Выдыхаю, пытаясь взять себя в руки.
— Ты прав. Как всегда.
— Яр, тебе нужно выдохнуть. Хочешь, я сам займусь твоим помощником? Запишу весь наш разговор.
— Нет, — внутри разрастается протест и открывается второе дыхание, — я должен сам все выяснить и рассказать Ульяне. Я обещал, Рус.
Его глаза заволакивает дымкой, и мужчина кивает.
— Ясно.
И я понимаю его чувства. Не как давно он потерял свою семью в аварии. И сейчас изо всех сил пытается не сдохнуть от горя. Закапывает себя на работе. Гробит здоровье, не зная ни сна, ни отдыха.
— Как ты вообще?
Дергает плечом и отворачивается к окну. Если кто-то утверждает, что мужики не чувствую боль и не могут страдать…то эти люди ничего не знают о жизни.
— Живу, как видишь. В отличие от Оли и Катьки.
— Рус, только скажи, чем я могу помочь? Ты же знаешь, я всегда готов.
— Знаю, Яр. И благодарен тебе, что ты тогда посодействовал поимке виновных и их упекли за решетку. К сожалению, семью мне это не вернет.
Он тут же захлопывается, и в его глазах застывает пустота. А я в такие моменты просто не пристаю.
Мы познакомились случайно. Он тогда был простым следаком и гонялся за уличной шпаной. Я только начинал свою политическую деятельность. Ну и, как это бывает, новичков очень долго принимают. Меня хотели сразу устранить. Какие-то отморозки напали в подворотне и суть не порезали. А Рус шел с дежурства и спас мне жизнь. С того момента и началась наша дружба. Я долго звал его к себе, но решился он только после смерти жены и дочери. Несчастный случай, сбили на пешеходном переходе. Я тогда сделал все что мог и с уверенность могу сказать, что тех сволочей засадили по полной. А Рус приполз ко мне и сказал, что он либо сопьется, либо будет впахивать на меня. А потом мое похищение…
— Яр, приехали.
Голос Руса вырывает из прошлого. Мы заходим в здание администрации, и я уже на автомате двигаюсь к кабинету.
— Привет, Ларис. Стас у меня?
Секретарь коротко кивает и снова утыкается в монитор.
— Только, Яр, я тебя прошу. Тихо веди себя. Мы проверяем, конечно, прослушку, но хрен его знает, откуда могут вырасти уши.
Захлопнул дверь за спиной, привлекая внимание Стаса.
— Ярослав Петрович. Вы же не собирались возвращаться?
В его поведении ничего не меняется, мужчина продолжает перебирать бумажки на своем столе.
— Планы изменились, Стас. Два вопроса: ты сразу все расскажешь или будешь прикидываться идиотом?
Лицо бледнеет, и он замирает на стуле.
— Откуда? А о чем?
— Ну, Стас, ну ты никогда не был идиотом. Какого хрена ты все провернул с врачом и как вообще обо всем узнал?
— Вы о похищении, да?
— Молодец. Вот я всегда знал, что ты сообразительный. Не подозревал, сука, что настолько.
Успеваю сделать шаг, но Рус тормозит.
— Яр…мы не одни.
В ушах шумит от эмоций. Кулаки сами собой сжимаются и разжимаются, а просто хочу все выяснить и не возвращаться к тому времени.
— А что тут такого? Я просто пытался защитить вашу карьеру. Нельзя было допустить, чтобы эта дамочка устроила потом скандал или вообще стала вас шантажировать всей той историей.
— Как ты-то узнал?
— Так я за Русланом поехал. Ну, как ваш помощник я должен знать каждый ваш шаг.
Стас вжимает голову в плечи, но хотя бы не трясется. Держится ещё.
— Да ну? А когда я в туалет иду, ты тоже должен быть в курсе?
— В идеале.
Меня начинает бесить этот тупой разговор.
— И это вся причина? Спасти мое честное имя?
Стас удивленно смотрит на меня.
— Естественно, это главная моя цель. Я забочусь о вашей безупречной репутации, а тут появляется помеха в виде девушки. Мне пришлось придумывать такой план и вдалбливать ей в голову, что это всего лишь фантазия.
— Откуда взял врача?
— Знакомый порекомендовал. Сказал, что парень толковый и не брезгует такими вещами.
— Понятно.
— Ярослав Петрович, а что со мной теперь будет?
