Поднимаюсь на цыпочки и осторожно ступаю в холл. Главное сейчас: не наступить на осколки и обломки. Сверху доносятся голоса и глухой стук. Или это мое сердце? От ужаса и тревоги уже не различаю, откуда идет звук. Осторожно крадусь по лестнице вверх. Голоса все громче. Их три: Тата, Макс и Гордей. Не дыша, подползаю к двери в спальню. Она распахнута. Осторожно заглядываю в комнату и немедленно прижимаюсь спиной к стене коридора, закрыв руками рот.
Гордей сидит в центре спальни, на стуле, лицом ко мне. Руки заломлены назад и привязаны бельевой веревкой к спинке стула. Его голова разбита, лицо залито кровью и заплыло от кровоподтека. Перед ним стоит кофейный столик из гостиной, а на столике ноутбук. Напротив Гордея, спинами ко мне, стоят Макс и Тата.
— Ты какой-то слишком тупой для адвоката, Гордей, — доносится из спальни голос Макса. — От тебя же не так много требуется: просто ввести пароль в личный кабинет в твоем банке, нажать пару кнопок и перевести десять миллионов рублей на те счета, которые я тебе дам. Что сложного? Не понимаю! Сделал бы это, и давно бы уже гулял на свободе.
— Сам ты тупой, гондурас малолетний! — отвечает Гордей. — Для перевода такой суммы потребуется подтверждение из банка.
— Ну и в чем проблема? — удивляется Макс. — Позвонят и подтвердишь.
— Вот этого ты и не понимаешь, потому что дебил от рождения! — усмехается Гордей. — Счета, что ты мне дал — это сплошные офшоры. Туда не переведут такую сумму, если ты не приближен к большому пирогу. Ты же не депутат, верно?
— Это не твоя забота, — возражает Макс. — Мне переведут, можешь не сомневаться. Так что ты свои проблемы решай, а не мои. Просто введи пароль и сумму перевода, и все. Это же лучше, чем вот так. Мордобой, связанные руки, реально БДСМ. Или тебе это нравится? Да? Леночка, любовь моя, а ну-ка скажи: он такое любит, да? Просил тебя его к койке привязать?
— Достали твои шутки, Саш, — недовольно морщится Тата. — Нашел время хохмить! Ничего не будет. Поезжай за его русалкой на пенсии и привези сюда. Он в ее присутствии сразу станет покладистым и хорошим мальчиком.
— Не смей трогать мою жену! Ты, шлюха дешевая! — кричит Гордей.
Слышу, как скрипит стул, потому что Гордей пытается вскочить.
В ответ раздается удар, и Гордей хрипит. Я еще крепче зажимаю себе рот, чтобы не закричать. Удар, еще один, и еще! Они его сейчас просто убьют! Где же люди Гурджиева? Он ведь обещал! Господи, что мне делать?
— Не такая уж и дешевая, как выясняется, — смеется Тата. — И точно дороже, чем твоя кривоногая звезда больших и малых сцен. Она у тебя скромная. И домработница, и секретарь, и в кроватке игрушка, и по жизни покорная зверюшка. Правда, вот тут печалька случилась. В постельке-то она как раз и не умеет ничего. Иначе зачем тебе понадобилась я? Доказать, что в штанах не все умерло? Или похороны мужского достоинства организовать?
— Мразь! — презрительно цедит Гордей.
Молчи, Гордей, молчи! Иначе тебя снова изобьют!
— Так, ладно. Хватит лирики! — раздраженно бросает Макс. — Пароль введи, хорош трепаться! Иначе я, действительно, сейчас поеду за Настей. Она у меня дома спит, как младенец, после моего успокоительного чайка. Оно тебе нужно? Ее тонкую натуру травмировать своей разбитой рожей? Она же этого не перенесет.
— Тебе это не поможет, — спокойно говорит Гордей. — Мы с Настей хотели развестись. И никаких чувств я к ней не испытываю. Так что объект шантажа выбран неправильно.
— Да врешь ты все! — возмущается Тата. — Если бы это так и было, ты бы меня не оттолкнул напоследок. Наоборот, побежал бы в койку, да так быстро, что дым из задницы столбом бы вился. А у тебя самого кукушку снесло, когда ты увидел, что твоя благоверная крышей поехала. Я за тобой из ванной подсматривала. Видела, как ты здесь по спальне метался. Не слушай его, Макс! Все он свистит. Выгораживает эту овцу драную. Поезжай за этой грымзой недотанцованной. Я тебе с самого начала говорила: тащи ее сюда. А ты не захотел. Теперь из-за твоего упрямства только кучу времени потеряли. Черт! Ненавижу эту старую тварь! Все планы мне поломала. И ты тоже меня бесишь, Макс! Лажаешь и лажаешь!
