Баронет выхватил меч и одним ударом снес Лукиану голову. В ужасе я завизжала и почему-то никак не могла оторвать глаз от того, как отрубленная голова несчастного парня, который не был ни в чем виноват и просто хотел помочь мне, откатилась к ногам статуи Нериуса.
— Ваш бог — палач! — заорала я, кидаясь с кулаками на Иена Макгрифа. — Лицемерные святоши! Вы ругаете Хеб за ее распутство, а сами хотите ему предаваться! По крайней мере, Хеб не велит никого убивать, она, наоборот, за торжество жизни во всех ее проявлениях! Ваш Нериус обозлился на нее за то, что она ему не дала! Жалкий неудовлетворенный божок!
— Ты ответишь за свои грязные слова, греховодница! — бледнея от ярости, прошипел баронет.
Невесть откуда взявшиеся братья и сестры, суровые, коротко стриженные и закутанные в мешковину, скрутили меня и поволокли обратно к статуе Нериуса, под которой уже установили некую кушетку, изголовье которой было направлено вниз. Извивающуюся и отбивающуюся, меня крепко-накрепко прикрутили к этой кушетке, так, что я даже шелохнуться не могла. Не выпей бы я то проклятое нейтрализующее магию зелье Джерта, я уже весь их особняк по кирпичику разнесла, но сейчас была бессильна. И я была обречена.
Адепты Нериуса обступили меня, образовав идеальный круг, от которого отделился Иен Макгриф, на красивом лице которого сияла улыбка. В руках он держал большой прозрачный сосуд, внутри которого булькала какая-то жидкость соломенного цвета.
— Сейчас мы очистим твою душу, грешница, — проговорил баронет и высоко поднял сосуд. — Это масло горячее. Настолько горячее, что избавит тебя от всех пороков!
Один из братьев насильно вставил мне в рот большую воронку. Мысленно я заходилась криком — они выбрали действительно страшную казнь… Лучше бы я позволила этому подлецу делать со мной все, что он пожелает! Только не это!
Они будут вливать в меня раскаленное масло, которое просто-напросто сожжет меня изнутри! Это жуткая боль! Это медленная и мучительная смерть!
— Во имя Нериуса… — проговорил Иен и медленно наклонил сосуд над воронкой.
Масло устремилось к горлышку сосуда, но вылиться не успело.
Дверь распахнулась во всю ширь, и в залу стремительным шагом вошел лорд-маг Аеск Ланфорд. Его повелительный голос эхом отдался под самыми сводами.
— Именем Комитета Всех Богов, я приказываю немедленно прекратить это!
ГЛАВА 14
Блюдо, которое подают холодным
— Ванная наверху, — проговорил Аеск, едва мы переступили порог его дома. — Сейчас я отправлю кого-нибудь из слуг за платьем. Приведёшь себя в порядок и спускайся к завтраку. Нам нужно серьёзно поговорить, Маргери.
И вот я отмокаю в теплой воде, в которую щедро добавила пены и насыпала морской соли, пытаясь стереть из памяти лица адептов Нериуса… И страшную кончину бедного Лукиана. Я тоже была на волосок от смерти, Иен Макгриф почти напоил меня кипящим маслом… Да что там говорить, даже сейчас об одном только воспоминании об этом меня начинало трясти.
Но, моя богиня, как переменился этот отвратительный палач-баронет, едва в зале появился Аеск!
— Умоляю, не губите, лорд-маг! — Иен едва ли не в ногах у Ланфорда валялся. — Все во славу Нериуса!
— Мы давно закрывали глаза на ваши… вольности, баронет, — холодно перебил Аеск. — Но совершенное вами переходит все границы! Хладнокровное убийство и покушение на убийство с особо отягчающими обстоятельствами! Я объявляю секту почитателей Нериуса запрещенной организацией! Баронет Иен Макгриф и судья Гродер Глисберский, как организаторы секты, заключаются под стражу до суда, дату которого им объявят позднее. Все остальные присутствующие уведомляются в том, что если созовут еще одно собрание, то так же будут заключены под стражу и пойдут под суд.
Аеск освободил меня от пут и повел прочь из этой проклятой залы. Адепты Нериуса молча расступались перед нами и в их глазах читались ненависть и бессилие. А Иен Макгриф, которого дюжие стражники взяли под конвой, жалобно и трусливо просил этого не делать.
Я закрыла глаза, стремясь прогнать образ этого мерзкого, подлого человечишки. И угораздило же меня во всей огромной Лигейе наткнуться именно на него! А ведь он прикасался своими мерзкими губами к моему лону… Эх, жаль мочалки нет, так хочется стереть с себя даже напоминание о его прикосновениях.
Не успела я подумать, как откуда-то из-под потолка прямо мне в ванную шлёпнулась миленькая розовая мочалочка, которой я тут же принялась себя яростно тереть. Ещё б воду погорячее…
Как по заказу — вода тут же стала той самой, идеальной температуры, какую я и хотела. Надо же, какая у Аеска Ланфорда ванная! Чего не захочешь — все тебе выполняет!
Кстати, обставлена она была, не сказать, что роскошно, но очень изыскано, в морском стиле. Очень много света, белые и бирюзовые тона, оригинальный коврик в виде какой-то экзотической рыбы, большое зеркало в дорогой оправе, мягкие кожаные пуфы…
Прямо интересно, насколько простираются границы ее возможностей… Свесив ноги с бортика, я немного подумала и — пожалуйста! — в одной руке у меня оказался запотевший бокал с прохладным шампанским, а в другой — миска со свежей клубникой, политой сливками.
И только когда я сделала большой глоток шампанского, который прочистил мне мозги, до меня дошло, что ванная тут ни при чем! Колдовала я! Действие дурацкого Джертового зелья наконец-то закончилось, и тройная сила, составляющая вкупе магию Аеска, Джерта и мою собственную, вернулась ко мне.
Как же здорово, что я снова могу колдовать! Теперь я уже не безвольная кукла, с которой можно делать все, что угодно! О, вернись бы ко мне магия чуть раньше, Лукиан остался бы жив… Бедный парень, при мысли о нём на глаза наворачиваются слёзы… Хотел помочь мне — и встретил свою смерть. Надеюсь, баронета Иена Макгрифа сурово накажут за это убийство. А если не накажут, я вмешаюсь сама. Силы у меня теперь для этого достаточно!
Я позволила себе расслабиться в ванной еще немного, собираясь с мыслями. От предстоящего с Аеском Ланордом разговора кидало в жар. Что он мне скажет? В любом случае, что-то, что в корне изменит мою судьбу. Наши судьбы, которые, как я чувствую теперь, сплелись в один клубок…
Что ж, пора. Я одним глотком допила содержимое бокала, рывком поднялась и закуталась с ног до головы в большое белое полотенце с гербом Ланфордов. Я помнила по его медальону: два сокола и две змеи. Странный герб.
В комнате, соединённой с ванной, на постели было аккуратно разложено платье, гребень, украшенный горечавкой из фоамирана и чудесные бархатные туфельки. Теперь я могла бы сотворить себе платье и сама… Но я уже успела сказать Аеску, что нахожусь под действием зелья Джерта, потому и не смогла справиться с адептами. Не нужно ему раньше времени знать, что магия ко мне вернулась.
Это оказалось платье типичной горожанки, разительно отличающееся от свободных открытых туник и хитонов, к которым привыкла я. Глубокого тёмно-синего, почти черного цвета, с обтягивающими рукавами, клином расходящейся книзу юбкой, скромным вырезом с запахом, по вороту и рукавам оно было украшено узкой полоской искусного шитья.
Мои распущенные волосы, которые я тут же высушила с помощью магии, легли мягкими мерцающими волнами. Я отделила две прядки у висков и сколола из сзади гребнем, после чего придирчиво посмотрела на себя в зеркало, крутясь в непривычном для себя наряде.
Выглядела я не иначе, как прекрасной средневековой девой — такой, о красоте которой слагают песни трубадуры, а рыцари посвящают ей подвиги и мечтают взять в жены, а не беглой послушницей, которой по обвинению в распутстве едва не влили пару часов назад в глотку раскалённое масло.
Мне хотелось предстать перед ним красивой. Хотя, возможно, как бы я ни старалась, Аеск больше никогда не посмотрит на меня так, как смотрел в нашу первую ночь.
Внизу никого не было, лишь стоял уставленный изысканной едой стол с двумя приборами.
Я хотела было сесть за один из приборов, но мое внимание привлекла картина, висящая прямо над камином. Это был портрет статной седовласой дамы в сером платье и жемчугах. Интересное лицо с благородными чертами лица — такие женщины будут красивыми и в двадцать и в шестьдесят… А еще у нее были серо-зеленоватые глаза, совсем как у Аеска Ланфорда.
