Руслан тяжело вздыхает, гладит меня по голове и целует в макушку. Что тут говорить, если и так все ясно?
Почему я не могла влюбиться в мужчину, который останется рядом? Того, кто живет поблизости, учится со мной вместе? Почему меня угораздило вляпаться в того, с кем быть вместе слишком сложно? По многим причинам, и расстояние — одна из них.
Руслан молчит, потому что тут действительно не о чем разговаривать. А еще меня накрывает стыдом, будто ватным покрывалом, и я лихорадочно оправляю юбку. Но потом…
Потом приходит осознание, что я не сделала ничего, за что должно быть стыдно. Я взрослая свободная девушка, никому ничего не должна, так зачем же прятаться от себя и своих желаний?
Тем более, когда до расставания всего пара дней?
И вдруг я перестаю заморачиваться над тем, что будет со мной — с нами — потом. Просто накапливаю воспоминания, складываю их высокой горкой на дно внутренней шкатулки, чтобы потом осторожно доставать наружу, когда будет особенно нехорошо. Когда будет трудно. Запрещаю себе распускать сопли и хоронить раньше времени толком не начавшиеся отношение. Отказываюсь прогнозировать, анализировать, страдать. Чему быть того все равно не миновать, так смысл в бесцельных пророчествах и тяжелых мыслей?
На место стыду приходит какой-то кураж. Он наполняет меня изнутри, просачивается в каждую клетку. И я даю себе обещание взять от этой ситуации и этого мужчины абсолютно все, что он захочет мне дать.
Руслан шепчет мне на ухо какие-то глупости, а запах сухой пыли, которой слишком много вокруг щекочет ноздри. Здесь, в бывшем магазине, не очень красиво или романтично, но мне нравится. Я, наверное, сумасшедшая, но нравится. Или это из-за того, что Руслан рядом? Неужели именно вот так люди и влюбляются? Неужели вот это все чувствуют? А если да, то как жить с таким счастьем и не задохнуться?
А еще не дает покоя недавняя откровенность Руслана. В его словах было столько потаенной горечи, сожалений, боли, что снова не могу удержаться и тянусь к нему, как к небу, припухшими зацелованными губами. Они так много с Егором пережили, и я даже не могу уже злиться на своего бывшего.
Я его понимаю. Вдруг понимаю.
Руслан щекочет языком мои губы, осторожно касается их, лукаво улыбаясь, а я таю… просто растекаюсь радужной лужицей. Впервые чувствую, что такое страсть, жажда по мужчине, глубинная женская потребность в любви.
С Егором я все на свете перепутала — сейчас это так четко понимаю, что озноб по коже. Он был нежен, аккуратен, ласков, никуда меня не торопил, а я и не торопилась. И мне было хорошо с ним — действительно хорошо, раз замуж собралась так опрометчиво. Не хочу возводить напраслину и городить все в кучу, приправляя обидой. Нет уж, нужно отделять зерна от плевел.
Но с Русланом… с ним все совсем иначе. По-другому, безумно.
— Сладкая, — шепчет и блуждает взглядом по моему лицу, а моя кожа пылает то ли от смущения, то ли от возбуждения, которое снова вспыхивает внутри.
Обнимаю Руслана за шею, а кожа на ней такая горячая, что аж жжется. Или это у меня жар? Не разобрать.
Руслан целует меня в кончик носа — такое милашество от настолько большого и сильного мужчины, а уголки губ ползут вверх в легкой улыбке. А я совершенно по-детски шмыгаю, расчувствовавшись.
— Ну, чего ты? — улыбается, стирая подушечками больших пальцев дрожащие на моих глазах слезы. — Все ведь хорошо.
— Мне страшно.
— Снова? — хмурится, а я быстро-быстро киваю. — И это мне говорит девушка, которая укусила меня за шею в чулане?
Он смеется, а я угрожаю, что если не перестанет, снова его укушу. Хочу объяснить, чего именно боюсь, но слова упорно не идут, а если идут, то глупые какие-то, неправильные.
— Ну, Кира, признавайся, что там в твоей голове творится? — подстегивает, щекоча дыханием ухо, а я ежусь от удовольствия.
И правда, нужно разговаривать. Чего это я? Хотела же быть смелой, а снова растерялась, все мысли перепутала.
— Ты очень взрослый, опытный… у тебя, наверное, были такие женщины!
