Безумный комплект, купленный по цене крыла от самолета в минуту душевной слабости и помрачения рассудка (черное кружево без косточек и стыда, бретели крест-накрест и та степень прозрачности, когда для воображения место еще есть, а для сомнений — нет).
И никаким страхам не свести меня с ума!
Диван прогнулся под весом хозяйки.
Я наклонилась к спящему инквизитору…
А в следующее мгновение меня молниеносно скрутили и подмяли под себя. Внизу живота сладко дернуло, но это не совсем то, что я имела в виду.
— Что ты тут делаешь?
Без малейших признаков осознания, на чистых, кажется, рефлексах Макс быстро и уверенно изучил мои руки — пустые, сюрприз! — пустил поисковый импульс по телу, проверяя на спрятанные заготовки волшбы…
И, кажется, очнулся, повторив уже осознанней:
— Что ты тут делаешь?
А меня отпустило. Вот в тот самый момент, как он спросонок и по въевшейся инквизиторской привычке едва не свернул невинной ведьме шею, страхи мои рассосались.
— Ты знаешь, секса очень хочется, — абсолютно искренне призналась я, испытывая злорадное и почти эротическое удовольствие от его растерянности.
Несмотря на то, что с виду в инквизиторе — кожа, кости да пара километров жил, он был тяжел.
Вес, прижавший меня к пружинам родного дивана, был приятен.
Твердое, настороженное тело. Горячее. Напряженное. Жесткая рука на моем горле, готовая в любой момент…
Мое тело отзывалось на эту опасность и эту мысль сладкой дрожью.
Я прогнулась и потерлась животом о плоский мужской живот.
Качнула перед его носом грудью в бесстыдном черном и прозрачном.
— Ты бы определился, ты меня душишь или имеешь? — миролюбиво попросила я. — А то мне знать надо, я тебе отпор даю или просто даю…
Сверху затряслись от смеха.
Дожидаясь, какое он примет решение — я к любому готова, если что, — я тайком потерлась своим коленом о его.
Внутри мартовской кошкой заурчала оголодавшая ведьма: хор-р-рошо-о-о!
А потом легкий укус в шею пустил предвкушающую дрожь по груди и ниже. Дал понять, какой он сделал выбор.
Когда он потерся лицом о грудь, царапнув нежную кожу утренней щетиной, я испугалась, что кончу только от этого — такой сладострастной молнией прошило меня от макушки до самого причинного места.
Вес сверху распределился по мне уже иначе: до этого господин Подозрительность пахом к моей промежности не прижимался.
Ну и зря, ну и дурак — сразу бы убедился, до чего же это приятно!
А еще приятно — когда руки скользят по груди, по плечам, и одна утекает на бедро, а вторая ложится на затылок…
Целоваться с ним — это когда наждак щетины и шелк языка нравятся одинаково. Когда хватаешь губами его губы, верхнюю, нижнюю, по очереди, и пьешь, пьешь ответный поцелуй, как воду, как силу, как душу, — и отдаешь в ответ свое покорно.
Бери! Все отдаю, ничего не жалко!
И когда его пальцы проникают под белье, я только выгибаюсь в ответ, хотя внутри все вопит от ликования и восторга: вот оно!
Мама-мама-мама, как же хорошо!
Мужские пальцы исследуют, что нравится моему телу: гладят, перебирают, теребят — и каждое удачное движение я встречаю укусом в плечо, который сама же зализываю. Сладкие игры, игры-знакомство, в которых нет ничего правильнее, чем уступить, потому что проиграть — невозможно. Можно только сойти с ума от дразнящего чувства, что обещает разрядку, и обманывает, растягивая и усиливая удовольствие.
Нижнюю часть полностью окупившего себя комплекта с меня стаскивают при моем активном содействии, я извиваюсь и взбрыкиваю ногами, потому что — трусы в такой момент наш злейший враг! Бюстгальтер пока держится: Макса от этих кружев, очевидно, прет, что наполняет меня сладким женским самодовольством. Он его лижет и сосет с такой целеустремленностью, что, кажется, сожрал бы — вместе с содержимым.
И он кусается. Кусается! И на каждый укус я загоняю ногти ему в спину. Потому что — сам виноват и потому что — нравится.
