Я пересиливаю себя, вкладывая пальцы в стальную руку.
И стараюсь делать вид, что не замечаю улыбок на их лицах.
Глава сороковая
Первым слова благословения нашего союза произносит служитель северных богов.
Под старым деревом, перевязанным тремя разноцветными лентами.
Долго говорит о долге и о любви, о том, что северная женщина – оплот своего мужа.
О том, что когда в дом приходит беда, она не выбирает, кто будет выпроваживать ее вон.
Что жена при муже – его глаза и сердце.
Высоким голосом на древнем наречии вытягивает молитву, сжигая в каменной жаровне подготовленные метелки трав.
Пеплом чертит вокруг нас кольцо.
— Будешь ли ты, мужчина, любить и хранить верность своей жене? – спрашивает Тьёрда.
Генерал чуть склоняет голову набок, усмехается.
Для него все это – просто ничего не стоящая уступка, этакая подачка всем северянам, которым придется смириться с тем, что отныне он, нареченный богами, их хозяин и господин. Со всеми законными правами и притязаниями.
Но, конечно, все эти слова и клятвы, даже перед очами северных богов, для него совсем ничего не значат.
Но Тьёрд все-таки говорит:
— Да, буду.
Император и Заклинатель костей за его спинами одновременно переглядываются.
Для них это тоже просто слова.
Служитель поворачивается ко мне, повторяет вопрос.
И когда я непроизвольно тяну пальцы из ладони халларнского Потрошителя, он только еще сильнее их сжимает.
— Да, буду, - отвечаю сквозь зубы.
Темно-красный взгляд становится ярким, словно налитый самым кровавым рассветом, какой только может быть в этих краях.
— Видишь, кошка, ничего сложного. Ты моя, я твой, и вся эта белиберда, - он машет рукой, как будто говорит о курином помете.
— Ты ничего не понимаешь, - устало говорю я.
Желание огрызаться, сопротивляться и вести наши привычные пикировки напрочь пропадает. Остается только усталость и желание поскорее закончить все это.
Вторую часть церемонии, по халларнским традициям, проводит лично Император.
Наверное, мне полагается радоваться такому вниманию, но для меня это лишь один из многих мучителей, превративших мою землю в кровавое полотнище своих амбиций. Мы слишком разные с халларнами, чтобы испытывать к обрядам и верованиям друг друга какое-либо уважение.
Ничего красивого не происходит. Церемония отдает скорее подобием военного парада – так же пафосно и официально, разве что никто не марширует.
Ни капли чего-то духовного, обращенного к сердцу и душе.
Ни слова о верности и долге.
Зато с фанфарами, дружным гулом собравшихся халларнов и россыпью алых лепестков нам под ноги. Я даже не знаю, что это за цветы. Наверняка привезены специально откуда-то издалека, так как в моих краях до сих пор лежит снег.
Только когда наши с генералом ладони надрезают тонким стилетом, складывают в крепкое рукопожатие и фиксируют парой стальных браслетов, Император, обращаясь ко мне, говорит:
— Отныне этот мужчина – твой муж. Он обязан кормить тебя, защищать, оберегать ваш дом и не давать покоя в супружеской постели. Запомни это и передай следующей.
Я икаю.
Непроизвольно, потому что…
Следующей?
— Какое славно неподдельное изумление, - снова лыбится Келис’с. – Тьёрд, ты забыл предупредить, что по халларнскому обычаю у мужчины может быть сколько угодно жен и наложниц?
— А должен был? – не без удовольствия разглядывая мою реакцию, спрашивает генерал.
Так вот зачем ему была нужна вся эта «благородная игра».
Собирается взять в жены еще и Намару?
Или, может, Басу?
Или любую другую женщину, которую захочет?
— А представь, что было бы, будь у тебя обе руки стальными? – продолжает издеваться Заклинатель костей, и Тьёрд прожигает его хмурым взглядом. – Взял бы бедняжку как постельную девку. А она бы думала, что жена – единственная и неповторимая.
— Заткнись, Кел, - уже очень жестко пресекает генерал.
Я все-таки выдергиваю ладонь из его пальцев.
Но только чтобы взамен Тьёрд тут же схватил меня за локоть и дернул на себя.
Резко и сильно, до боли в плече.
— Они просто шутят, кошка, - говорит тише, но все с той же насмешкой. – Мне в постели будет достаточно тебя одной. Абсолютно в этом уверен.
Я пытаюсь вырваться, но чем больше сопротивляюсь, тем сильнее сжимаются стальные кольца вокруг наших запястий. Возможно, это просто еще один фокус халларнских технологий, о которых я знаю ровно «ничего». Чем дальше друг от друга наши запястья – тем сильнее сила притяжения, буквально приклеивающая нас друг к другу.
— Я сниму их завтра, после первой брачной ночи, - снова пытается успокоить Тьёрд, и снова это звучит как издевка. – Чтобы моя дикая коза не ускакала из постели до того, как я буду готов ее отпустить.
— Зачем я тебе, Потрошитель? Ты же теперь здесь всему хозяин. Можешь взять себе новую жену. Следующую!
Смех за его спиной подсказывает, что я говорю это непозволительно громко.
И заливаюсь краской.
Стыда и злости.
Глава сорок первая
По традиции Севера, когда новобрачные направляются к месту пиршества, всю дорогу их преследуют короткие срамные песни. Считается, что таким образом молодая кровь, и без того готовая вскипеть от бушующего в ней желания, должна лишить новобрачных всякого терпения.
Помню, как вечность назад, когда нашу землю еще не топтал вражеский сапог, я присутствовала на нескольких свадьбах. Помню блестящий взгляд молодого мужа, который едва сдерживался, чтобы не сграбастать молодую жену и не утащить ее в их новый дом. Помню, каким милым румянцем заливалась юные северянки, как прятали глаза и трепали в руках подол свадебного платья.
Нам с генералом свадебных песен не поют. Мы просто идем вдоль выстроившихся в ряд людей – и под ноги летят несчастные алые лепестки. И мне даже жалко, что ради нашей свадьбы, абсолютно ничего не значащей и, по сути, никому не нужной, пришлось загубить столько прекрасных цветов.
Нет, это не похоже на похоронную процессию, скорее – на жертвенный обряд. Где в качестве жертвы выступаю я. Сама себе купила жизнь в обмен на собственные земли и содержимое их недр, а еще жизни людей из окрестных деревень. И мне становится тепло на душе, когда вижу пусть и редкую, но робкую поддержку в их глазах. Подобной поддержки во взглядах нескольких представителей северных племен мне не найти. Этих людей немного и их ни в коем случае нельзя считать представителями нашего гордого народа… но халларнам для проформы достаточно и таких – сдавшихся, решивших искать милости у врага. При всем при этом на меня они смотрят, как на грязь у себя под ногами. Отвечаю им самой радушной улыбкой, на которую способна. Пусть исходят желчью, они ничем не отличаются от меня.
Когда мы под руку входим в главный зал Красного шипа, тот уже залит светом множества свечей. По традиции халларнов на каждой свадьбе должен быть распорядитель – человек, который станет следить за соблюдением всех порядков, за выносом блюд и за тем, чтобы вино лилось рекой. Такой распорядитель у нас есть: я вижу этого человека второй раз в жизни и понятия не имею, чем он занимается, когда поблизости нет свадеб.
Он предлагает нам преломить праздничный пряный хлеб. Но прежде, чем мы это делаем, протягивает на выбор пару небольших горшочков, обвязанных белыми лентами и с закрытым горлышком.
— А теперь мы узнаем, будет ли жизнь новобрачных сладкой или соленой, - оглашает он зал.
— Давай, жена, покажи, какая ты удачливая хозяйка, - как будто даже весело улыбается Тьёрд. – Выбирай посудину.
Пожимаю плечами и, не раздумывая, указываю на правую.
Тьёрд срывает прикрывающую горлышко ткань с пестрой вышивкой, отбрасывает ее на пол, потом подхватывает из указанного мной горшочка щепотку не то сахара, не то соли. Посыпает этим каравай и вгрызается в него зубами. Отрывается, жует, кивая головой.
Распорядитель предлагает укусить и мне. С аппетитом у меня совсем плохо, но небольшой кусочек я все же откусываю.
Сладко.
— Сладко! – тут же в полный голос поддерживает меня Тьёрд.
Не уверена, что во втором горшочке действительно соль, но пусть все порадуются.
— Знал, что ты у мен умница-хозяюшка, - ухмыляться Тьёрд. Плюет на традиции и отламывает еще ломтик от пышного и теплого хлеба.
— А если бы насолила – прогнал бы прочь? – зачем-то огрызаюсь я.
Вижу, что он в хорошем настроении, весел и как будто даже счастлив. Зачем нарочно все порчу?
Ответ есть, и он очень простой.
Не хочу я вот такое «показушное счастье».
Боюсь… что на мгновение… забудусь и поверю.
— Ты зря ёрничаешь, - как и не замечает моей грубости Тьёрд. - Это очень древняя традиция. Из-за нее распалась не одна халларнская семья.
— Что за глупость - доверять свое счастье двум горшкам, - не понимаю я.
— У всех традиций есть свои корни и история. – Генерал делает жест и хлеб и горшки, наконец, уносят. – Хорошо, что у халларнов есть много жен. Одна уж точно выберет сахар.
Пожимаю плечами. Мне ли, дремучей дикарке, сомневаться в традициях просвещенного народа.
— На самом деле, - неожиданно охотно продолжает Тьёрд, - это вроде неофициального повода расторгнуть нежеланный брак. На самой церемонии никто согласия не спрашивал. Наши браки часто заключаются по обоюдной договоренности двух семей. Их собственное желание никого не интересовало. Так что… иногда молодые вот так выражали протест и несогласие.
— То есть если бы я сказала, что хлеб соленый… - предполагаю я.
— Именно, - не скрывает довольную улыбку Тьёрд. – Это был твой последний шанс, кошка. Странно, что не воспользовалась им. Я был уверен, что попытаешься. Хотя, конечно, кому какое дело до дремучих договоров.
Разумеется, я почти ничего не знаю о традициях халларнов. Побрезговала поговорить с Намарой, а, быть может, действительно следовало. Понятно, что не из-за этого каравая, но мало ли что полезное могла почерпнуть в ее знаниях.
— А как же многоженство? – спрашиваю неожиданно для самой себя. - Или это тоже родители переживали, что их отпрыску не хватит одной женщины?
— Многоженство – это для удовольствия и наследников, - отмахивается Хьёрд. А потом наклоняется ко мне, перехватывая за талию, чтобы не могла сделать и шагу назад. – Тебя это очень беспокоит, женушка?
Вместо ответа только фыркаю и отворачиваюсь.
Впереди нас ждет ответная традиция – северная.
Обычно в самом начале северного свадебного застолья, пока все гости еще уверенно стоят на ногах, молодые закладывают в дубовую бочку свекольное вино, чтобы вызревало и набиралось вкуса и градуса вместе с совместной жизнью молодоженов. Открывать эту бочку положено ровно через год, на первую годовщину.
Это мы и делаем. Хотя Тьёрд выглядит довольно комично, подозрением разглядывая темную густую жижу.
— Это точно можно будет пить? – интересуется в полголоса, как будто мы заговорщики и на пару замышляем через год отравить всех гостей. А я даже представить себе не могу, как пройдет этот год. Да и протяну ли столько.
— Насчет изнеженных иноземцев – не уверена. Говорят, некоторых из них после одного глотка неделю несет по всем кустам.
— Очищение организма? Дело хорошее. А когда массовое, так еще и веселое.
Он что, шутит? Кровавый Потрошитель пребывает в столь приподнятом настроении, что изволит шутить?
Я закрываю ответную улыбку рукой, но в последний момент понимаю, что он все равно успел заметить.
Нас наконец-то приглашают к столу, и мы с Тьёрдом садимся во главе. Вернее, пытаемся сесть, потому что гости уже поднимают первые кубки за счастье молодой семьи. На Севере молодожены практически не принимают участия в застолье. Считается, что наедаться и тем более напиваться перед первой брачной ночью – большой грех. Поэтому они просто сидят за столом, где для них есть только кислый клюквенный морс, чтобы не переедали. А вот гости веселятся на полную, едят и пьют.
Перед нами с Тьёрдом стол ломится от угощений. Здесь и северные блюда, и неизвестные мне – халларнские. Но мы вынуждены встать и поднять кубки в ответ на длинные застольные речи и поздравления. Замираю, почти перестаю дышать, наблюдая за Тьёрдом. Но тот и не думает лезть ко мне с поцелуями – только насмешливо скользит взглядом. Позволяю себе выдохнуть. Он намеренно игнорирует эту традицию Севера или не хочет еще больше унижать меня? В любом случае, об этом я спрашивать точно не стану.
Праздник идет своим чередом – и я позволяю себе несколько кубков слабого вина. Оно не из подвалов Красного шипа, но действительно очень вкусное. Аппетита у меня как не было, так и нет.
— Ты уже навеселе? – шепотом, наклоняясь к моему уху, интересуется генерал. – Надеешься отоспаться в моей постели? Глупая кошка.
Я нарочно подставляю кубок, когда проходящий мимо виночерпий останавливается перед нашим столом. Делаю пару жадных глотков и протягиваю снова.
Тьёрд громко хохочет.
Я краснею и все-таки кладу в рот ломтик каких-то солений.
Напьюсь и выключусь до того, как придется отдавать супружеский долг. И пусть Тьёрд крутится вокруг меня, пусть делает, что хочет, мне будет плевать, а ему, я уверена, обидно. Вот только мысль, что, не заполучив меня, он может пойти куда-то еще, оказывается неожиданно колючей. Уж Намара точно всегда к его услугам. Если бы не необходимость, сестра с отчимом даже не удостоили бы мою свадьбу своим вниманием. Наверняка если не сам Тьёрд, то кто-то из его людей дал им понять, что разумнее будет подальше затолкать свою брезгливость и сделать вид, что они чуть не помирают от радости за меня. Но с изображением счастья у Намары точно проблемы. Я вижу ее чуть в стороне, за столом, среди прочих северянок – спутниц прибывших послов Севера. Если бы от взгляда человека могла стухнуть еда – вокруг нее уже бы стоял жуткий смрад.
И я улыбаюсь ей, как недавно улыбалась послам Севера. Открыто, искренне, даже с удовольствием. В конце концов, я получила то, чего хотела. А как моя судьба повернется завтра – время покажет. У меня нет никакого желания веселиться, но я вполне имею право порадоваться той желчи, которой упиваются некоторые мои сородичи. Для них я и так давно стала позором всего рода человеческого, дальше падать уже некуда. Надо же хоть немного оправдать высокое звание самой грязной потаскухи.
— Ты выполнила то, о чем я просил? – негромко спрашивает Тьёрд.
Не сразу понимаю, о чем он. Смотрю в его пронзительные глаза и знать не знаю, что ответить. Приготовлений к свадьбе было так много, что вполне могла о чем-то позабыть.
— Белье, - помогает он. – Оно на тебе? То самое, что я прислал с Басой.
— Вот еще, я выбросила эту срамоту в окно.
Но по его ухмылке понимаю, что слишком сильно покраснела, выдав себя с головой.
— Умница, Кошка, пожалуй, я сорву его с тебя зубами.
Всевышние, он что – урчит?!
— Только если не боишься лишиться пары зубов, - говорю совершенно беззлобно и обыденно.
— Мастер костей здесь – поправит, если что.
— Надеюсь, он со своей… женщиной не перебудят ночью весь замок.
— Что ты, ни в коем случае. Он уже обещал мне вести себя тихо. Право всех перебудить – исключительно наше с тобой.
— А как же божественный слух императора? – нарочно игнорирую его обжигающий взгляд.
Кажется, я выпила слишком много, чтобы не представить, всего на мгновение, как Тьёрд задирает мне юбку и цепляется зубами за край тех ужасных почти прозрачных тряпочек…
Нет-нет-нет, я не буду об этом думать! Не должна думать! Первой брачной ночи мне не избежать, но уж покорную на все согласную женушку мой новоиспеченный муж точно не получит.
— Император в этих стенах всего лишь гость, - как ни в чем не бывало, пожимает плечами Тьёрд. – И он достаточно долго пожил на этом свете, чтобы знать, насколько громкой может быть первая ночь у молодоженов. Особенно когда жена смотрит на мужа такими жадными глазами.