Стоит только закрыть глаза, ощутить вкус ее губ, впитать сладость дыхания, бессовестно забирая ее себе, присваивая, а в голове сотни кадров проносится. Я хочу эту девочку так сильно, так неистово, что схожу с ума только от одного поцелуя. Зато какого, мать его! Нет, это не просто невинная шалость, это ураган, который сносит все к чертовой бабушке. Самое настоящее безумие.
И мне даже больно думать, каким может быть секс с этой странной девочкой. Девушкой, которая моложе меня на шестнадцать лет. Той, которая в бреду зовет моего брата.
Ай, к черту.
Кира сгребает майку на моей груди, сжимает в кулачках натянутую ткань, растирая кожу на спине и плечах грубыми швами. Она определенно сопротивляется моему напору, но и тянется ко мне, стремится. И этот контраст, словно контрольный выстрел в голову.
Меня убивает мысль, что Егора она целовала точно так же. Неужели так же плавилась, также дрожала, так неистово яростно отдавалась процессу?
Господи, я с ума сойду. Точно сойду. От ревности к собственному брату — единственному человеку, которому посвятил свою жизнь, воспитал, как сына — меня выкручивает наизнанку, насаживает на колья совести.
В голове бьется только одна мысль: “Осторожнее, осторожнее”, но мои руки не подвластны разуму. Они сжимают хрупкое тело еще крепче, хотя моей силы с лихвой хватит, чтобы сломать Киру пополам.
До стены всего один шаг, и я подталкиваю Киру к ней, ища хоть какую-то точку опоры в этой долбаной Вселенной. И я не знаю, что буду делать дальше — я вообще уже ничего не знаю, но руки гладят ее кожу, и кажется, что под пальцами разлетаются искры.
И я бы сошел с ума, обязательно сошел только от одного этого дикого, голодного поцелуя. И обязательно бы наделал глупостей, потому что рядом с ней превращаюсь в животное, живущее на инстинктах, но Кира вдруг замирает. И я отстраняюсь.
Ощущение, что с мясом себя отрываю от нее, но так правильно. Как бы тело не вопило о другом. Так, мать его, правильно.
— Руслан, — выдыхает, округляя малахитовые глаза, ставшие почти черными, и касается своих губ дрожащими пальцами.
Ее губы — мой личный наркотик. Теперь-то я это знаю наверняка. Только где взять капельницу, через которую по моим венам пройдет очищающее лекарство?
Я не понимаю, что отражается на ее лице — впервые мне сложно прочитать человека. Но ее эмоции точно далеки от радостных. И мне бы обидеться, найти ту, с которой никаких вообще проблем. Уйти бы туда, где все просто и понятно. Плюнуть бы и послать все на хуй, но что-то не дает.
— Ты моя слабость, знаешь? — говорю, проводя пальцами по пылающей щеке. — А ты любишь Егора, да? Господи, надо ж было в такую драму вляпаться. Любовный, мать его, треугольник.
Хочется смачно сплюнуть под ноги. И на воздух, потому что стены палаты стремительно сжимаются вокруг меня. Давят, наваливаются со всех сторон, выжимают до остатка, как слетевшая с катушек соковыжималка.
Кира хочет что-то сказать, трет лоб, хмурится, но вдруг оживает мой телефон. Я обязательно убью того, кто решился сейчас мне звонить — обязательно. Но и не взять трубку не могу, потому что слишком много людей от меня зависит.
На экране незнакомый номер, и я хмурюсь, готовый сбросить его, но всегда остается это проклятое “но” — мало ли что могло случиться в главном офисе, в одном из магазинов, на таможне и еще в сотне мест, в которых без меня не обойдутся. Мой отпуск и так доставил многих херову гору неудобств.
— Да? — рявкаю в трубку, а стоящая совсем рядом Кира вздрагивает. Но не отшатывается, не пытается сбежать. Лишь гладит свои губы, глядя куда-то в сторону, размышляет.
— Руслан? — испуганное в трубке, истерическое, а я узнаю голос Тани. Да чтоб тебя. — Это ты?
— Я, — вздыхаю, но злости во мне меньше от этого не становится. — Чего тебе?
Какого черта она снова от меня хочет? Номер еще мой в каких-то закромах откопала.
— Прости, я отвлекаю, наверное. Но мне срочно нужно с тобой увидеться. Срочно!
