Майя дружелюбно улыбнулась, чтобы разрядить атмосферу.
Сюзенна вспыхнула и заработала ложкой.
— А кто это там сидит у печей? — шепотом спросила Майя, нагнувшись к девочкам. — Что он здесь делает?
— Это Тьюлисс, — прошептала в ответ Алойя. — Муж Колетт. Ш-ш-ш, тише! Он здесь даже спит по ночам.
— Какой скандал, — улыбнулась Майя. — А я думала, кухарка спит в доме альдермастона.
— Нет-нет-нет, — сказала Дави. — Вон, видите настил, у них там постель. Ну, сверху.
— Вижу, — сказала Майя. — Значит, они живут тут вместе с вами?
— Ну да, — прошептала Алойя, едва сдерживая смех. — Мы еще маленькие, нас нельзя оставлять одних.
— А жалко, — вздохнула Дави.
Майя доела жаркое. Девочки продолжали болтать.
Алойя серьезно кивнула.
— Не заговаривай с Тьюлиссом. Он очень застенчивый. Ни с кем никогда не говорит.
— Он садовник. Ухаживает за цветами и за деревьями во всем аббатстве, — добавила Дави.
— Он сейчас сажает луковицы. Весной…
— Весной вырастут такие цветы! Вот такущие! Он такой хороший садовник! С людьми почти не говорит, зато с цветами все время разговаривает.
— А я думаю, они все слышат. Иногда даже отвечают.
— А я один раз видела, как он говорил с птицами!
— Врешь!
Тут вмешалась Колетт, и ее громкий голос перекрыл девичье щебетание:
— Девочки, да помолчите вы хоть две секунды! Весь день трещите, трещотки! А ну, хорош болтать, берите пирог и несите его альдермастону.
Девочки вскочили со скамьи и послушно засуетились: собрали миски из-под жаркого, убрали их на мойку, быстро выложили на блюдо пирог для альдермастона. Но прежде, чем выскочить за дверь, они подали Сюзенне и Майе по тарелке, на каждой из которых исходил паром кусок свежевыпеченного фруктового пирога.
Майя откусила от пирога и едва не застонала от восторга. Сверху он был полит патокой с овсом и корицей, а под слоем нежного теста скрывались мягкие душистые яблоки.
— А она случайно не продает эти пироги в Духов день? — спросила Майя.
— Продает, — смиренно ответила Сюзенна, надкусив свой ломтик. — Колетт уважает старые традиции.
Лицо девушки потемнело.
— Простите, что бросила вас после уроков, — сказала она. — Не следовало мне этого делать. Мы ведь теперь товарки.
Майя ласково похлопала ее по руке.
— Можешь бросать меня сколько угодно, — сказала она. — Я вовсе не хочу отрывать тебя от твоих подруг. И потом, я была не одна, а с бабушкой.
Сюзенна опустила голову и уставилась на тарелку с почти нетронутым пирогом.
— Что с тобой? — спросила Майя тихо, чтобы никто не услышал. За столом, налив себе чаю, шепотом переговаривались Сабина и Колетт.
— Спасибо за разрешение, — сказала Сюзенна, не поднимая глаз. — Но я чувствую, что сегодня Исток мною недоволен. Я нарушила его волю. А мне скоро предстоят испытания, — она прикусила губу. — По правде говоря, я не очень уверена в себе. И если из-за того, что я не выказала вам должного уважения, я провалюсь, это меня очень опечалит.
Майя заправила за ухо прядь волос.
— Знаешь, уж кому-кому, а тебе бояться нечего. Ты столько лет здесь училась. Я ведь видела, с какой силой ты взываешь к Истоку.
Сюзенна быстро взглянула ей в лицо и снова опустила глаза.
— Вы сильнее меня.
Майя вздохнула, потянулась и сжала ладонь товарки.