И еще нравится обвиваться вокруг него вьюном, извиваться, прижиматься, слизывать с кожы нашу влагу и выкусывать из него хрипы. Нравится требовать от него немедленных действий всем телом — и нравится не получать требуемого и сходить с ума от прелюдии.
…но если я действительно сойду от нее с ума, пусть потом сам что хочет, то и делает с чокнутой ведьмой!
Кажется, я сказала это вслух — иначе откуда этот его полубезумный смешок?
Треснула разрываемая фольга. Недолгая заминка.
И головка члена коснулась входа, погнала волны дрожи по моей спине: да-а-а! Наконец-то!
Короткие пробные движения: заботливый мальчик размазывает выступившую влагу.
Давление — и член входит медленно, бережно. Ему, несмотря на смазку, тесно.
Мне тоже тесно — но мне головокружительно бездумно от этой тесноты хорошо!
Он делает обратное движение — и снова входит, так ме-е-едленно, так тягуче-плавно…
А когда застежка бюстгальтера разошлась под ловкими пальцами и несожранная грудь, тяжело качнувшись, освободилась от плена несожранного кружева, кое-кого сорвало с нарезки.
Ксюша-дурочка думала, что дразнит инквизитора, хладнокровного, как гранит?
Ксюша сорвала джек-пот: под гнетом сдержанности и самоконтроля жила лавина, пусть радуется, что ее этой лавиной раньше не снесло!
Толчки-атаки, толчки-удары, поцелуи на груди — как укусы, и укусы — как ожоги, пятерня вцепилась в волосы и тянет, заставляя запрокидывать голову, подставлять горло, и пальцы, впившиеся в ягодицу, ощущаются раскаленным клеймом, и я тону-путаюсь в своих стонах-вскриках-мольбах: еще-еще-пожалуйста-да-а-а!
И предчувствие оргазма, выгибающее дугой и застилающее глаза…
И на короткий миг исчезает все, кроме точки, где моя плоть соединена с его телом.
И ослепительный спазм разрядки, выжигающий мозг, выжигающий белые пятна на моей карте мира.
Резкие, яростные толчки догоняющего меня Максима — и я оплетаю руками и ногами обессиленное тело поймавшего свое наслаждение мужчины.
Глава 7
«Зря, зря-а-а я с ним переспала!» — с этой мысли началось утро следующего дня.
Прозрение настигло меня не само по себе. Да и утро, собственно, началось не совсем с него — разбудило меня ритмичное дыхание делающего зарядку человека, и я перекатилась поудобнее, предвкушая зрелище.
— Присоединяйся.
Я только фыркнула, сибаритствуя в постели и наблюдая за чужой растяжкой: Максим только начал разминаться.
Вот еще! Делать мне больше нечего, что ли? Кому надо — тот пусть и…
Мысль закончить я не успела — инквизиторская сволочь сдернула с меня простынь, взвалила на плечо и понесла в спальню.
«Нет, ну не хочет, чтобы я смотрела, — сказал бы словами через рот, к чему такое хамство?!» — негодовала я, брыкаясь и колотя кулаками по широкой спине, пока меня не сбросили на кровать, впрочем, вполне аккуратно.
Негодовала я совершенно напрасно: хамство еще и не начиналось.
Только я свернулась уютным клубочком в милой кроватке, планируя сладко доспать недоспанное, как в меня прилетели шорты с майкой.
Этот… этот… запнувшись от невозможности подобрать всеобъемлющий эпитет, я повернулась, чтобы посмотреть: он действительно шарился в моей одежде.
— Хам! — рявкнула я, подскочив из положения лежа.
— Подъем! — рявкнул хам, нависая из положения стоя.
— Не буду!
— На допросы не возьму!
— Клятва!
— А клятва распространяется только на честный обмен информацией. Ну так информацией я поделюсь, — внезапно вышел из телеграфного стиля этот… с виду приличный человек. А затем сменил тон: — Давай, Ксюш. Твое тело скажет тебе спаси…
— Это ты на что намекаешь? — смертельно опасным тоном поинтересовалась я, почуяв великолепный шанс не отрывать задницу от дивана и вцепившись в него сходу. — Ты хочешь сказать, что я толстая?!.
Ведьмовская сила угрожающе сгустилась вокруг меня, со стены сорвалась нервная картина — золотая осень в рамочке.
Любой здоровый мужик, имеющий хоть что-то между ушами, уже упал бы на пол и ползком перемещался бы в сторону бомбоубежища. Этот же суицидник бесстрашно наклонился и чмокнул меня в губы:
— Ты охрененная!
Бубум-с! Прямое попадание, ваш противник контужен!
— …Но зарядку делать все равно нужно. Для здоровья. Подумай о своем сердце!
И пока я приходила в себя, хлопая ушами, льстивый змей сменил аргументацию:
— Ксюша, нельзя быть такой доброй к врагам! Ты же не хочешь умереть лет через пятьдесят и осчастливить их всех своей столь ранней смертью?
Довод был настолько внезапным, что я хоть и буркнула «А тебе-то что за дело?», но с постели слезла и, прикрываясь простыней, направилась к гардеробу за комфортным нижним бельем. То ли этот умник о нем не подумал, то ли постеснялся в нем копаться. Во втором я, если честно, сомневаюсь: многоуважаемый Максим уже продемонстрировал полное отсутствие и стыда, и совести, и прочих признаков закомплексованности.
— Ну, мы же теперь партнеры, — с совершенно иезуитскими интонациями выдал инквизитор за спиной.
Вообще, если быть честной, я не обдумывала, как будут выглядеть наши теперешние отношения, но подспудно ожидала, что они будут протекать в формате «Постель не повод для знакомства» — с регулярными визитами в оную постель, разумеется. И для меня стало сюрпризом, насколько резко инквизитор перешагнул эту черту, форсированно вогнав их в формат «Ну раз уж мы с тобой партнеры…».
А еще я по утрам деревянная, негибкая — и это было еще одной причиной, помимо лени, почему я не хотела заниматься при подтянутом и спортивном дознавателе.
Обо всем этом я примерно и думала, расставив ноги на ширину плеч и выполняя поочередные наклоны к левой и к правой ноге вслед за Максом.
Бюст качался, инквизитор отвлекался.
Хм… А что-то в этой вашей зарядке определенно есть!
Максим
«Я три ночи не спал, я устал»…
Не то чтобы совсем не спал, но два-три часа, которые удавалось урвать на сон в последние дни, — это мало. Позавчера выехал в ночь, чтобы к утру быть в Крапивине, вчера пришлось всю ночь сводить отчет, чтобы утром поделиться сведениями со Свердловой, как обязывала клятва, а сегодня ночью — сообщение-приманка и ловушка в подъезде.
Насыщенной жизнью они тут живут: два покушения за два дня.
По-быстрому собрал, что мог, по горячим следам на месте происшествия, отпустил спать пострадавшую и свидетельницу в одном лице, отправил в Орден запрос по поводу номера, с которого Свердловой пришло сообщение, оформил еще пару срочных запросов — по способу нападения и подкреплению, в надежде, что, когда я проснусь, уже будут ответы и можно будет работать, с чувством выполненного долга упал на диван…
И понял, что уснуть не могу. Организм, получивший пинка магией и адреналином, взял разгон и не мог затормозить.
Пришлось закидываться спецсредствами.
Пробуждение было… Было. Чудо, что я этой удивительной женщине ничего не сломал.
Нет, я, знаю, что женщине в стрессе позволительно думать эмоциями, а мужчина и в критической ситуации должен сохранять хладнокровие и благородство и не пользоваться женской слабостью…
Но у нее грудь четвертого размера.
Мое благородство меньше.
Следует еще учитывать личность самой Свердловой. Воспользуюсь я ее слабостью или нет — все равно останусь виноват.
Так уж лучше быть виноватым в том, что сделал, чем в том, чего не делал.
К тому же — четвертый размер.
Натуральный.
Ластится, как ручной…
В любви Свердлова неожиданно оказалась открытой и податливой, доверчиво следуя за партнером туда, куда он ее ведет.
Был еще гнусный страх опозориться от усталости, но он отступил.
Потом отступил и разум, оставив тело на управлении спинным мозгом.
Потом я вырубился в обнимку с четвертым размером.
Уснул мгновенно — спецсредства не понадобились.