Цвет больной бирюзы.
ГЛАВА 14.1. Блюдо, которое подают холодным
— Корнелия Ланфорд, — раздался его голос и я обернулась. — В свое время — самый сильный маг Лигейи. Моя бабушка.
— Она очень красива, — заметила я.
— Да, внешностью я пошел, к сожалению, не в нее, — усмехнулся лорд-маг. — Да и умом, похоже, тоже. Я и не подозревал, какую роль она сыграла в твоей судьбе.
— А что с ней стало?
— Умерла пять лет назад, — Аеск на мгновение склонил голову. — В последние годы она была занята написанием мемуаров, благо ей было о чем поведать миру — у Корнелии была очень бурная молодость… Да и старость тоже, если честно. Десять томов настрочила… Но мне и в голову не могло прийти, что в них содержится особый магический код, обнаружить и расшифровать который я смог только недавно. Впрочем, после того, что произошло с нами, догадаться, кто приложил к этому руку, стало уже не сложно. Бабушка — единственный человек, который знал о твоем существовании. Не считая твоих родителей, конечно.
При упоминании о родителях сердце мое ёкнуло. Он сейчас мне все расскажет! Все! И тут меня пронзила внезапная догадка.
— А не Корнелия ли Ланфорд та знатная дама, что принесла меня малышкой в храм Хеб?
Но мужчина оставил мой вопрос без ответа. Вместо этого он отодвинул один из стульев, и я не сразу поняла, что это для меня. Я слышала, что вне храма есть особые правила этикета, но не представляла, что это такое. Этикету послушниц Хеб учили через пень-колоду, уже перед самым выпуском.
Аеск сел напротив и налил в высокие бокалы вина себе и мне. Я отказалась — шампанского в ванной мне на сегодня вполне хватило. Лорд-маг, как будто избегая смотреть на меня, грел в руках фужер, напоминающий стеклянный тюльпан на тонкой ножке. Как будто и не собирался ничего говорить.
— Это случилось двадцать лет назад, когда я учился на последнем курсе Арриксакской дворянской академии магии, — без предисловий начал он. — Так же там училась и моя младшая сестрёнка Юталия, только тремя курсами ниже. Мы с детства были очень дружны, родители наши погибли при кораблекрушении, и в каком-то смысле я заменил ей отца. Мне нравилось о ней заботиться, обеспечивать ее всем, а она отвечала любовью и благодарностью.
Я слушала начало его рассказа со странным тревожным ощущением, предчувствуя, что ничем хорошим он не закончится. Мой взгляд случайно упал на портрет седовласой Корнелии, и я несколько раз моргнула, подумав, что привиделось. Но нет, под этим углом зрения на портрете была изображена не пожилая женщина, а юная девушка в точно таком же сером платье и жемчугах, с детским лицом и не по-детски печальными глазами. Вопрос уже был готов сорваться с моих уст, но, взглянув на Аеска, которому так было тяжело погружаться в воспоминания, я промолчала.
Понять, кто эта девушка, было не сложно.
Юталия Ланфорд.
— Со мной на одном курсе учился маг по имени Брандон Литон, — проговорил Аеск, все так же не отрывая взгляда от бокала, как будто видя в рубиновой жидкости картины прошлого, просто пересказывая их, полностью абстрагировавшись от них. — Не могу сказать, что способности у него были самые выдающиеся, но был он всеобщим любимцем, душой компании и вообще человеком, который к любому найдет подход. К любому, но не ко мне. С Брандоном нас с первого взгляда связала искренняя неприязнь, позже переросшая в скрытую ненависть. Скорее всего, мы, не отдавая себе в этом отчета, просто завидовали друг другу — он моим успехам в учебе, я — его общительности… Но, в любом случае, открытых конфронтаций мы избегали — случались мелкие стычки, но в целом это не выходило за рамки, скажем так, приличия. На последнем курсе Брандон закрутил роман с Ашлин Ларк, первой красавицей на нашем курсе. У нее были темно-русые волосы, кожа, как будто светящаяся изнутри, и синие глаза. Глаза цвета горечавки.
Аеск быстро поднял взгляд, открытый, откровенный взгляд, от которого меня кинуло в дрожь. А может быть, это произошло от звука имени Ашлин Ларк и от его слов о ней.
Глаза цвета горечавки.
— Ты любил ее?
