикомандировали к карантинному отряду № 29/273, Пьер многому у него научился, но твёрже всего запомнил одну простую истину: в тех случаях, когда результат положительный — не переспрашивай. Не мучай человека, принесшего плохую весть, раз русский сказал, значит, так и есть. Врачи ещё могли ошибиться, анализаторы «Вектор» — нет, вирус они вынюхивали так же точно, как служебные собаки — наркотики, и спасли тысячи жизней.
И приговорили тысячи человек.
Так что — не переспрашивай, чтобы не услышать в ответ непонятные ругательства на русском.
— «La zone rouge», Pierre. Elle est saturée d'un virus [4], — мрачно закончил Шлыков, разглядывая окончательный отчет анализатора, сделанный на основании двух тестов. Вздохнул и посмотрел на дверь во вторую комнату. На закрытую дверь.
— Damned «American» [5], — пробормотал Пьер.
«Да уж, damned», — мысленно согласился с ним Шлыков, после чего развернулся и вышел из квартиры. — «Damned…»
* * *
— Сергей Андреевич! Сергей Андреевич!
— А? — Шлыков вздрогнул и непонимающе посмотрел на ведущего.
— Сергей Андреевич, вы с нами?
Вокруг засмеялись, и Сергей понял, что находится не в Брюсселе, не в квартире несчастной женщины, умирающей от американской дряни, а в светлой, ярко освещённой телевизионной студии международного телеканала. На жёстком диване, походящим на сиденья старых, времён его юности, электричек. Но несмотря на это, Сергей ухитрился задремать.
Впрочем, в электричках ему тоже доводилось спать, и не раз.
— Извините, задумался, — Шлыков снял очки и быстро протёр их носовым платком. Ему было неудобно в гарнитуре, которую велели надеть перед эфиром, но сказать об этом Сергей постеснялся.
Ведущий подошёл ближе и очень тихо, несмотря на то, что режиссер отключил его микрофон, спросил:
— Вы с нами?
— Да, — смутился Шлыков и повторил: — Задумался. Разговор навеял воспоминания…
— То есть, программа вас «зацепила»? — обрадовался ведущий. — Мы сумели достучаться до вас?
— Э-э…
Как объяснить человеку, что «зацепить» не трудно: достаточно начать разговор о любой из трёх пережитых человечеством пандемий, и память начинает подбрасывать картинки из прошлого. Ответить Сергей не успел, но ведущий этого не ждал.
— Я попрошу вас прокомментировать выступление молодого человека. Он затрагивает близкую вам тему.
— А кто это? — начал, было, Шлыков, но ведущий уже отошёл к другому гостю, и Сергею пришлось сосредоточиться на выступлении черноволосого парня лет двадцати, принимавшего участие в шоу в режиме видеоконференции — он появлялся на большом настенном мониторе. Парень был одет в зелёную толстовку и розовую бейсболку, говорил, эмоционально, но не по-русски, однако переводчик в шоу оказался профессионалом, и воспроизводил речь парня с мизерной задержкой.
— …и я совершенно не понимаю, почему мои российские друзья не встретились со мной? К моему приезду промоутеры готовили грандиозный праздник, о котором знали все мои подписчики и вся ваша страна: мы сняли большой клуб и планировали устроить тусу, чтобы всем стало весело. А когда всем весело, карантин проходит быстрее, это все знают. Почему нам запретили устроить праздник?
— Потому что объявлен карантин, — ляпнул Сергей, искренне полагая, что развивать мысль не потребуется.
Но ошибся.
— Я ведь сказал: когда всем весело — карантин проходит быстрее и не так скучно! — возмущённо ответил парень. — Вы меня не слушали?
— Э-э… — Шлыков поймал себя на мысли, что не может подобрать слов, хотя никогда тугодумом не слыл.
— Весь мир летал, куда хотел, и только у вас началась эта свистопляска с закрытием границ и ограничениями! В итоге нам сорвали праздник! Мои подписчики были в шоке!
— Простите, кто вы по профессии? — громко спросил Сергей.
— Блогер, — гордо ответил обладатель розовой бейсболки.
— А по профессии?
— Блогер, — повторил парень, и в его голосе зазвучали надменные нотки. — У меня двадцать миллионов подписчиков.
— Подписчиков на что?
— На мой блог.
— А что происходит в вашем блоге? — Сергей действительно хотел разобраться.
— Я интересен людям!
— Чем?
Шлыков думал, что ведущий его прервёт, но вспомнил, что программа пойдёт в записи, и понял, что ему позволят задать все вопросы, какие захочет. Если окажутся неинтересными — их вырежут.
— Чем вы интересны людям?
— Вы из какого века? — поморщился парень.
— Родился в прошлом.
— Оно и видно! — посмеялась розовая бейсболка. — Современными тенденциями вообще не интересуешься? Меня не узнал?
Шлыков пожал плечами, показывая, что не узнал, но не видит в этом особой проблемы.