Развожу руками, чтобы хоть так охватить степень прекрасности незнакомых женщин, а Руслан смеется. Прижимает к себе крепче, шумно втягивает воздух возле моего плеча, а мне так неловко, что наговорила этой ерунды.
— Да, я взрослый и опытный, чего уж, — усмехается, убирая волосы с моего лица. В жесте этом так много простой человеческой заботы, что сердце сладко-сладко ноет в груди. — А ты еще такой ребенок, честно. Но я, правда, не из тех, кто трахает все, что движется, а что не движется — тормошит палкой и все равно трахает.
— Да ну?! — вырывается из меня очередная глупость, а Руслан запрокидывает голову и хохочет так громко, что вот-вот потолок обвалится. — А Виолетта?!
Господи, вот она откуда вообще появилась?
Терпеливо жду, когда пройдет этот приступ веселья, чувствуя себя дурочкой. Надо было молчать, но не получилось.
— Виолетта, хм. Дай-ка подумать. Возможно я был слишком пьян и у меня слишком долго не было секса? С одинокими мужчинами в отпуске такое случается.
— Нет, не подумай, что не верю, просто ты такой…
— Какой я? — в глазах лукавый блеск, чистая провокация, вызов на откровенность.
— Интересный, статусный, надежный, большой и красивый, — перечисляю, загибая пальцы. — Умный, заботливый…
— Вах, сейчас зазнаюсь, — снова смеется, но на этот раз не так оглушительно. — Ко всем этим достоинствам, которые ты почему-то во мне разглядела, добавь еще тяжелый характер, повышенную требовательность, педантичность и вспыльчивость.
— Про вспыльчивость я помню.
— Ну вот, — хмыкает, а я прячу глаза. — Еще у меня почти нет свободного времени на отношения и я не слишком большой поклонник брачных уз.
— Я тоже замуж больше не хочу.
Руслан целует меня порывисто, снова вдавливает в прохладный прилавок — настолько сильно, что даже больно. Но рядом с ним даже боль — сладкая.
Эх, кажется, кто-то тут слишком влюбился. Или просто гормоны шалят. Должны же были они у меня рано или поздно взбунтоваться, правильно?
— Ты сильно возмутишься, если я приглашу тебя в более… приятное место? Сейчас.
В этом вопросе много порочного предвкушения. Но я хочу этого — хочу остаться с ним наедине. Не хочется ни о чем думать, бояться, переживать.
— Поехали, — выдыхаю и, чтобы не передумать, скоренько иду к выходу.
— Даже не спросишь, куда именно? — смеется, а я отрицательно качаю головой.
Я пьяная без вина, смелая и отчаянная сейчас. Способная на любую глупость, готовая ко всему. Мне нужен этот мужчина, пускай наше будущее слишком туманно. Но зачем о нем думать, когда в настоящем настолько хорошо?
44 глава
Руслан
На этот раз в такси я сажусь рядом с Кирой. Никаких передних сидений, никаких пряток от самого себя. И никаких съемных квартир я тоже искать не собираюсь. Тем более не планирую везти Киру в какую-то, пусть даже очень дорогую, гостиницу. Она точно не случайная девица в моей постели, чтобы так с ней поступать.
Кира, осмелевшая вначале, сейчас сидит рядом тихая-тихая. Уверен, она даже не очень-то разбирает, куда именно мы едем. Чувствую себя каким-то Серым волком, волокущим в темный лес невинную Красную шапочку. Сюрреализм какой-то, честное слово.
Но Кира удивляет меня: кладет голову на плечо, тихо вздыхает и прикрывает глаза. Переплетает наши пальцы, сжимает их что есть силы и целует меня в плечо. Мне кажется, что в этой машине мы сейчас одни. Несемся куда-то, не разбирая дороги, наплевав на любые заградительные сооружения.
Рядом с ней у меня ощущение, словно способен сбросить любой груз со своих плеч, забыть обо всем на свете, просто жить. И почему все должно было оказаться настолько сложно?
— Заснула? — спрашиваю, когда машина останавливается возле ворот родительского дома, в окнах которого, как обычно, не горит ни единая лампочка.
Егор под наблюдением Артема, а больше здесь и некому электричество жечь.
— Чуть-чуть, — сонно морщится Кира и осматривается по сторонам, улыбаясь немного пьяно.
И тут я понимаю окончательно и бесповоротно, что хочу каждое утро видеть ее такой: нежной и растрепанной. Прям распирает от нежности.