— Нет, — просто ответил он. — Она была мне совершенно безразлична. В отличие от Брандона, который глаз от нее не мог отвести. Сначала все думали, что у них несерьёзно, но уже перед самым выпуском мы узнали, что они собираются играть свадьбу. Ашлин была на третьем месяце беременности. Честно говоря, мне было не до них, да и вражда наша как-то подзабылась. Иное волновало меня — я стал замечать, что Тали как-то странно себя ведёт. Обычно весёлая и жизнерадостная, сестра стала печальна и грустна, потеряла аппетит, на все мои расспросы отвечала явными отговорками. Я был очень встревожен и всеми способами пытался выяснить, в чем дело. И лишь в ночь нашего выпускного я узнал. Но было уже поздно.
Он смотрел на меня, но в то же время смотрел сквозь меня, а я вся сжалась в ожидании плохой развязки, которая не заставила себя долго ждать.
— В ночь нашего выпускного моя сестренка выбросилась из окна своей комнаты, которая находилась под крышей самой высокой башни замка, — Аеск был спокоен, когда говорил это, лишь странным блеском сверкали его зеленоватые глаза. — Она превратилась в кашу, в кровавое месиво, я соскребал это месиво с каменных плит, пытаясь обнять и поцеловать… в последний раз. А затем я нашел в ее комнате предсмертную записку. Оказалось, что эта дуреха была давно и страстно влюблена в Брандона Литона, и он отвечал ей взаимностью, пока сестра не узнала, что он женится на Ашлин и она беременна от него. На выпуском Брандон дал моей несчастной сестричке от ворот поворот в довольно грубой и равнодушной форме. И она решила, что не хочет жить. А я решил, что отомщу Литону за то, что он так цинично надругался над Тали. Когда у них с Ларк родилась дочь, я выкрал ее… Особого труда это не составило — уровень магии и навыки у меня выше, чем у них…
Я слушала его мрачный рассказ о боли и смерти, о ненависти и мести и слезы катились по моим щекам. Я уже поняла, кто такие Брандон Литон и Ашлин Ларк. И кто такая их новорожденная дочка…
— Знаешь, я ведь хотел тебя убить, — проговорил Аеск, глядя мне прямо в глаза. — Стоял в той самой комнате, перед этим самым окном, держал тебя на руках на весу над пропастью, в которую шагнула Юталия. Я хотел выбросить тебя. Я был ослеплён яростью и искренне желал, чтобы Брандон Литон ощутил то же самое горе, что сжигало меня. Но ты улыбнулась мне… и я не смог. Я увез тебя в Лигейю, порвав все магические связи между тобой и родителями, так, что, сколько бы они не запускали поиск, он ничего не показал. В мыслях у меня был новый план, пожалуй, еще страшнее и изощрённее первого — отдать тебя в один из самых грязных притонов нашего полиса, чтобы ты выросла порочной дешевой шлюхой, а затем подложить в постель к собственному отцу. После рассказать ему об этом…
— Но ты же этого не сделал, Аеск… — в ужасе я качала головой. — Нет, не сделал, ведь так? Ты же не способен на такое, я не верю…
— Ты не знаешь меня, Маргери… Не представляешь, какая бездна ненависти сокрыта в моей душе… — мрачно проговорил лорд-маг. — Знаешь, кому я отдал тебя на воспитание? Безрукому Пьеру, тогдашнему королю отверженных Лигейи — убийц, грабителей, воров, мошенников, и, пожалуй, это было немногим лучше варианта с борделем. Ты должна была вырасти не шлюхой, а бедной нищенкой, несчастной оборванкой, если б не умерла раньше от голода, холода и болезней. Я посчитал месть свершенной. Но я не знал, что в дело вмешалась моя драгоценная бабушка. В зашифрованном в ее мемуарах послании я прочел, как все было. Она пошла к Пьеру, который был ей обязан, и отобрала у него ребёнка. Затем при помощи нашего родового артефакта-медальона и крови наложила на тебя сильнейшее заклинание химеры, скорректировавшее твою внешность в обратную сторону. Она посчитала, что этим убережёт тебя от притязаний жрецов Хеб, которые, как она знала, имели весьма распущенные нравы. После Корнелия отдала тебя в храм Хеб, а за то, чтобы ребенка приняли, подарила храму редкую статуэтку одетой богини. Бабушка считала, что в тридцать лет ты выйдешь из храма сильной и независимой жрицей. К этому прибавится еще и красота, и ты сможешь жить, как захочешь.