— Нужно было вообще дождаться дочку, когда она приедет в Москву повидать папу и маму — огрызается Макс. — Тогда бы все прошло гладко. Но я же не виноват, что все пошло не по плану! Значит, будем импровизировать.
Я едва не вскрикиваю. Эти сволочи еще и Белку хотели втянуть в их аферу. Ну да, конечно. Если бы я начала разводиться с Гордеем, то Макс бы меня поддерживал. И, естественно, я бы познакомила его с Белкой. Мои пальцы судорожно сжались. Так захотелось вцепиться Максу в горло и задушить его! Мерзавец! Так врать, так притворяться! Циничная сволочь! Он еще и хвастается своими достижениями. Стоп! Почему они так открыто говорят друг с другом при Гордее? Почему раскрывают всю адскую кухню своих афер? И вдруг меня осеняет страшная догадка: они так открыто говорят о том, что планировали сделать, потому что не собираются оставлять его в живых.
— Не по плану? Ты еще об этом говоришь? Это овца драная, твоя Настенька, нам все планы сорвала. Ты же должен был ее залюбить до смерти, чтобы она все забыла и никуда не рыпалась. А ты и это провалил, — Тата с досадой бьет Макса по плечу. — Почему ты ее сразу не привез сюда? А? Может, ты в нее втюрился? Бережешь эту воблу костлявую?
— Не гони пургу, — морщится Макс. — Что за бред?
— А мне так не кажется! — не уступает Тата и хватает его за рубашку. — Мы договаривались, что ты ее накачаешь и привезешь сонную сюда. А ты этого не сделал. И я видела, как ты на нее смотрел! Жадными глазами пялился. Ты ее реально хотел!
— Да ты ревнуешь? — смеется Макс и пытается обнять Тату.
— Вот еще! Что я дура, что ли? К этой старой козе ревновать.
— А я говорю: ревнуешь, — Макс вдруг хватает ее на руки, поднимает, и, держа на весу, усаживает на себя. — Как это приятно!
— Пусти, дурак! — морщится Тата, но при этом даже не пытается вырваться.
Наоборот, обхватывает его талию ногами.
— Не дуйся, малыш, — шепчет Макс, целуя ее. — Совсем чуть-чуть осталось!
— Не могу больше, — хмурится Тата. — Достали меня эти папики с их старыми ковырялками и высушенные грымзы-жены. Вот здесь уже все! — она рубит ладонью по горлу.
— Милый, любимый, родной мой малыш, ну потерпи еще немного! Осталось совсем чуть-чуть, и здравствуй, свобода! И прощай эта чертова Москва! Ты, я, океан, и больше никого. Ну, малыш, соберись! — Макс трется носом о щеку Таты. — Только представь: какой кайф! Вечное лето, фрукты и коктейли!
— И большой красивый ресторан на берегу океана? — капризно оттопырив губу, спрашивает Тата.
— Ну, конечно! И дом там же. Весь увитый плющом, посреди палисадника, а вокруг — цветы. И фонтанчик с золотыми рыбками, морскими коньками и черепашками в маленьком дворике, — твердо обещает Макс.
— Ну если фонтанчик, тогда ладно, — вздыхает Тата.
— Я вот слушаю вас, двух провинциальных дебилов, которые насмотрелись гангстерских фильмов, — ядовито произносит Гордей, — и не понимаю: зачем такие сложности? Для чего нужно было Настю выставлять сумасшедшей? Можно было просто мою жену куда-то отправить, и все.
— Потому и не понимаешь, что сам дебил, — заводится с пол оборота Тата. — Все это, чтобы развести тебя с Настей. Если бы она была рядом, то ничего бы не вышло. Женушка твоя — как банный лист! Вечно трется рядом и прилипает к обуви. Да никто и не собирался тебя, козлину, вот так здесь привязывать. Мы хотели медленно и постепенно выгнать твою жену, сдать в дурку, я бы заняла ее место, и ты бы сам мне все отдал. И еще больше, чем нужно. Но твоя русалка на пенсии решила вдруг поиграть в Шерлок Холмса и сунулась, куда не нужно. Да еще и не побоялась к Хлысту полезть. Нам это даже в голову не пришло! Мы ведь были уверены, что она просто комнатное растение, которое может только рыдать и свои лапки-листики у тебе тянуть. Гора то, Гора се, — пищит она, пародируя меня, встает на пальцы и кружится, как балерина. — Вот и пришлось на ходу менять план. Возьмем, конечно, мы с тебя меньше, чем могли бы. Но зато дело — верняк!
— Точно, — говорит Макс. — Такой план обгадили, сволочи! — он яростно пинает Гордея в колено.
— Вас… все… равно… поймают, — Гордей тяжело дышит, сдерживая стон боли из-за удара в давно и неоднократно травмированное колено. — Прямо с этими деньгами и повяжут.