— Выходи, — улыбаюсь и целую ее теплую кожу, хотя таксист уже явно теряет терпение и нервно тарабанит пальцами по рулю.
Расплачиваюсь с ним, выхожу из машины и подаю руку Кире. А она, наконец сообразив, где мы, смотрит на меня как-то странно.
— К вам домой? — уточняет, словно здесь может быть какая-то ошибка. — Но…
— Нет никаких “но”. Пойдем.
— Ты уверен?
— Абсолютно, — киваю и открываю ворота. — Проходи.
Кира не спорит, но по ее напряженному телу, по бегающему взгляду, который выдает ее с головой, понимаю, что боится.
— Егора в доме нет. А если бы и был, это ничего не изменило.
— Кроме того, что он уверился бы окончательно, что я прыгаю от одного брата к другому, — бурчит, когда веду ее за собой в дом.
— Его проблемы. Вот еще, — передергиваю плечами и в пяти шагах от входа сжимаю в пальцах ее подбородок и приподнимаю голову, ловлю взгляд. — Мы с тобой не делаем ничего, за что нам стоит прятаться в углу. У Егора своя мука в голове.
Кира дышит поверхностно, рвано, а я смотрю в ее глаза и не насмотреться. Хочется целовать ее, нежить, сделать все, чтобы она выбросила все до единой глупости из головы.
И она, словно чувствует все мои желания, хоть и наверняка боится их до дрожи. Тянется ко мне губами, руками, кожей, всем своим естеством, а я напрочь забываю, что нужно бы для начала дверь в дом открыть. Не до этого сейчас.
Целую жадно, проникаю языком в приоткрытый влажный рот, пью сладкое дыхание и тихие вздохи, будто астматик воздух солевых шахт. Смыкаю руки на ее спине — крепко, не задумываясь о последствиях, — и прижимаю стройное тело к себе. Мне жарко и холодно одновременно, меня сжигает внутренний жар, и озноб зимним ветром по коже гуляет.
— Я никогда так много не целовался, — говорю, насилу оторвавшись от самых сладких в этом мире губ.
Кира касается нижней дрожащим пальцем, обводит по контуру, дотрагивается до верхней, а взгляд манящий, искренний. В нем нет порочности, нет призыва самки — то, что так часто видел в своей жизни, и мне это нравилось. Но с Кирой… с ней все иначе, потому что она — девочка с совершенно другой планеты. Девочка, убивающая меня наповал своей искренностью, непосредственностью мыслей, даже глупыми страхами. Ее оберегать хочется, как трогательную бабочку, цветок со сломанным стебельком.
Когда все-таки нахожу каким-то чудом замок и даже ключом в него попадаю, дверь распахивается, дом встречает нас безмолвной тишиной. И хорошо.
Кира входит первой — не заставляет себя упрашивать, не робеет, а я оказываюсь за ее спиной. Свет не тороплюсь включать — кажется, нам обоим на помешает эта интимность.
— Если ты боишься, что я наброшусь на тебя, трахну и выброшу из своей жизни через пару часов, то я тебя разочарую. Не выброшу.
Я кладу руки на ее живот, прижимаю к себе крепче, а она тихо охает, когда мой член упирается в ее спину.
— Я хочу тебя до кровавых разводов перед глазами, веришь?
— Так сильно?
— Еще сильнее, — усмехаюсь и дую на ее шею, на плечо. Чтобы еще лучше почувствовала меня. — Но знаешь, какое есть преимущество у мужчин в моем возрасте?
— Какое? — спрашивает тихо-тихо, а я провожу языком по ушной раковине и слегка сжимаю зубами мочку. — Ох, Руслан…
— Когда ты так называешь меня по имени, у меня все мысли разбегаются. Так вот, преимущество: я умею держать себя в руках. Понимаешь, о чем я?
— Хорошо, что тут темно.
— Почему? Стесняешься?
— Боюсь, что тогда ты бы увидел, какая я красная.
Она тихо смеется и, обернувшись в моих объятиях на девяносто градусов, становится ко мне лицом. Все-таки включаю свет, Кира жмурится, как кошка, а щеки и правда, алее пионерского знамени.
— Ну вот, увидел, — улыбается и прячет лицо на моей груди, а я чуть подталкиваю ее в сторону лестницы.