Она паникует — это ощущается даже сквозь расстояние. Напряжение течет по невидимым проводам, и я устало прикрываю глаза. Вряд ли в любви мне решила признаться, значит… что это тогда значит?
— Я сейчас немного занят. Давай завтра?
— Нет, Рус, завтра может быть поздно, — категорически, а я мысленно матерюсь. — Через час тебя жду в кафе на Комсомольском. Это с Егором связано.
И отключается, не дожидаясь моего ответа, а я едва сдерживаюсь, чтобы не запустить телефоном в стену.
37 глава
Руслан
Кира не спрашивает, кто звонил, хотя уверен — она слышала женский голос. Слишком близко я стоял, слишком громко вопила мне на ухо Таня.
Что там вообще произошло? Черт знает, но сердце не на месте. Клокочет где-то в горле, до удушья.
— Кира, нам обязательно нужно поговорить. Обо всем нужно, но сейчас я тороплюсь.
Не знаю, почему оправдываюсь. Не помню, чтобы вообще хоть когда-то перед кем-то отчитывался — родителей давно нет, брат не в счет, а женщины…
Егор прав: я никогда никого не любил. Влюблялся — да, хотел кого-то — непременно. Но любовь? Нет. И не то чтобы сухарь, и не потому, что не способен был найти достойную, просто… просто слишком много приходилось пахать, чтобы обеспечить Егору достойную жизнь. Чтобы его не забрала у меня опека, стремился дать ему хорошее образование, и прочее, прочее до бесконечности. Только любовной горячки и романтического бреда мне для полного счастья не хватало.
Потому во всех этих делах, связанных с любовью, ухаживаниями и всем вот этим у меня опыта не больше чем у пятнадцатилетнего пацана, который пускает слюни на самую красивую девочку в классе.
— Думаешь, нужно? — спрашивает Кира, отвлекая от странных мыслей, что роятся в голове. Подхватывает свою сумку, крепко цепляется в ее мягкий бок тонкими пальцами, а я киваю.
— Обязательно нужно.
Она кивает и идет к выходу, а я машинально осматриваю палату и спешу следом.
Некоторые время тратим на разные формальности, а я вызываю такси. Гулять больше нет времени, а до общаги далековато. Можно, конечно, оставить Киру одну — не маленькая, доберется, но во мне откуда-то взялось слишком много джентльменства. Хотя, скорее всего, пользуюсь всеми возможностями, чтобы побыть рядом с Кирой еще немного.
Но когда приезжает такси, я намеренно сажусь вперед, рядом с водителем, потому что не хочу провоцировать себя же самого на всякие глупости. В башке пульсирует куча самых разных мыслей, а грудь теснят нехорошие предчувствия. Егор, чтоб у него уже мозги наконец-то на место встали.
— Дай мне свой номер телефона, — прошу, когда машина останавливается у общежитий, а Кира почти что выскользнула на улицу. — Я освобожусь, наберу тебя. Поговорим.
— Я буду к экзамену готовиться, — предпринимает робкую попытку сопротивления, но я повторяю свою просьбу.
И она сдается: вводит свой номер на экране моего мобильного, и я всеми силами стараюсь не показать, как сильно меня это радует. Еще будет возможность смутить Киру, просто нужно немного подождать. И остаться наедине.
— Я позвоню через пару часиков, встретимся. А ты, пожалуйста, отдохни. Авария, потом этот приступ… я испугался.
— Правда? — Неужели в голосе радость? Или мне слишком сильно хочется ее там слышать?
— Правда, — усмехаюсь, и Кира все-таки сбегает.
От меня ли? Или от себя самой?
Я не даю таксисту тронуться с места, пока Кира не исчезает из поля зрения. И даже спустя минуту мне кажется, что все еще вижу ее. Черт, вот такого я от себя точно не ожидал, правда. Совсем умом тронулся.
Все-таки время поджимает, потому называю адрес, и машина трогается, наращивая скорость. Я не знаю, что снова сотворил Егор, но Таня была так взволнована, так сильно паниковала. Не к добру это, точно говорю.
Таню замечаю сразу. Она ждет меня почему-то на улице перед кафе, нервно топчется на месте, озираясь по сторонам. У нее слишком взволнованный вид, и это делает мое настроение еще хуже. Таня — настоящая красавица, и я знаю ее столько лет, что считай членом семьи стала. Но такой напуганной и бледной не видел ее никогда.