— Да ты что? — хитро прищуривается Макс. — А мы здесь при чем? Мы ничего не крали. Твоя женушка, будучи в неадевате, сама мне перевела такую сумму. Из благодарности, что я, как психолог и мужчина, поднял ей самооценку после того, как ты, мудила и властный муж ее совсем забил под паркет своими закидонами. Ты ведь сам хотел жену отправить на лечение. А у меня здесь все записано, — Макс вытаскивает телефон из кармана. — Как ты ее уговаривал в дурку лечь. Охрана подтвердит, если понадобится. У нас есть два свидетеля, прикормленные и послушные. Они еще и кайфанут по дороге. Потому что всех вас здесь ненавидят. Охране ведь платят копейки по сравнению с тем, сколько хапаете вы, а они тут целыми днями наблюдают, как вы сладко жрете и беситесь с жиру. Так вот, вернемся к нашим баранам. Ты женушку в дурку хотел сдать, а я ее спас и увез, потому что она сама попросила. Так и сказала: "Макс, увези меня из этого дома". Ну а потом приехала ко мне и в благодарность перевела деньги.
— Все продумали. Одно только не учли: Настя не знает пароль от банковского кабинета, — Гордей сверлит его насмешливым взглядом. — И это тебе подтвердит любой банковский служащий. Потому что все дела в банке веду я. А мою жену там даже ни разу не видели.
— Это кто сказал? — радостно улыбается Макс. — Это ты сказал, сидя здесь на стуле с разбитой мордой. А потом как ты докажешь, что она пароль не знала, если я его вобью в ее телефон? — он вытащил из карман мой телефон. — Тем более, что Настя очень порывистая, эмоциональная и свои поступки плохо контролирует. Ты сам это сказал при свидетелях. И она еще и Хлыста убила. А это мы докажем. Соседка ее видела. У нас все заснято: как твоя жена в дом входила, как выходила. Да и твои кувыркания с Татой тоже засняты. Так что рыпнешься — и не видать тебе адвокатской группы Гурджиева и карьеры. Кто к тебе пойдет, лоху общипанному? Поэтому ты бабки и переведешь, потому что иначе мы твою жену сюда привезем и миндальничать с ней не будем. Я тебе такой садомазохизм покажу, что всю оставшуюся жизнь будешь в холодном поту просыпаться. И сейчас подумай, Гордей, хорошо пораскинь мозгами в первый раз в жизни: зачем тебе все это? Просто переведи деньги, и все. Даже если в суд подашь, у тебя же свидетелей нет. Разве что сумасшедшая жена, которая не может давать свидетельские показания, так как не отвечает за свои поступки. А у тебя еще и мотив ревности был к Хлысту. Он тебя на бабки развести пытался. И это у нас заснято, как он сюда к тебе приходил требовать денег. Короче, при любом раскладе ты в полном дерьме, Гордей. А у нас множество отходных путей и вариантов.
— Не хочу теряться в сам-сам-сомнениях, — напевает Тата. — Выбирать один из ста вариантов. Все они прекрасны — без исключения. Лучшие друзья девушек — это бриллианты, — она подходит к моему туалетному столику, достает из шкатулки бриллиантовое кольцо, надевает на палец и любуется им, вытянув руку. — Да, Горди, вариантов — масса, — язвительно улыбается она.
— Это ты в полном дерьме, — Гордей презрительно щурится. — Неадекватность Насти еще нужно доказать. Думаешь, я не понимаю зачем ты мне все это так подробно расписываешь? Если я тебе пароль дам, то ты меня тут же замочишь. Потому и не боишься раскрывать подробности ваших комбинаций. А похвастаться-то хочется, как ты взрослого дядю развел! Так что соси леденец, мальчик, вместо пароля!
Макс вспыхивает, заливается багровой краской, бросается к нему и заносит руку для удара. Но Гордей даже не вздрагивает. Он с той же презрительной усмешкой смотрит на Макса снизу вверх, и, громко харкнув, выплевывает сгусток крови ему под ноги. Макс бледнеет, несколько секунд с ненавистью смотрит на Гордея и вкрадчиво шепчет:
— А знаешь, у меня есть сюрприз. И ехать никуда не нужно.
Я слышу щелчок взведенного курка. Ноги от ужаса леденеют. Только не оружие! Осторожно заглядываю в спальню и мои худшие опасения подтверждаются: Макс вскидывает руку и направляет на Гордея пистолет. Гордей меняется в лице. Пистолет упирается в его лоб. Гордей нервно сглатывает слюну, вдруг едко улыбается и говорит:
— Ну ты, конечно, идиот! Сразу видно, что привык общаться не с мужиками, а с богатыми кобылами, которых ты имеешь, а они пищат от восторга, увидев твою смазливую рожу. Если ты меня убьешь, то пароль так и не узнаешь. Из тебя гангстер — как из дерьма пуля. Лучше спляши, что ли? Все не так скучно было бы, — он нарочито зевает.