Ноги сами меня ведут туда, и это совсем не потому, что мне не терпится сделать Киру своей. Просто моя комната — единственное место, где у Киры нет воспоминаний, связанных с Егором. Там — только моя территория, мое царство и моя память. Мне просто необходимо, чтобы у нас с этой фантастической девушкой было что-то только наше, без постороннего вмешательства.
Что-то одно на двоих.
— Голодная? Пить хочешь? Может быть, кино посмотрим? Книгу могу вслух тебе почитать — говорят, я отличный чтец, — болтаю всякую чушь и у самой нижней ступеньки поднимаю Киру на руки. Она обхватывает меня ногами, прижимается всем телом, сводя меня этим с ума.
— Нет, не хочу, — качает головой, трется носом о мою шею, опаляет кожу дыханием.
— А чего ты хочешь? — Заворачиваю направо, доношу Киру до своей комнаты и кое-как открываю дверь. Не иначе как чудом.
— Я не знаю, мне сложно это описать, — мурлычет в мою шею, а я ставлю Киру на пол.
— Тогда молчи. Просто будь сегодня рядом, хорошо?
Кира улыбается, осматривает комнату, а я радуюсь, что в ней порядок. Почему-то сейчас это кажется важным.
— Подожди меня, я быстро, — прошу и покидаю комнату.
Не знаю, чем тут все сегодня закончится, но расслабиться Кире точно не помешает.
Тьфу, наверное, со стороны и правда выгляжу грязным извращенцем, которые мечтает опоить трепетную деву и овладеть ею всеми мыслимыми и немыслимыми способами.
Достаю из бара бутылку шампанского — какое-то хорошее французское и жутко дорогое. Купил его в свой последний приезд, даже не помню зачем. Но, ты гляди, пригодилось. Тут же нахожу фужеры и, быстро сполоснув их на кухне под проточной водой, чуть ли не галопом несусь обратно.
Кира сидит на краешке кровати, смотрит на свои ладони, сложенные на коленях, а когда появляюсь в комнате, улыбается. Черт, если меня так от улыбок ее ведет, что будет дальше?
— У нас какое-то важное событие? — беззлобно поддевает, а я протягиваю ей фужер, в котором пенится углекислотой шампанское. — Какой цвет красивый… янтарный.
Она смотрит через игристое на свет, улыбается, но пить не торопится. И я наливаю немного себе, хотя совсем не люблю этот компот. Но так, за компанию можно потерпеть.
— А за что ты бы сама хотела выпить?
Кира без раздумий отвечает: “За перемены”, и хрусталь наших фужеров соединяется на миг с мягким звоном.
— Знаешь, я почти готова встретиться с сестрой, — тихо говорит, едва пригубив шампанское. Я присаживаюсь рядом, молчу, чтобы не спугнуть момент. — Я хочу с ней познакомиться.
— Уверена?
— Да, как ни в чем другом. Возможно, потом об этом пожалею, но это будет потом.
— Скажи, а ты совсем не ревнуешь, не злишься на нее? На мать ее?
Кира пожимает плечами и снова делает маленький глоток, отмеряя паузы.
— Разве что чуть-чуть. И, если честно, больше меня волнует, что ты… что вы с ней… в общем, это меня волнует сильнее. А так… папа же с ее мамой моей не изменял, так что…
Забираю из ее рук бокал, ставлю на пол и перетягиваю Киру на свои колени. Она чуть-чуть ерзает, ищет удобное положение, а я шиплю сквозь зубы.
— Еще одно движение и увидишь мой позор, — предупреждаю, а она замирает, не дыша. — Помнишь наш разговор в магазине? О том, что я уеду и все в этом духе?
Кира кивает и почему-то цепляется за мои плечи, будто бы боится скатиться на пол. Ощутимо впивается ногтями в кожу, наверняка оставляя следы. Но это неважно.
— Самолеты никто не отменял, понимаешь? Знаю, что ты не бросишь институт, я не смогу оставить свой бизнес и быть тут постоянно. Это сложно, потому что от меня зависит много людей, их семьи, карьера.
— Я понимаю, — облизывает губы, и этим еще сильнее сбивает меня с мысли.
— Я бы хотел быть героем из сказки, лихо кинуть тебе под ноги всю свою жизнь, взять тебя за руку и уйти в закат. Но мы не в сказке, и твоя мечта мне тоже дорога. Твоя физика, учеба, жизнь — я не могу запереть принцессу в лакшери-башне, настругать ей десяток младенцев и требовать покорности и горячий борщ. Не имею права.