А потом начались сборы…
Вот что надеть приличной девушке для похода на погост? Я оглядела свой — без сомнения, скудный — гардероб, который валялся на стульях, столе, изголовье кровати, ну и заодно в шкафу, но не отыскала чего-то такого, что было бы одновременно привлекательным и уместным.
— Мне нечего носить, — произнесла сокрушенно и с головой залезла в чемодан, но, кроме зеленого берета, который я благополучно потеряла на втором курсе, ничего не обнаружила.
— Проваливай голенькая, Игнат точно заценит. — Рита, болтая ножками в меховых тапочках, грызла древние пряники, обнаруженные нами в ящике стола, — Всё-таки какие у вас необычные отношения. То убить друг друга грозитесь, то по кладбищам гуляете. В окна к тебе лазает! Неординарно! А мы вот с Антоном то дома, то в городе. Вдруг я ему наскучу, а?
Она грустно прожевала пряник и взялась за следующий. Тем временем я вытащила за штанину черные узкие джинсы, примерила их в комплекте с длинным свитером крупной вязки и осталась довольна результатом.
— Не денется никуда твой кровопийца, а денется — я знаю пару способов его прикончить. Всё, побегу.
Знакомая машина скрипела всеми внутренностями у выезда из академии. Я запрыгнула в неё без былого недоверия и даже насладилась каким-то по-особенному привычным запахом. Так, должно быть, пахнут приятные воспоминания. Слепило позднее солнце, и Игнат нацепил солнцезащитные очки-авиаторы, которые ему чертовски шли.
— Нам далеко?
— Полчаса от силы, — сказал Игнат, выруливая с парковки. — Не успеешь заскучать, как примчимся.
— Так что это за чудесное место, которое ты показываешь всем девушкам?
— Не всем, а только москвичкам-некроманткам. Словами не объяснить, — он нахмурился. — Его надо видеть… чувствовать.
Пусть так. Я к кладбищам ввиду будущей профессии относилась без особого трепета, даже со скукой, но все-таки гулять там с молодым человеком — это несколько… экстравагантно. Хотя чего ещё ожидать от академии нежити?
Вскоре мы очутились у берега замерзшего озера, такого широкого, что его края терялись за линией горизонта. Густой туман, молочный до седины, окутал и его воды, и еловый лес, что скрывал озеро от посторонних глаз. Дыхание моментально замерзло.
Игнат оказался за моей спиной и сказал тихо-тихо, будто боясь спугнуть нерушимый покой этих мест:
— Всё забываю тебе отдать.
Я медленно развернулась, оказываясь нос к носу с тем, кого совсем недавно считала своим персональным демоном. В его руках лежал мой шарф, пропахший мужской туалетной водой. Чуть горьковатый запах так крепко впитался в шерсть, что стал её частью. Я с наслаждением вдохнула его и замоталась в шарф по самые брови.
— Идем. — Игнат раскрыл ладонь, и я взяла его за руку, переплетая пальцы.
Жалко, что его кожаная перчатка и моя шерстяная рукавица мешали почувствовать тепло кожи, провести по проступающим на запястье венкам. Касание получилось каким-то суррогатным, но хоть так.
— Слушай, каким образом тебя сюда занесло? — спросил Игнат, переступая через поваленное дерево и помогая мне не утонуть в снегах. — Как декан уговорил тебя приехать в АНиПС, если о задании ты не знала?
— Я завалила его экзамен. — Признание далось легко. — Нелепо получилось. Вот как сейчас помню, что накануне спорила о бесполезности эбонитовых крестов, а утром пучила глаза и про те самые кресты двух слов выдать не смогла, а уж на руне вызова окончательно поплыла. Есть ощущение, что декана это настолько взбесило, что он отправил меня на съедение волкам, а заодно и Ритку.
Н-да. Пусть признание и далось легко, но как-то уж больно жалобно, словно я пыталась оправдаться в собственной слабости. Смотрите, мол, какая дурында, не смогла про руны ничего дельного рассказать. Полное ничтожество, ага. Но Игнат понимающе кивнул и, как мне показалось, специально перевел разговор подальше от моего позорного изгнания из МУКИ.
— А что не так с эбонитовыми крестами? Вроде бы действенное средство, бесы ими изгоняются не первое десятилетие.
— Ну, я убеждена, что крестами хорошо только обороняться.
— Магически? — уточнил Игнат с улыбкой.
— Физически. Дал по лбу — вот тебе и оборона.
Игнат заржал так громко и заразительно, что даже я не удержалась от смешка.
Перешучиваясь, мы и дошли до кладбища. Скрытое от любопытных глаз за полуразрушенным каменным забором, оно тянулось так далеко, насколько хватало обзора. Железные ворота были прикрыты, но со скрипом отворились, когда Игнат с усилием потянул решетку на себя. Мы шагнули в запорошенное царство мертвых, и оно было… прекрасно.
Кресты из мрамора и белого камня утопали в снегах, прямые тропинки вели от надгробия к надгробию. В воздухе висела аура позабытой магии. На ветви толстого дуба, укрывшего собой часть кладбища, восседал серый ворон и смотрел на незваных гостей внимательным черным глазом.
— Столетия назад на этом кладбище хоронили знатных колдунов, великих алхимиков, некромантов. Разумеется, тайно, оно было спрятано от простого люда под толщей колдовских чар, а когда магию официально разрешили, энергетическую защиту сняли. Так оно и стоит здесь, никому ненужное, кроме меня да нескольких других любителей пыльной древности.
Игнат вел меня по заснеженным дорожкам и рассказывал истории о жизни тех, чьи судьбы оборвались так давно, что ветра обточили могильные камни. Некоторые фамилии были мне знакомы по научным открытиям в области магии, о других я не слышала ничего. Игнат удивительно легко ориентировался на кладбище, обращался к мертвецам как к давним знакомым, а серокрылый ворон преследовал нас, перепрыгивая с дерева на дерево и провожая тревожным карканьем.
Мы подошли к расколотому надвое камню, на одной половине которого вязью было написано женское имя, а на другой — мужское.
— Что это?.. — я не удержалась от восхищенного любопытства.
— Существует легенда, по которой сильный маг полюбил простую девушку. Он открыл перед ней свой мир, и она ответила ему взаимностью. К сожалению, архимаги запретили им быть вместе. В те времена, знаешь ли, к чистоте крови относились с особым трепетом. Разумеется, маг плевать хотел на чей-то запрет и сбежал с любимой за тридевять земель, отрекшись и от дома, и от семьи. Да только их быстро выследили и за ослушание приговорили к смертной казни. Родные мага сжалились над сыном и похоронили его в одной могиле с возлюбленной, разве что в разных гробах. Но на седьмой день после похорон разразилась страшная гроза, и молния угодила в камень, расколов тот на две части. Даже после смерти влюбленных смогли разлучить.
Я смотрела на два имени, навсегда разделенных трещиной, но думала не о трагической участи разлученных смертью людей, а о том, что слишком многое в последнее время состояло из двух частей. Утреннее видение в хрустальном шаре всколыхнулось во мне тревогой, зудящей, нервной, делающей меня слабой и нерешительной.
— Игнат… — хм, кажется, я до сих пор не называла его по имени, но звучало оно приятно, не кололо язык, было мягким и правильным. — На занятии по оккультизму я увидела кое-что странное. Не знаю, стоит ли воспринимать это всерьез, но шар показал мне твое лицо, только одна его часть… принадлежала не тебе.
— Миронова, у тебя глюки, — со знанием дела известил тот. — Наша старушенция чем-то пропитывает воздух, люди и не такое видят, а ты на фоне общения с Александром вообще странно, как ещё кукушкой не тронулась.
— Я не прошу тебя безоговорочно верить моим словам, но будь осторожен, договорились?
То ли на моем лице появилось какое-то особенно гадкое выражение, то ли Игнат в принципе был послушным мальчиком, но он согласился.
Мы продвигались вперед, от надгробия к надгробию. С неба крупными хлопьями повалил снег, он ложился на волосы Игната, запорошил мой воротник. Я поймала снежинку на ладонь и рассматривала её острые грани до тех пор, пока она не растаяла.
— Как тебе сибирские зимы? — Игнат сдул снег со своей перчатки. — Непривычно после Москвы?
— Вообще-то я всё детство провела в Омске, меня не напугаешь легким морозцем.
— А почему уехала?
Кто бы знал, как мне захотелось смять этот разговор, отшутиться, сказать что-то незначительное. Но правда сама полилась наружу, словами прорезала путь сквозь застарелую обиду и непонимание.
— Как тебе сказать… Родители с детства считали мои магические способности опасными. Они из очень религиозных людей, для них любая магия — истинное зло. Маму с папой не волновало, что в любой компании есть штатный маг, что лекари спасают миллионы жизни наравне с обычными врачами. Меня пытались обуздать, но когда я вздумала поступать в местную академию колдовства, попросту выставили из дома, заявив, что дочери у них больше нет. — Я говорила монотонно, чтобы ничем не выдать истинных эмоций, но на этой фразе голос всё равно надломился. — Знаешь, меня как током шибануло. Я плюнула на всё и рванула в Москву. Решила, что раз так, то отучусь в лучшем университете и утру всем родственникам нос, когда вернусь с диплом, богатая и знаменитая. — Усмехнулась тому, какой же наивной я была четыре года назад. — Весь масштаб глупости до меня дошел уже в поезде. Разумеется, я испугалась своего сумасбродства, но куда деваться, когда денег хватает только на батон с кефиром, а в месте, который шестнадцать лет было домом, никто не ждет?
Я не стала рассказывать ему, что дальше были вступительные экзамены, на которых я чуть не завалилась, идеально разученная теория и бесконечная подработка в Макдональдсе, чтобы как-то дожить до заселения в общежитие.
Игнат посмотрел без жалости — как же я боялась, что мне начнут сочувствовать, — но с уважением.
— Родственники не пересмотрели свое решение позже?
— Не-а. Последний раз я общалась с мамой накануне отъезда.
Он удивленно присвистнул.
— Ты храбрая, конечно. Взять и сорваться в столицу не всякий способен. Мои-то родственники выдохнули с облегчением, когда я свалил из дома. В семье пятеро детей, мама избавилась бы от меня-нахлебника любыми способами, а коль сын еще и к магам подался, вроде как престижно. Разумеется, я не говорил им о том, как ценой досталась мне магия.
Мне показалось, что он тоже не очень-то рад тому, как оказался в академии, но лезть в душу не стала, чтобы не разбередить старые раны. Все-таки наша близость не столь крепкая, чтобы делиться подробностями и деталями.
Мы дошли до конца кладбища, уткнулись в наполовину обрушенную стену, но Игнат не развернулся, а указал на дыру.
— Нам туда.
Ледяная пустыня казалась бескрайней, но Игнат упрямо тащил меня вперед. Кладбище отдалялось, а я ныла и сопротивлялась, но этому путешественнику не терпелось показать мне что-то на краю Земли. А потом перед нами растелилась бездна…
Край обрыва был столь ровный, словно вырезанный в камне острым лезвием. Внизу простиралась скованная льдами руками и деревья, что застыли в вековой спячке, укрытые белоснежными шапками. Природа казалась нарисованный, искусственной, неживой. Бесконечная красота, позабытая зверями и людьми. Ветер путался в волосах, нос окоченел, но оно того стоило. Игнат обнял меня сзади за талию и дышал в ухо. Пахнущий горькими духами и мятной жевательной резинкой, он был продолжением этой нереальной сказки. Я обернулась, чтобы встретиться с теплом его глаз, чтобы…
Чтобы окончательно потерять голову.
Последней логичной мыслью было: «Ника, от таких парней одни проблемы!»
Но разве меня это волновало?
Мы целовались под снегопад, обнимаясь, потеряв счет времени и окончательно задубев.
— Знаешь, а нормальные парни на первое свидание ведут в кино там или ресторан. Я бы не отказалась от пиццы.
— Ну а кто сказал, что я нормальный? Будет тебе пицца и даже кино. Только…
Он не договорил, замолчал на середине фразы и застыл, словно скованный смертельным холодом. Сначала мне показалось, что Игнат увидел на том берегу нечто, что заставило его испугаться, да только взгляд не выражал ничего, кроме пустоты. А затем я вновь заглянула в глаза, которые потемнели. В небесной синеве его глаз появились тучи, засверкали грозы.
Я как обычно тормозила до последнего и поняла всё слишком поздно.
— Ты!
— Я, — согласился тот, кто говорил голосом Игната, смотрел его глазами, дышал его воздухом. — Здравствуй, моя королева.
— Уходи, убирайся прочь. — Я отступила так близко к обрыву, что ещё секунда, и рухнула бы с него, но удержала себя на краю. — Отпусти Игната!
Я не могла даже применить магию, потому что любое атакующее заклинание настигло бы не Александра, но Игната. Колдун понимал это, а потому надвигался медленно и неотвратимо.
— Ника, ну почему ты сопротивляешься? — ворковал он чужими губами. — Твоя судьба предопределена, нам править вдвоем, нам творить будущее, нас вести за собой нежить. Этот мальчишка — бездарный сосуд, но если тебя устраивает его тело, то я готов всю жизнь проходить в нем.
Его руки схватили мои запястья и вывернули их, завели за спину, притянули меня к телу. Александр улыбался губами Игната, но взгляд его оставался черен и холоден как самая темная ночь.
В этой бездне мне погибать.
— Не отказывай мне, — промурлыкал Александр, притягивая мой подбородок к себе, касаясь моих губ.
«Это Игнат, это всё ещё Игнат», — твердила я себе, но на поцелуй не отвечала. Пальцы сжала до онемения, вся превратилась в клубок из нервов и отчаяния. Но когда он попытался провести языком по моим губам, я отвесила ему пощечину. Совсем рехнулся, блин!
— Что ж… — сказал Александр, на щеке которого разгорался алым цветом след от пятерни.
В следующую секунду Игнат скрючился от боли. Он застонал сквозь сведенные зубы, после рухнул на снег и захрипел… Я кинулась к нему, но взгляд Игната затуманился. Он не слышал и не видел меня. Не ощущал ничего, кроме опустошающей боли. Это было невыносимо. Я видела, как нечто перекатывается в нем, проступает сквозь вены, терзает внутренности, но не могла ничем ему помочь.
Нет, могла, но до последнего трусила.
— Отпусти его, пожалуйста, — прошептала не своим голосом. — Я… я…
И когда страшное слово — «согласна» — почти сорвалось с губ, колдун пророкотал:
— Сегодня я покину тебя, но времени на раздумья не осталось.
Сказав это, Игнат упал затылком в снег. Веки его были закрыты, тень от ресниц падала на бледные щеки. Я подхватила бездыханное тело и через белоснежную пустыню, через молчаливое кладбище, через леса дотащила его до машины, где впихнула на заднее сидение. Он насквозь вымок. Снег забрался под куртку. Заболеет же! Как врубить печку?! Уж молчу о том, как завести эту тарантайку и поехать куда подальше?
Мысли роились в голове, недобрые, опасные, а Игнат окончательно слился тоном кожи со снегами. Чистый мертвец, хоть сейчас закапывай.
— Да что ж такое… — бубнила я, шаря в его карманах.
Брелок от машины со связкой ключей на нем обнаружился после долгих и ну очень эротичных, хоть и неспециальных ощупываний. Я заглянула под руль и стала примерять к замочной скважине один ключ за другим. Разумеется, никакой не подошел.
Ко всему прочему метель, которой не было каких-то десять минут назад, разрасталась. Окна замело белым, колючие ветра рвались в салон, но разбивались о стекла.
Всё, мы замерзнем насмерть. Моя магия не способна побороть стихию. Собравшись с последними силами, я поставила вокруг машины защитный купол, чтобы не пропускать в щели ветра и снега, но купол не был способен сберечь от холода.
Озябшие пальцы по второму разу начали терзать замочную скважину. Есть! Щелчок — это добрый знак, не так ли? Впрочем, сколько я ни проворачивала ключ, кроме старческого пыхтения, автомобиль не издал ни звука.
Кажется, он тоже решил окочуриться на безлюдной трассе.
— Поверни ключ и надави на левую педаль, — слабо подал голос с заднего сидения Игнат.
— Хвала небесам! Очнулся?!
Я повернулась к нему. Глаза пустые, но его, небесные, без гроз и помутнений.
Либо это добрый знак, либо к рассвету я его закопаю.