Завтракать чем бог пошлет я не могу: у меня утро — время самого зверского аппетита. Поэтому после войны за зарядку и самой зарядки пустил ведьму в душ первой и пошел готовить завтрак обоим, решив, что такое распределение обязанностей меня в принципе устраивает: я готовлю на двоих утром, Ксения заказывает вечером, в обед каждый кормится сам.
Сковородок на кухне имелся целый набор — я еще вчера оценил. Причем с видавшим виды чугуном, явно доставшимся в наследство, соседствовала модная ярко-фиолетовая керамика вполне заслуженного вида, навскидку — около полугода эксплуатации. Значит, Свердлова, в принципе, все же готовит.
Разумно купленный заранее бекон лег на раскаленный металл и тут же съежился.
Итак, что мы имеем?
На крапивинскую Хозяйку за двое суток покушались дважды. Способы различаются, но есть в них нечто общее: каждый раз с ней старались справиться дистанционно.
Значит, кто бы это ни был, он убежден, что в прямом столкновении со Свердловой ему не справиться. Честно говоря, после сцены в морге я преступника понимаю и на его месте тоже постарался бы действовать исподтишка.
Нож в очередной раз расколол скорлупу, и последнее, четвертое яйцо вылилось на сковороду.
Соль, перец.
Причем мое присутствие преступника не смутило. В первый раз — так точно. Во второй… Знал или не знал нападавший, что ведьма будет не одна? Организация ловушки ответа на этот вопрос не дает: то, что я отстал, это случайность, мы могли спуститься в подъезд вместе и вместе угодить в газ. Но я больше и тяжелее — мне нужна большая доза. Выяснить, было ли это учтено, можно было, только выяснив, что за вещество распылили в подъезде и с какой концентрацией. К сожалению, все улики, которые могли об этом рассказать, я уничтожил сам — когда проветрил подъезд и очистил кровь Свердловой артефактом. Опрометчиво, конечно, но выбор был небогатый, следовало защищать либо улики, либо подопечную.
Чертовщина какая-то.
Кому нужна ее смерть? Как это связано с моим приездом — если связано? Кому Свердлова настолько мешает?
Был бы образец газа — можно было бы попытаться установить, что это за вещество, и отследить происхождение.
Надо было шарахнуть оглушающим по площади и потом уже выносить из зоны поражения ведьму…
Но кто ж знал, что там всего лишь сонный газ? Окажись там что-то серьезнее — я бы ее своим оглушением и добил.
Умный, сука. Какая умная и осторожная тварь против нас играет!
Ксения выплыла на кухню, хмыкнула, оценив мои приготовления, и щелкнула чайником.
Застучали дверцы шкафчиков, на столе появились тканевые мешочки, стеклянные баночки, бумажные пакеты — и даже вполне цивилизованного вида аптечные коробки с травами. Кроме аптечных пачек, все остальное подписями снабжено не было.
Все понятно. Ее ведьмейшество изволит священнодействовать с чаем.
Доставая тарелки, я краем глаза наблюдал за Свердловой, отмеряющей в заварник с лицом сосредоточенным и серьезным щепоть того, чуток сего, пару веточек чего-то третьего и еще ложечку классической чайной заварки.
— Ксюш, а если тебя убьют — кто от этого выиграет? — пока я расставлял посуду, яичница как раз дошла и теперь отправилась на тарелки.
— Никто, — абсолютно без раздумий отозвалась Свердлова, залила смесь горячей водой, отставила ее в сторону доходить и присоединилась ко мне за столом.
— Конкуренты по бизнесу?
— Максим, очнись! — закатила глаза ведьма. — У меня один-единственный несчастный магазин и пара сайтов в сети. За такое не убивают!
Логично.
— Кому-то хочется получить твой статус Хозяйки? — предположил я.
— Не-а, — Ксения помотала головой. — Во-первых, я его так и не приняла…
Я фыркнул: не приняла, конечно! Но пока ты жива — никто в здравом уме и твердой памяти руку к нему протянуть не посмеет, если я хоть что-то понимаю в характере Ксении Егоровны!
— А во-вторых, — Свердлова сделала вид, что моей насмешки не заметила, — ты же про мою бабку, Антонину Алексеевну, слышал?