— Наш гость — знаменитый шведский блогер Густав Гугу, один из самых востребованных на ютубе. На вчерашний день у Густава — это его настоящее имя, — около двадцати миллионов подписчиков по всему миру. В своих роликах Густав шутит, поёт караоке, играет, заключает пари с подписчиками, отвечает на их вопросы и дает жизненно важные советы, приглашает их в гости и показывает фокусы на камеру.
Ведущий закончил и посмотрел на Шлыкова. Сергей помолчал, ожидая продолжения, а когда понял, что продолжения не будет, спросил:
— И что?
— И всё.
Несколько мгновений мужчины недоумённо таращились друг на друга.
— Можно без оскорблений? — вдруг спросил швед.
Ведущий сделал жест рукой, призывая Сергея продолжить, и Шлыков без особой охоты произнёс:
— Я… я не умею говорить так складно, как остальные люди в этой студии…
— Тогда зачем вы сюда явились? — вновь подал голос блогер. — Если нечего сказать — не высовывайся. Если говоришь плохо — не высовывайся. Перед тем, как обратится к человеку — узнай о нём.
— Уважаемый Густав, вы не могли бы дать возможность нашему гостю высказаться? — заюлил ведущий. Он увидел, что отношения между Шлыковым и блогером, мягко говоря, не сложились, и теперь изо всех сил пытался сгладить ситуацию, поскольку понимал, что яростной схватки, способной поднять рейтинги программы, не будет, а ссора закончится визгливой истерикой шведа, которая вызовет поток сетевых проклятий от его подписчиков, что негативно скажется на рейтинге программы.
— Решение закрыть международные перелёты вызвано тем, что все случаи… я подчеркиваю: абсолютно все случаи заражения наших граждан произошли за пределами России, — скучно, и понимая, что говорит скучно, произнёс Сергей. — К счастью, развёрнутый рядом с аэропортом Шереметьево Центр профилактики и контроля…
— Незаконный, нарушающий базовые конституционные права граждан! — неожиданно завопил молчавший до сих пор мужчина.
Поскольку телевизор Шлыков смотрел редко, лицо крикуна не показалось ему даже отдалённо знакомым, как и имя, которое назвал редактор перед началом программы. Сергей счёл информацию об имени избыточной ещё и по той причине, что со слов редактора понял, что крикун — профессиональный представитель «гражданского общества», обеспечивающий программам канала «альтернативную» точку зрения.
— Задержания абсолютно всех, без исключения, прибывающих граждан незаконны!
— Не задержания, а карантинные мероприятия, — терпеливо объяснил Сергей, вновь сбиваясь на сухой тон. — Режим самоизоляции, который мы вводили во время первой пандемии, дал отличные результаты. Люди поняли, что наша просьба вызвана заботой об их здоровье и в подавляющем большинстве соблюдали предписанные правила. А разовые случаи нарушения сразу становились достоянием гласности и вызывали бурное осуждение граждан. Достаточно вспомнить «казус Эберова», когда владелец нескольких пивных скрыл от врачей пребывание за границей и в результате заразил больше ста человек…
Однако слушать доводы разума никто не собирался.
— А этот вопиющий случай, когда в центре Москвы схватили человека только за то, что он захотел погулять с собачкой!
— Он нарушил установленный режим…
— Тот гражданин счёл распоряжение незаконным! А если гражданин считает что-то незаконным, он имеет право не подчиняться…
— Кто вам это сказал? — изумился Сергей.
— Ваше рабское сознание вызывает у меня презрение! — на физиономии «общественника» расплылась высокомерная ухмылка человека, которому разрешили говорить, что угодно и оскорблять кого угодно, пообещав, что за это ему ничего не будет.
Шлыков помолчал, обдумывая услышанное, понял, что спорить в этом направлении бессмысленно, и вернулся к вопросу, на котором оказался прерван:
— Определив, что все случаи заражения граждан происходили во время поездок за пределы страны, а также после контактов с прилетающими в Россию иностранцами, Карантинная служба развернула Центр, через который проходят все, без исключений, прилетающие пассажиры. Анализаторы «Вектор» способны определять наличие вируса на самых ранних стадиях, и, если мы предполагаем заражение — человеку предстоит двухнедельная изоляция в Коммунарке.
— Это нарушение прав! — завопил «общественник».
— Мы были в этом вашем Центре! — поддержал его швед. — Нас там проверили, а потом запретили въезд в Россию и выдворили из страны!
— Запретить въезд могли в случае отказа от прохождения карантина.
— Мы имели право отказаться от карантина!
— Имели, — не стал спорить Сергей. — А мы имеем право отказать во въезде.
— Нас должны были пустить! Никто во всём мире ещё не вводил ограничения!
— Мы — ввели.
— Это было незаконно!
— Почему?
— Потому что ни в Швеции, ни во всём мире карантина ещё не было.
— Вы обязаны всех пускать и помогать! — вернул себе слово «общественник». — Вы обязаны помогать всем! Не секрет, что многие люди, особенно наши ближайшие соседи, стремятся въехать в Россию, потому что в этой стране низкий уровень заболеваемости. Почему закрыты границы? Почему на пропускных пунктах выстраиваются огромные очереди? Люди хотят туда, где безопасно! Вы обязаны их пропустить и помочь! Вы обязаны их лечить, если они являются носителями вируса!
Несколько мгновений Шлыков смотрел на вошедшего в раж «общественника», после чего беспомощно посмотрел на ведущего. Тот едва заметно пожал плечами.
* * *
Никто не ждал Вторую Волну так скоро. Точнее, простые люди вообще её не ждали, они радовались официальному прекращению пандемии и восстановлению международного движения. Простые люди вышли на работу так, как не выходили очень давно: с радостью. И не слушали специалистов, указывающих на вероятность повторного заражения: потому что устали от плохих новостей и плохих предсказаний. А специалисты и не стремились донести свои ожидания до широких масс, их доклады ложились на столы высших государственных чиновников, которые и принимали решение, как относиться к услышанному. Кто-то из них поддался всеобщей эйфории и засунул мнение специалистов в… самый дальний ящик письменного стола. А кто-то, прочитав, коротко выругался, вздохнул, сказал себе, что самое дерьмо только начинается и поставил перед разведчиками новую задачу.
И этот «кто-то» оказался готов ко Второй Волне, к мутировавшему COVID-20US, вырвавшемуся из недолеченного Нью-Йорка, и разлетевшемуся по миру так быстро, что ошарашенные люди глазом не успели моргнуть. Инкубационный период — неделя, передача — воздушно-капельным, без всяких посредников в виде поверхностей. Смертность — сорок процентов. Американский штамм оказался хуже даже самого агрессивного — «бергамского», и кувалдой врезал по едва оправившейся планете. И появился, словно по заказу! — в крайне неудачное время: в сезон покупки рождественских подарков, вихрем промчавшись по ярмаркам, праздничным базарам и торговым центрам. Большие города «закрылись» почти сразу, на третьи сутки, но всё равно опоздали, потому что блокировать трафик нужно было не после первых случаев, а до. Нужно было не верить благостным отчётам ВОЗ, а мониторить крупнейшие госпитали и медицинские центры, следить за происходящим, внимательно изучать все подозрительные случаи, избегая желания крикнуть «Волки!» — слишком рано, но ухитриться сделать нужный доклад в нужный момент.
Чтобы решение было принято вовремя.
Непопулярное решение, поскольку нигде ещё ничего не началось, и ссылка на то, что в нью-йоркских больницах для бедных резко подскочила смертность пациентов с симптомами гриппа, показалась смехотворной.
Сеть заполонили гневные вопли и петиции, кто-то додумался подать в суд, кто-то требовал соблюдения прав, кто-то призывал к акциям гражданского неповиновения. В аэропортах начались стихийные митинги под общим лозунгом: «Мы устали от вируса!»
Три дня люди требовали отставки правительства, а на четвёртый начались массовые смерти в Париже, Лондоне, Берлине и других европейских столицах, лидеры которых громко поддерживали обвинения, выдвигаемые недовольными россиянами к правительству. На четвёртый день власти Нью-Йорка признали, что новый вирус стартовал из Большого Яблока, обвинили Россию в нагнетании паники и призвали объявить пандемию. Вторую за год.
И в тот же день Сергей Шлыков вылетел в Брюссель в составе группы военных медиков — на помощь задыхающимся бельгийцам. Был прикомандирован к карантинному отряду № 29/273, и повидал в его составе такое, о чём рассказывал только в отчётах. Многое из того, что ему довелось пережить, Шлыков постарался забыть, однако женщина из бедного района, врезалась в память навсегда. Её большие глаза, ставшие безумными ещё до того, как она поняла, что приговорена, её белая кожа, грязные волосы, сломанные ногти…
«Je ne suis pas malade! Ce n'est pas de ma faute! [6]» кричала женщина, прижимая к груди плюшевого медведя, и её крик стоял в ушах спускающегося по лестнице Шлыкова.
«Je ne suis pas malade! Ce n'est pas de ma faute!»
А кто виноват?
* * *
— Вы во всём виноваты! В то время, когда весь мир переживает очередную пандемию, вы закрываете границы и отказываете в помощи людям!
— Наши медики работают во всех странах…
— Не меняйте тему!
— Вы не пустили в страну моих друзей! А один из них потом умер от вируса!
— Полагаю, наши сотрудники предлагали ему пройти курс лечения…
— Какое лечение? Вы постоянно твердите, что что-то там предлагаете, но, чтобы говорить на медицинские темы, необходимо иметь соответствующее образование, — с напором заявил «общественник», имени которого Сергей до сих пор не вспомнил. И требовательным тоном поинтересовался: — Оно у вас есть?