Стопорюсь от его вопроса. Ну, я считал его умнее, но не удивлен, что человек сейчас показывает свое нутро.
— А ты как думаешь?
Мне интересно, что он придумает.
— Уволите.
— Не без этого, Стасик.
Лицо моего бывшего помощника мертвеет, и он распахивает глаза, на дне которых зарождается паника.
— А-а-а-а, — он начинает заикаться, — что ещё?
— Ну, — дергаю плечом, усаживаясь в кресло, — статьи за мошенничество и умышленное причинение вреда здоровью не просто так существуют.
— Я не причинял никому никакого вреда.
Он подскакивает и начинает визжать на весь кабинет. Да, в буквальном смысле визжать. А я только звоню Русу.
— Рус, можешь его забрать. Достал уже.
Как я ни изображаю рыцаря в доспехах, иногда усталость берет верх. Каждую ночь я возвращаюсь к Ульяне и забываюсь в её нежных и теплых объятиях. Мне приносит огромное удовольствие наблюдение за тем, как округляется её живот. Я могу просто сидеть и часами смотреть на неё, спящую. Понимаю, что это лучшая женщина в моей жизни, и не хочу терять этот дар свыше.
— Ты чего не спишь, Яр?
В одну из таких ночей Ульяна застает меня за подглядыванием. Такая сонная и милая, что сердце сжимается от силы чувств к ней. К ним.
— Соскучился, солнце.
Её губы трогает нежная улыбка, которая делает меня намного счастливее. Я до одури устаю от всяких встреч. На некоторое время у нас наступает затишье, и я все чаще ловлю себя на уверенности в том, что все выяснил. Марат в надежном месте, про врача Ульяны я все узнал. И молился, чтобы больше ничто не омрачало наше существование.
— Иди сюда. Ложись.
Она хлопает ладонью по простыне, и я не сопротивляюсь этому призыву.
— Как прошел день?
Сердце болезненно сжимается. Потому что я жалею, что вижу её так редко. Мало общаюсь с ней, потому что погружаюсь в карьеру. За делами перестаю проводить время дома. С семьей. И сейчас это открытие вызывает тошноту. Это время, когда она в положении, может больше не повториться, а я думаю только о деньгах.
— Решил уйти из политики.
Выпаливаю и становится легче. Озвучиваю мысль, которая родилась секунду назад, и не жалею. Ульяна поднимается на локте и всматривается в мое лицо.
— Ты же не серьезно?
В её голосе отчетливо слышу недоверие и это задевает за живое.
— Почему ты так думаешь?
Ульяна грустно усмехается, смотрит куда-то вглубь комнаты.
— Потому что карьера для тебя многое значит. Я же это вижу. Ты крутишься и пытаешься сделать что-то хорошее для людей…
— И пропускаю главное в жизни.
Обхватываю ладонями её лицо и притягиваю к себе. Наслаждаюсь каждым поцелуем и кайфую от того, что Уля отвечает мне. Слышу грохот сердца, и неважно, кому принадлежит этот сумасшедший ритм.
Погружаю её в чувственное забвение и сам окунаюсь в чистый кайф.
Следующие дни пролетают в куче рабочих проблем. Как и положено, заявляю о своем уходе, но пока не решу все поднятые мною же вопросы, никто меня не отпустит.
Не замечаю, как наступает день повторного УЗИ, на которое я уж точно попаду. И меня никто не остановит. Этот день для меня важен так же, как и для Ульяны.
Окидываю последним взглядом кабинет и спускаюсь вниз. Сегодня решаю выехать раньше, чтобы не получилось так, как в прошлый раз. До назначенного времени ещё сорок минут, и я уверен, что ничтомне не помешает.
— Ярослав, — слышу знакомый до боли голос и встаю посреди холла как вкопанный, — пожалуйста, давай поговорим.
Глава 27
Выхожу, и телефон оповещает о сообщении. Открываю, не проверяя абонента, и застываю в коридоре от слов, что там написаны: «Я знаю твой грязный секрет, любимая!»
Внимательно смотрю на номер, но он мне незнаком, и я просто отмахиваюсь. Нет у меня никаких грязных секретов. И нет никого, кто мог бы меня сейчас называть «любимой». Скорее всего, просто ошиблись номером и писали не мне.
— Петр, что там от Ярослава Петровича ничего не слышно?
По-хорошему он уже мог приехать. Как раз в этот момент дверь в клинику распахивается, и влетает Ярослав.
— Ну что, пойдем?
Моя рука тонет в его ладони, но я продолжаю стоять на месте. Ярослав смотрит на меня удивленным взглядом.
— Я что, опять опоздал?
В его голос просачивается беспокойство.
— Нет. Просто врачу срочно нужно в другую больницу, а я приехала раньше, и она меня приняла.
Ощущаю укол вины, но прогоняю это ненужное чувство.
— И что? Все хорошо с детьми?
С каждым разом меня все сильнее трогает его безмерная забота обо мне и детях. Я вижу, как мы ему важны, и просто надеюсь, что это не самообман с моей стороны.
— Яр, все хорошо, — сжимаю его ладонь, — и со мной, и с детьми.
— А…
Хоть он и не договаривает, я прекрасно понимаю, что он имеет ввиду и улыбаюсь во все тридцать два.
— И пол сказали, — прикусываю на секунду губу, чтобы не засмеяться, — я даже не успела возразить.
— Ну?
Ярослав чуть ли не трясется от нетерпения и притягивает меня к себе.
— У нас будут девочки.
— Обе?
Этот вопрос заставляет радость немного развеяться. И я внимательно всматриваюсь в его лицо. Нет, там было не разочарование. Что-то другое.
— Да, две девочки.
Ярослав бросает беспомощный взгляд мне за плечо, будто ищет поддержки у Петра. Только не могу понять, чем тот может ему помочь.
— Ярослав, ты не рад?
Голос надламывается, и я боюсь услышать ответ. Гаврилов хмурит брови и снова переводит взгляд серых глаз на меня.
— С чего ты взяла, что я не рад?
— Ну, просто ты выглядишь таким, — делаю паузу и пытаюсь найти нужное слово, — растерянным. Вот я и подумала…
Яр фыркает и обхватывает мое лицо ладонями.
— Выброси этот бред из своей прелестной головы. Я безумно рад девочкам. Просто, ну… — он понижает голос до шепота, который слышу только я, — с пацанами-то я справился бы. А с девочками как? Я не знаю, Уль.
Меня начинает трясти от сдерживаемого смеха и приходится закусить изнутри щеку, чтобы не задеть чувства будущего папочки.
— Как и все другие отцы, Яр.
— Ты же помнишь, что я сирота, да?
Это напоминание посылает по всему телу волну боли. Горечи за него. В его голосе уже бушует паника, и я спешу подавить её.
— Конечно, я это помню, но не вижу связи. Ты замечательный. Ты будешь прекрасным отцом, я уверена.
Все это нашептываю в ответ. Боюсь, что нас кто-то подслушает, а мне это ни к чему. Ярослав моргает, и передо мной снова стоит собранный мужчина.
— Ладно, поехали домой.
На улице стоит Рус и что-то обсуждает с Владом. Они бросают на нас взгляды, и Руслан кивает головой в знак приветствия. Его взгляд прожигает во мне дыру, и мне становится некомфортно. Колючий и цепкий, он словно пытается рассмотреть во мне то, чего нет.
— Ну что, поехали, парни? Рус, ты на сегодня свободен.
— Папку заберешь?
— Какую ещё папку?
Мужчины перекидываются загадочными фразами, пока я усаживаюсь на заднее сиденье.
— А, — Яра осеняет догадка, — да, давай её сюда. Спасибо, что напомнил.
Гаврилов устраивается рядом, бросает тонкую папку назад и снова притягивает меня к себе. Тону в его аромате и наслаждаюсь тем, что он гладит меня по волосам. Трусь о него, словно кошка, требуя новой ласки.
— С вами точно все в порядке?
Из его голоса так и не уходит встревоженность, и я сильнее вжимаюсь в его грудь. Опускаю на нее ладонь и мысленно считаю удары сердца. Его пульс отдается эхом в моем теле, и вот уже кажется, что наши сердца бьются в унисон.
— Все хорошо, папочка. Не волнуйся.
Гаврилов усмехается и не дает мне пикнуть. Впивается в губы, обозначая свою власть надо мной и моим телом. Внизу живота тут же закручивается спираль желания, и я вплетаю пальцы в его волосы, сминая идеальную прическу. Его рука опускается на мой живот и начинает поглаживать его. Это переворачивает все внутри.
— Кхм, — меня выдергивает из забытья посторонний звук, и я отскакиваю от Гаврилова, — приехали, Ярослав Петрович.
Зинаида накрывает на стол, и мы ужинаем, болтая о всякой чепухе. Ощущаю дикую усталость, и это не может укрыться от внимания Ярослава.
— Пошли отдыхать. Я тебе массаж сделаю.
Его улыбка обещает намного больше массажа, но я не удерживаюсь от поддевки.
— Чего? Живота?
Ярослав не выдерживает и громко фыркает.
— Могу и живота, я не против.
— А что за папку тебе отдал Руслан?
Ярослав снова хмурится, и я уже жалею, что не смогла удержать язык за зубами. Но меня просто съедает любопытство.
— Из интерната мое дело.
Интуиция подсказывает, что там может быть что-то важное для него.
— Не хочешь посмотреть?
Так непривычно видеть в его глазах неуверенность. Ощущать, как она исходит от него мощными волнами.
— Хочешь остаться один?
Еле могу совладать со своим голосом. Будет больно, если он сейчас выставит меня, но это его право.
— Можешь остаться. Не думаю, что там что-то важное. Только пойдем в гостиную, что ли?
Гаврилов усиленно тянет время. Садится на диван, а я устраиваюсь в кресле напротив. Слушаю треск дров в камине и пытаюсь расслабить ноги. Отеки в период беременности — это отдельное испытание. Порой боюсь даже выпить стакан воды, потому что на утро раздуваюсь, как шар.
Перевожу взгляд обратно на Гаврилова и внимательно слежу за тем, как он перебирает немногочисленные бумажки. Его рука замирает с каким-то потрепанным листком, и он погружается в чтение. А я отсчитываю секунды. Сердце в груди беспокойно трепыхается. Будто вот-вот случится что-то страшное.
Его пальцы сжимаются, и лист падает на пол. Ярослав делает глубокий вдох и прикрывает глаза ладонью. Сердце ухает вниз, и время замирает. На ослабевших ногах подхожу к дивану и поднимаю упавшую бумагу.
— Ярослав, что случилось?
Сажусь рядом, но не решаюсь прикоснуться. Он кажется таким далеким сейчас. Недосягаемым. Где-то глубоко в своих мыслях.
— Прочитай сама.
В каждом звуке надрыв. И столько горечи в двух словах. Делаю глубокий вдох и погружаюсь в чтение. Строки исписаны аккуратным почерком:
«Здравствуйте, Инна Степановна!
Я вам очень благодарна за то, что вы держите меня в курсе событий, рассказывая о жизни Ярослава. Ваши письма для меня сейчас единственная отдушина. По вашим словам, он растет очень деятельным и активным мальчиком, и меня как мать это очень радует.
Я решила не пользоваться вашим советом и не оставлять ему никаких писем. Думаю, ему будет легче не знать всей моей истории. Не хочу, чтобы он жалел и презирал меня ещё больше. Я итак обошлась с ним не лучшим образом. Но и не могла иначе. Вы прекрасно знаете, что, не поступи я так, он бы не смог выжить. А я даже думать о таком боюсь…
Вы спрашивали, как мое здоровье? Скажем так, я уже ни на что не надеюсь. Просто проживаю последние дни. С лейкемией это обычная практика. Я изначально это знала. Просто хотелось ощутить радость материнства, хоть ненадолго. Не думала, что все обернется такой потерей для нас с Ярославом. Но знать, что твой малыш голодает, и ничего не делать…Очень жалею лишь о том, что не смогу увидеть и узнать, как взрослеет Ярослав. Но я ни на минуту не пожалела, что поступила именно так. Тогда, четыре года назад, привела его к вам.
Верю, что он просто со временем забудет тот эпизод. Пусть думает, что родители его предали. Так будет лучше для всех.
Не знаю, прочитаю ли ваше следующее письмо, поэтому напишу сейчас. Спасибо вам огромное за все, что вы делали для нас и сделаете для Ярослава. Вы единственный человек, которому я могла доверить своего ребенка. Спасибо вам».
Перед глазами все плывет. Лицо становится мокрым от слез, и я не могу вдохнуть полной грудью. Сердце сжимает в тиски так, что больно от каждого его удара. С трудом перевожу взгляд на Ярослава. Он все так же закрывает лицо ладонями. А я замираю…
— Яр, — даже имя его произношу с трудом от душащих рыданий, — мне так жаль.