— Рус! — бросается ко мне, хватает за руку, а пальцы ледяные. Глаза огромные и сухие, веки воспаленные, припухшие. Плакала, что ли?
— Эй, Тань, что с тобой?
Она еще сильнее хватается за меня, будто бы вот-вот упадет, а я чувствую себя участником какого-то шоу, где все орут и истерят, повышая градус драмы.
— Пойдем внутрь, — предлагаю, и она послушно плетется следом, цокая каблуками по гранитной плитке.
Со стороны мы, наверное, похожи на влюбленную парочку, пришедшую на свидание, и я все-таки отцепляю от своего предплечья Танины пальцы. Не хватало мне еще слухов разных. Ведь никогда не угадаешь, чьи глаза следят за тобой исподтишка.
Занимаем места за самым дальним столиком — по соседству никого и можно спокойно поговорить. Таня заказывает бокал вина, выпивает его залпом, а я жду, когда она разродится причиной нашей незапланированной встречи. Лениво помешиваю кофе в чашке, хотя нервы раскалены добела.
— Тань, у меня совсем нет времени ждать, когда ты напьешься в хлам.
— Прости, я нервничаю очень, — выдыхает и складывает руки на столе. Смотрит на свои пальцы, тяжело дышит, что-то бормоча себе под нос.
— Я сейчас тоже начну нервничать. И лучше бы ты поторопилась, потому что я не очень хорош в гневе. Цвет лица портится.
Таня все-таки собирается с мыслями и выдает на одной противной визгливой ноте:
— Ты же обещал с ним поговорить, повлиять как-то, но ничего не помогает.
Тяжело вздыхаю, понимая, что дико устал от всей этой кутерьмы.
— Мне убить его, что ли? Я поговорил, разругался в пух и прах, пару раз по морде съездил. Даже с работы уволил. Что еще ты мне предлагаешь сделать? Скинуть его со скалы?
Я действительно не знаю, чем еще могу помочь.
— Может быть, ты уж как-то сама разрулишь этот вопрос? Твой бывший все-таки. Мне он всего лишь брат, я не обязан ему сопли вытирать до пенсии и следить, в кого он там влюбленный.
Таня скисает, растирает что-то невидимое в ладонях, а от выпитого вина щеки наливаются румянцем.
— Да, прости, Рус, пожалуйста, — жалобно смотрит мне в глазах, и весь этот цирк мне все меньше и меньше нравится. — Я совсем уже с ума сошла с этими волнениями. Довел меня Егор, честное слово, довел.
— Он снова приходил?
— Он постоянно приходит, но речь не об этом, — вздыхает и все-таки заказывает себе еще бокал красного полусухого. — Ты разговаривал с ним вчера вечером? Сегодня? Видел его?
Отрицательно качаю головой, а Таня совсем сникает. Будто бы от моего ответа зависело слишком много.
— Виталик мой… он как-то узнал, что Егор преследует меня. Это катастрофа, Рус, катастрофа!
Неприятная дрожь ползет вдоль позвоночника, и аромат неприятностей щекочет ноздри.
— Он убьет его! Я тебе говорю: убьет. Ну, или покалечит. Я точно это знаю, чувствую, что беда будет. Виталик злой вчера вечером был, как собака, ругался сильно. Утром сказал, что яйца Егору оторвет, — голос то понижается, то снова повышается. — Я звонила Егору, все утро звонила, не переставая, но он не отвечает!
Молчу, переваривая услышанное, а Таня продолжает:
— Егора найти надо, спрятать где-то, — паникует Таня, а сознание задевает краешек мысли, что все-таки она хорошая девушка. Она действительно беспокоится об этом охламоне. — Я не хочу, чтобы из-за меня мордобой устроили, Руслан. Я поговорю с Виталиком, я все ему объясню, он успокоится и поверит. Скоро мы поженимся и переедем в столицу, уже почти все готово, но пока что нужно Егора спрятать, пока Виталик злится.
Таня выдыхается и, закрыв руками лицо, плачет. Я не умею утешать, потому молчу, размышляя, что дальше-то делать.
Набираю номер брата, но телефон молчит, будто бы издеваясь. Где этот придурок? Вляпался по самые уши и всех остальных за собой тянет.
— Он просто не верит, что я люблю Виталика. А я дышать без него не могу, он для меня все. Никто не верит, думают, я ради денег. Но нет же, я его действительно люблю, — тараторит, перемежая поток откровений истеричными всхлипами. — Но Егор мне не чужой, я его тоже по-своему люблю. Но не так, как ему нужно. Руслан, что дела-а-ать?