Лицо Макса вытягивается. Губы дрожат от бешенства. Глаза вспыхивают. Он полностью теряет над собой контроль, шипит и наотмашь бьет Гордея рукояткой пистолета по лицу. Коротко всхрапнув, Гордей заваливается вперед, падает вместе со стулом и теряет сознание.
— Да что с тобой, Саша? — кричит Тата и бьет Макса кулаком в грудь. — Нет, ну ты реально дебил! Зачем так лупить? Если он сдохнет, мы без денег останется и застрянем здесь навсегда! У нас билеты на самолет. А мы задерживаемся только из-за тебя!
— Да ничего ему не сделается, — ворчит Макс. — Сейчас воды в морду плесну и будет, как живой, — он поворачивается и идет в ванную.
Как только он переступает порог ванной, Гордей резко вскакивает на ноги и со всего размаху ударяет стулом в стену. Стул разлетается на щепки. Веревка падает, освобождая руки Гордея. Тата визжит и бросается на него. Гордей дает ей такую пощечину, что она переворачивается в воздухе и падает на спину. Из ванной вылетает Макс и вскидывает пистолет. Но Гордей, ни минуты не раздумывая, прыгает на него, подминает под себя и впечатывает мощный хук в смазливую мордашку Макса. Пистолет отлетает в сторону. Тата, визжа, как резаная, прыгает на спину Гордея и запускает пальцы в его рану на голове. Гордей воет от боли, брыкается, пытаясь ее скинуть. И в этот момент я влетаю в спальню и вцепляюсь этой гадюке в волосы, рывком поднимая на ноги.
— Ах ты су…. — хрипит Тата и лягает меня.
— Сама ты су… — кричу в ответ я и бросаю мелкую тварь на туалетный столик, крепко держа за волосы.
Не давая ей опомниться, провожу ее поганой мордашкой по столику, сбрасывая всю косметику и духи, и со всего размаха, бью об столик. Она хрипит и сползает на пол, мешком свалившись мне под ноги.
— Лена! — вопит Макс, сбрасывает с себя Гордея и вскакивает на ноги.
Повернувшись, он бросается к пистолету. Гордей, пытаясь помешать ему, ползет по полу, хватает за ноги, но он слишком ослаб от боли и ран. Макс со всей силы пинает его в живот, и Гордей корчится на полу, зажмурившись от боли. Макс бросается ко мне, с ненавистью выплевывает:
— Гадина! — и бьет меня кулаком в солнечное сплетение.
Складываюсь напополам от боли. Пытаюсь дышать, но воздух не проходит. Живот горит адским огнем.
— Леночка, ты как? Ленка, ответь мне! — кричит Макс, подхватывает Тату на руки и переворачивая лицом вверх. — Милая, что у тебя с лицом?
Вся крысиная мордашка Таты изрезана осколками косметики и духов. Я, продолжая корчиться от боли, чувствую такой острый прилив радости, что не могу сдержать громкий смех.
— Я нормально, — шепчет Тата. — Только нужно промыть, — ее губы располосованы в кровь, длинные порезы пересекают щеки.
— Так тебе и надо, сволочь! Получи и распишись! — продолжаю хохотать я.
Остановиться совершенно невозможно! Ну это же, действительно, смешно, что в конце концов я испортила это кукольное личико, под которым прячется исчадие ада.
— Смешно тебе, да? — Макс не спрашивает, просто констатирует факт. — Сейчас рассмешу еще больше! — он осторожно опускает Тату на ковер, встает и вытягивает руку с пистолетом, целясь в Гордея.
Я, как завороженная, смотрю на пальцы Макса, которые медленно и крепко обхватывают рукоять пистолета, словно поглаживая ее. Как он выворачивает кисть, опуская дуло, а рукоятку пистолета, наоборот, задирая вверх, чтобы было удобнее стрелять вниз, потому что Гордей на полу пытается подняться. Но ему не успеть, нет. Он только начинает распрямляться. И я понимаю, что это конец. С такого расстояния Макс не промахнется. И еще я понимаю, что Макс хочет его убить. Что он в такой ярости, что ему уже наплевать на деньги. Нас с Гордеем двое, и он понимает, что проиграл. И теперь хочет только одного: отомстить тем, кто не поддался на их с Татой хитроумный план. Я даже не могла предположить, что взгляд Макса может быть таким яростным. Он стоит, слегка расставив ноги. Губы сжаты, в глазах полыхает такая безумная злость, что вряд ли он меня услышит. Но все равно пытаюсь: