Моргаю, отгоняя проклятое наваждение головы Тьёрда у меня между ног. Потихоньку перевожу дыхание. Спокойно. Ты хочешь безумия? Изволь, только не говори потом, что его было слишком с избытком.
Праздник длится до самой ночи и даже дальше, но мы с Тьёрдом уходим с него раньше. Наше присутствие за столом давно не требуется, многие гости достаточно набрались, чтобы если не потерять человеческий облик, то позабыть о поводе, который позволил им как следует повеселиться. На свадебном пиру даже пьяной драки не случилось, а для северян это большая редкость. Разогретые крепким алкоголем воины всегда желают почесать друг о друга кулаки – и в этом нет ничего зазорного. Но халларны подобного не приветствуют, а пару буянов быстро утихомиривает стража.
Последние тосты, последние пожелания жаркой ночи – и Тьёрн увлекает меня за собой прочь из зала, по лестнице, к нашей комнате. К нашей общей комнате, где уже все подготовлено. Я бы могла вырваться и попытаться сбежать, могла бы гораздо раньше улизнуть с праздника или сказать «Нет» еще на церемонии. Но ничего этого не сделала, потому что иногда нужно переступить через себя и делать то, что нужно делать, закрыв глаза и выбросив из головы красивые сказки. Мои сказки закончились давным-давно. Но почему бы не испортить сказку, к примеру, «любимому» мужу?
Глава сорок вторая: Тьёрд
— Прости, господин, но, боюсь, если ты даже вынесешь своим подданным окровавленную простыню, все равно никто не поверит, что твоя жена чиста.
Кошка делает всего несколько шагов от двери и останавливается. Жаркое пламя камина играет в ее огромных глазах, и на миг мне кажется, что это совсем не злоба и отвращение. Возможно, она даже немного любит меня сейчас – после такого количества выпитого, я бы не удивился.
— Тебя так беспокоит мнение моих подданных? — прохожу к столу, плотно заставленному легкими угощениями и медовыми фруктами. Тут же – кувшин отличного халларнского вина. Наливаю немного в два серебряных кубка, перевязанных на северный обычай, лентами с сушеными цветами.
— Ты же сам говорил об уважении. А кто станет уважать мужчину, опустившегося до падшей женщины?
Она намеренно меня провоцирует. Зачем? Чего добивается?
Медленно иду к ней. Звуки шагов вязнут в высоком ворсе шкурных покрывал. Дэми отшатывается на шаг, но все же справляется не то со страхом, не то с отвращением. В любом случае, покорной она точно не выглядит. Гордая, настороженная, будто к битве готова, а не к исполнению супружеского долга.
Провожу языком по губам – и замечаю, как ее взгляд приковывается к моему лицу. Но стоит ей заметить мое внимание, как тут же дергает головой, как срывает наваждение.
— Поверь, жена, у моего народа не принято оценивать мужчину по тому, что происходит в стенах его дома. А тем более – в его постели. Выбор своей женщины делает он – и ему с ней жить, — делаю глоток вина и некоторое время просто наслаждаюсь глубоким чуть горьковатым вкусом. Захожу кошке за спину, останавливаюсь. Ей очень хочется обернуться – вижу по ее напряженной шее, натянутым в ровную линию плечам. Того и гляди развернется и заедет мне по яйцам. Но держится. — Ошибся, обознался, позволил обмануть себя – лишь твои проблемы. Почему кому-то со стороны должно быть до них дело?
Дотрагиваюсь краем кубка до ее плеча – и Дэми вздрагивает всем телом.
Иду дальше и завершаю круг, становясь перед ней. Протягиваю ее кубок с вином.
— Попробуй. Говорят, это вино способно разбудить женское желание.
На ее губах появляется кривая усмешка.
— Не уверен в собственных силах, генерал? Думаешь, без ваших халларнских штучек меня не одолеешь?
Усмехаюсь, а потом резко подаюсь к ней. Близко, почти вплотную, на расстояние слабого выдоха. Так, что могу услышать биение ее сердца. Почувствовать гон крови в жилах. Неуверенность и страх.
— У любого мужчины есть лишь одна цель, — шепчу ей в ухо. — И совершенно неважно, каким способом он ее достигнет. Ты все еще может уйти отсюда, дверь не заперта.
— И ты позволишь мне сделать это? — одними губами куда-то в пустоту за мной.
Мне нравится дрожь ее тела. Ей не все равно. Эмоции, каким бы спутанным клубком они не выглядели, в конце концов потребуют выхода, разрядки.
— Я дам тебе шанс. – Даже интересно будет посмотреть, как она, подобрав юбки, будет улепетывать от меня со всех ног. Сколько шагов успеет сделать? Я бы поставил, что не больше трех.
— Ты же знаешь, что у меня нет выбора, - огрызается Дэми, но с надеждой поглядывает на дверь. – Никогда не было.
— Знаю, — отклоняюсь от ее лица. И, кажется, кошка снова дрожит. — Выпей еще. Сейчас не будет лишним.
Она мгновение смотрит мне в глаза – пристально, отчаянно, как будто хочет просочиться в самую душу, проникнуть в голову.
«Давай же, северная женщина, покажи мне всю свою ярость…»
Наконец, Дэми берет у меня кубок с вином, поднимает руку, задерживается у губ, затем делает едва заметный глоток. А потом медленно, выразительно, подчеркивая, как ей плевать на мои «хочу», выливает остатки на пол. Между нами.
— Горчит, — непреклонно, гордо, прямо мне в лицо.
Что ж, ты сделал свой выбор, Кошка.
Швыряю свой кубок куда-то за спину – на то она и первая брачная ночь, чтобы после нее слуги приводили комнату в порядок дня три, не меньше.
Шаг к Дэми, обхватываю ее за талию и крепко прижимаю к себе. Она выставляет руки и упирается мне в грудь, не желая так просто отдавать поцелуй.
— Прости, кошка, но я не собираюсь тебя целовать, - скалюсь ей в лицо.
Обезоруживаю. Она на мгновение теряется, пытаясь угадать, что у меня на уме.
На ее платье слишком много петель и слишком много мелких пуговиц. Не наряд для новобрачной, а неприступная крепость. У меня нет ни времени, ни желания вести долгую осаду и изменять своим привычкам: все крепости, поселки и города склонялись передо мной сами. Всегда.
Нащупываю края ткани и резко рву их в стороны. Слышится треск, цокот падающих пуговиц.
Дэми вскрикивает и изворачивается, ускользая из моей хватки. Пятится, сверкая пламенем в глазах. Готова сражаться до последнего.
Неужели не понимает, что так даже интереснее? Что я всегда выбирал ее именно за характер, за отпор, за умение держать меня в тонусе. За силу, которая в ее крови. И от которой, если все пройдет по задуманному, родится мой сын.
Не спеша следую за ней, давая места для маневра, но не позволяя вечность кружить по комнате. С каждым новым полукругом мы все ближе к постели. Я это вижу, она это видит, но ничего не может сделать.
— Я располосую тебе лицо, — шипит хищница. — Прости, если задену глаз или оба. У тебя уже есть искусственная рука, а искусственные глаза твой Заклинатель Костей сделает? Снова красные? Для устрашения?
Хочет еще что-то сказать, но упирается ногами в кровать.
Отступать уже некуда– либо в постель, либо забиться в угол.
— А какой цвет предпочитает моя госпожа? – подыгрываю ее злости. Хорошеет и расцветает прямо на глазах.
— Мне всегда нравились голубоглазые мужчины, - ехидно в ответ, вообще без заминки.
— Как предсказуемо, женушка.
Делаю новый рывок – и она опять в моих руках. Снова треск несчастной ткани – и платье на ее спине почти распахивается. За это плачу несколькими глубокими царапинами на предплечье, из которых тут же выступает кровь.
Но это максимум, на который она способна. Потому что теперь я просто вытряхиваю ее из остатков платья и бросаю на кровать.
Кошка падает, раскинув руки и ноги, но тут же собирается, группируется, готовая обороняться. Она великолепна в белый чулках, полупрозрачной нижней рубашке с вышивкой и в маленьких трусиках, которые почти ничего не скрывают. Признаться, не был уверен, что она все это наденет. Не удивился бы, обнаружив под свадебным платьем какую-то северную закрытую одежу.
Наваливаюсь следом так, чтобы оказаться сверху, с ногами по обе стороны от нее. Хватаю ее за руки и плотно прижимаю к постели. Кошка рвется, почти натурально рычит и даже пытается укусить меня, когда наклоняюсь к ней непозволительно низко.
Она дышит так рвано и порывисто, что грудь под нижней рубашкой превращается в самое соблазнительное угощение на сегодняшнем пиру. Отлично вижу напрягшиеся бусины сосков, торчащие под тонкой тканью.
— Не прикасайся ко мне, - барахтается Дэми, но едва ли может пошевелиться. – Ненавижу тебя, халларнский потрошитель!
— К счастью, - наклоняюсь ниже, касаясь дыханием ее вставших под тонкой тканью сосков, - для того, чем мужчина и женщина обычно занимаются в постели, любовь совсем не обязательна. Но учти, что мне ничего не стоит связать тебя по рукам и ногам.
Прикусываю один и, удерживая его в зубах, немного оттягиваю, слизывая языком ее первый длинный и возмущенный стон.
Кошка задыхается подо мной, выгибается, то кричит, то стонет.
Я и не ожидал подобной реакции. Оказывается, в моей жене, какой бы сноровистой она ни была, скрыто много такого, что придется мне очень по душе. Уверен, моему члену будет отлично в ней. Да и она вряд ли откажется от того, чтобы я трахал ее всегда, когда захочу. Сейчас кажется, что готов делать это каждую ночь, даже если на то, чтобы вернуться в постель с поля боя, придется пожертвовать сном и отдыхом.
Перехватываю обе ее руки за головой стальной рукой.
«Прости, Кошка, но я сегодня голодный и крайне терпеливый муж, так что игры кончились».
Немного приподнимаюсь и свободной рукой задираю ее рубашку. Кожа у моей северянки такая мягкая и теплая, а полушария грудей так и просятся сжать их. Накрываю одно ладонью. Твердый сосок, что плотно упирается мне в руку и я с удовольствием потираю его шершавой грубой кожей.
Ее попытки спрятать возбуждение и сопротивляться мне заводят сильнее любой наготы.
Она никогда не признается, что прямо сейчас ее телу тоже осточертело сопротивляться. Лучше язык себе откусит, чем примет эту правду: мы с ней уже не просто так, и постель, даже если в ней нет любви, станет местом, где она всегда будет принадлежать мне.
А я всегда буду принадлежать ей.
Когда выпускаю ее сосок из плена своего рта, кошка смотрит на меня бешеными дурными глазами. Сейчас бы, кажется, и правда убила.
Резко дергаю ее рубашку от ворота и вниз. Рву с легкостью.
— Не жалко портить дорогие подарки? — зло выдыхает мне в лицо Дэми, одновременно пятками вколачивая в постель собственную злость.
— Разве все эти женские штуки не созданы для того, чтобы быть порванными?
— Не знаю. Я похожа на женщину, которая искушена в таком бесстыдстве?
Усмехаюсь, медленно комкаю останки рубашки в кулаке и отбрасываю их в сторону.
— Ты обязательно станешь в этом искусна.
— И не надейся!
Я прищуриваюсь, давая понять, что чем больше вот таких глупостей она говорит – тем сильнее во мне охота убедить ее в собственной правоте.
Кусаю ее над ключицей.
Почти до крови, до алых следов, до яростных всхлипов и метаний подо мной.
Капля боли всегда утихомирит в женщине строптивицу и разбудит блудницу.
— Похоть – вот и все, что движет всеми халларнами! — почти выкрикивает Дэми, когда снова втягиваю ее сосок в рот и перекатываю его по языку. — Животные! Мерзкие…
Перебрасываю ноги так, чтобы оказаться между ее бедрами. Намеренно чуть отклоняюсь в сторону и свободной рукой отвожу ее ногу.
Шире, еще шире.
— Очень мерзкие животные, кошка, но одному из них ты хочешь отдаться, — улыбаюсь довольно, прежде чем пригвоздить ее к постели, накрыв ладонью промежность. Нажимаю до тех пор, пока она не начинает кривится от боли. — Хватит, Дэми. Я не хочу делать тебе больно. Не вынуждай меня хотя бы сейчас.
Она тяжело дышит открытым ртом.
Пытается сжать колени, когда понимает, куда направляю пальцы, но вместо этого только крепче обхватывает меня ногами.
Вхожу в нее одним пальцем.
Мокрая и горячая, жадно, как от долгого нетерпения, сжимает меня.
Ее буквально трясет в судорогах.
Чуть ослабляю хватку на ее запястьях. Там и так останутся синяки, а мне бы не хотелось, чтобы слуги видели хозяйку такой, словно над ней измывались всю ночь.
Проталкиваю пальцы дальше, желая себе терпения. Когда в моей жизни была женщина, которая бы не устраивала скачки на члене? Лет сто назад, наверное.
— Мерзкий убийца, - взгляд жены затуманивается.
Она беспомощно вытягивается подо мной.
Хочет сдаться, но никогда об этом не скажет. Конечно же не скажет.
Полностью выпускаю ее руки, встаю на колени между тонкими и крепкими разведенными ногами.
Кошка, как только получает свободу, дергается назад, немного отползает к подушке, но тут же упирается в мягкое изголовье постели.
Подползаю к ней. Точно, как зверь – разорвал бы запросто, просто потому, что хочу и могу.
Между нами снова короткая борьба, и на этот раз ноги жены у меня не коленях, а от ее пяток на ребрах останется пара крепких синяков.
Вставляю в нее уже два пальца – и сразу глубоко, резко, до самой ладони.
Самого уже выкручивает – так хочется войти в нее членом, почувствовать, как будет кричать подо мной, просить и умолять. Мы можем не любить друг друга, но между нами столько напряжения, что хватило бы запитать каждую копательную машину на миллион лет вперед.
Дэми прикусывает стон и хватается руками в праздничное покрывало. Раскрываясь передо мной, прямо в ладонь истекая влагой желания и похоти.
В одно движение срываю с себя рубашку. Со штанами сложнее. Не хочу выпускать Дэми из рук, не хочу давать ей передышку и хотя бы один спокойный вздох.
Приходится спустить штаны по бедрам, выпустить твердый член. Выдохнуть от мимолетного облегчения, перехватить ладонью, чтоб размазать в ладони, выступившие на кончике тяжелые вязкие капли.
Все это время северянка смотрит на меня во все глаза. Уже не пытается убежать, не защищается и не закрывается.
Раскинулась рядом, открытая и все еще недоступная.
Наваливаюсь на нее, опираясь на стальную руку. Глаза в глаза.
Взгляд в взгляд.
Уцепиться, перемахнуть через разделяющую нас пропасть убеждений и веры, вцепиться друг в друга зубами и рвать на части. Хотя бы так. Это лучше, чем безразличие. И достаточно для того, чтобы меня, как мальчишку, тянуло к этой дикой северянке из ночи в ночь.
Член давно готов быть в ней.
Я толкаюсь в нее сразу сильно и упорно. Не боюсь сделаю больно, не опасаюсь проклятий.
Кошка сильно напрягается, обхватывает мои руки чуть выше локтей и запрокидывает голову.
Дьявол, слишком спешу.
Медленнее – хоть это все равно что добровольно насаживаться на меч - глубже, позволяя прочувствовать меня полностью.
Ее глаза распахиваются, когда наши тела соединяются.
Ногти оставляют на моей коже кровавые полосы.
Плевать, я слишком сильно хочу эту женщину, а капля боли не дает окончательно озвереть.
Я весь в ней, до самого основания. Обратно – и резким толчком в нее. Снова и снова, напором заставляя раскинуть ноги максимально широко.
Дэми кричит и закусывает губу до красных полос. Я бы хотел видеть ее взгляд все время, пока трахаю ее, все время, пока она отдается мне. Но она крепко жмурится и судорожно, с каждым толчком, жадно хватает воздух, словно не верит, что до сих пор жива.
И в какой-то момент тянется ко мне губами, как будто просит поцеловать.
В ответ кусаю ее за шею. Ухмыляюсь, когда моя строптивица начинает колотить руками по спине.
Мы вколачиваемся друг в друга глубоко и жестко.
Она уже кричит не сдерживаясь.
Моя спина и плечи в крови исцарапаны в кровь.
Я вколачиваю ее в постель, уже не в состоянии себя контролировать.
Дэми напрягается подо мной всем телом, как будто и правда балансирует на грани жизни и смерти.
На секунду все-таки дарит мне сумасшедший, удивленный, пьяный взгляд.
Возможно, я придумываю, потому что и сам не очень трезв сейчас, но мне видится там радость, что здесь и сейчас в этой постели – именно я.
Поэтому роняет мое имя в каждом из стонов, которые рвутся из нее вместе с удовольствием и дрожью.