Свистеть и бегать, блядь.
— Если так их обоих любишь, то постарайся как-то вбить в голову своему Виталику, что отрывать яйца чужим людям — неважнецкий способ скрасить досуг. Иначе я ему голову оторву.
— Он очень злой, очень, — шепчет, а я тихо матерюсь сквозь сжатые зубы. — Но я все решу, обещаю, просто мне время нужно. Виталик пока не знает, где Егора искать, у нас есть время, пока он все связи на уши не поднял.
Связи он поднимать будет, ага. Держи карман шире.
— Ладно, успокойся и езжай домой. Если Егор объявится у тебя, позвони мне сразу же. Хорошо?
Таня послушно кивает, да так энергично, что всерьез опасаюсь за шейные позвонки.
— А ты? Ты тоже мне позвонишь, если его найдешь? — снова всхлипывает и смотрит на меня с надеждой.
Уверяю, что именно так и поступлю, а она умоляет лишь не звонить в полицию. Боится, наверное, за своего Виталика, только что мне-то до него?
— Если нужно будет, позвоню. Егор у меня один. Дурак или нет, но мой дурак. И да, если с Егором что-то случится, я твоего Виталика на вилы подниму, даже не поморщусь. Можешь так и передать.
Таня снова закрывает лицо руками, а я бросаю купюру на стол и стремительно выхожу на улицу, чуть не сбив тощего официанта по дороге.
38 глава
Кира
Я проношусь по лестнице с такой скоростью, что в ушах свистит. В буквальном смысле, будто бы стою на самой высокой точке горы, а ветер треплет мои волосы, рвет в клочья одежду. Со мной что-то странное происходит, совсем непонятное, и я бегу, бегу вперед, лишь едва-едва различая дорогу.
Хорошо, что в длинных коридорах нашего корпуса я знаю каждую мелочь, потому даже с закрытыми глазами могу найти свою комнату. А когда наконец попадаю в нее, громко захлопываю дверь и приваливаюсь к ней спиной, в глупой надежде отдышаться.
И собраться с мыслями тоже не мешает.
Значит, поцеловал. Это так… странно. Это неправильно. Он взрослый, состоявшийся. Вокруг же, наверное, целая толпа женщин, которыми только и хочется, что восхищаться. А я? Я же самая обычная, глупая, странная.
И скучная.
Топаю ногой от досады, крепко жмурюсь, потому что снова позволила проникнуть этой отраве в свой мозг. Снова эти комплексы, которых не было во мне никогда. Да только после слов Егора я так часто стала задумываться о себе, что теперь никак не могу избавиться от ощущения, что мой уже бывший жених прав.
Господи, как мерзко-то. Зачем я вообще в тот кинотеатр тогда пошла? Почему просто не ушла, не купила новый билет? Неужели должно было случиться именно так?
В комнате никого — Наташа снова куда-то убежала, и это дает возможность хорошенько все обмозговать.
Руслан неправ — между нами нет никакого любовного треугольника. Похоже, не у одной меня голова глупостями напичкана.
“Ты любишь Егора”, — сказал он, а я невесело усмехаюсь. Люблю Егора… люблю ли?
Еще несколько дней назад я бы сказала об этом с уверенностью, прокричала во все горло, потому что только так и чувствовала, только это и понимала. Казалось, что впереди — столько счастья, что захлебнуться можно. Верила, что все обязательно будет у нас хорошо, вообще просто-напросто верила Егору.
Но я оказалась вдруг просто хорошей девочкой, с которой он что-то там пытался, но у него ничего не получилось — скучной, унылой, слишком обыкновенной. Еще и пирогам моим досталось — это почему-то особенно обидело.
Пироги-то в чем виноваты? Они вкусные. Сам же хвалил, упырь.
Господи, я ведь ни на кого никогда не ругалась. А теперь вон, то козлом Егора обзову, то вообще… упырем. А порой хочется и покрепче словцо ввернуть.
Бросаю сумку на кровать, наливаю себе воды, пью жадными глотками, а внутри щекотно, будто птичка крыльями задевает что-то в самых потаенных уголках. Я определенно слишком взбудоражена, и даже руки дрожат. О том, что губы до сих пор слегка воспалены и покалывают слабыми разрядами тока стараюсь не думать, иначе будут гореть румянцем не только щеки, но и пятки с ладошками.