— Я могу понять, что ты чувствуешь, Сюзенна. Я тоже боюсь мастонских испытаний. Потому что… ты ведь знаешь, кто я. Что если Исток отвергнет меня? В сердце своем я знаю, что этого не случится, но я боюсь, и этот страх похож на крошки на тарелке, — и она выразительно подцепила пальцем крошку пирога. — Мы можем одно: очистить свой внутренний сосуд, вытряхнуть из него весь мусор, чтобы достойно принять волю и силу Истока. Бабушка говорит, что я должна буду открыть Сокровенную завесу, чтобы мертвые могли вернуться в Идумею и спасти народ Ассиники. В ее время сделать это не сумел никто. Даже матушка, — Майя снова вздохнула. — Значит, должна я. Я просто не могу ее подвести.
Сюзенна подняла глаза, и на лице ее Майя прочла сочувствие.
— Это тяжелая ноша.
— Ну, если ты справишься со своими страхами, то и я справлюсь со своими. Будем проходить испытания вместе.
Сюзенна улыбнулась — несмело, но все же это была самая настоящая улыбка.
— Хорошо.
И снова замолчала, собираясь с храбростью.
— Как мне вас называть? — неловко спросила она. — Если верить тому, чему нас учили, я должна звать вас «моей госпожой». Или «леди Майя».
— Зови меня просто Майя. И на «ты», — ответила Майя и откусила еще кусочек дивного пирога. Пышное тесто таяло на языке, а душистые яблоки не успели остыть и обжигали язык.
— Но… так нельзя, — испугалась Сюзенна.
— А что со мной еще не произошло такого, что «нельзя»? — со смешком осведомилась Майя. — Меня изгнали и вынудили оставить королевский двор. У меня нет ничего своего, если не считать двух платьев и новой книги. Я в кровь стерла ноги по пути из Дагомеи в Отландию и прошла его пешком в компании охотника, его пса и кишона, которому мой отец велел убить меня, если я попаду в плен.
Воспоминания поднялись в ее душе, взвихрили бурю чувств.
— Я знаю бури, лавины, голод, тысячи унижений и боль потери, — Майя твердо посмотрела в глаза Сюзенне. — Мне все равно, что обо мне думает Мейг или кто угодно. Я пришла в Муирвуд, чтобы стать мастоном и исполнить клятву, которую принесла Лийя, оставляя наши берега. Насколько мне известно, она вела очень простую жизнь и во всем и во всех искала добро. Поэтому, как бы со мной ни обращались, не вини в этом себя. Ты ни в чем не виновата, Сюзенна. Хочешь повидать своих друзей — не оглядывайся на меня. Просто иди к ним, когда захочется.
На протяжении этой речи Сюзенна молчала, уткнувшись взглядом в собственные ладони. Потом она отставила миску и переплела пальцы.
— Я даже представить не могу, с чем тебе пришлось столкнуться в жизни.
Майя покачала головой.
— В одной книге были такие слова: зачем вытаскивать на свет страдания, которые давно окончились, и терзать себя старыми обидами? Я рада, что ты стала моей товаркой, Сюзенна. Не беспокойся обо мне. Я давно уже привыкла к одиночеству. День, когда ты уйдешь из аббатства, уже недалек, и тебе нужно позаботиться о своем будущем. Я так понимаю, с моим появлением твои надежды поугасли?
Сюзенна бросила на нее острый взгляд, словно бы Майя прочла ее мысли.
— Так? — тихо спросил Майя. — Ты ведь боишься моей немилости?
Сюзенна в удивлении округлила глаза. Вид у нее стал жалкий.
— Неужели ты думаешь, что я осуждаю тебя за эти мысли? — дружески упрекнула ее Майя. — Вовсе нет. Ты столько лет училась, зубрила дворцовые правила и этикет, готовилась однажды выйти за графа или служить высокопоставленной даме. Я надеюсь, что мое присутствие останется незамеченным — по большей части — и не испортит тебе будущее. Здесь, в Муирвуде, мы с тобой равны — мы обе приехали сюда, чтобы учиться и пройти мастонские испытания. И знаешь, я сама совершила в жизни столько ошибок, что никогда не буду судить другого человека.
Майя зевнула.
— Еще совсем не поздно, а я уже устала. А ты?
Сюзенна кивнула.
— Можно, я кое о чем спрошу?
— Конечно! Что такое?
— На уроке иностранных языков я заметила, что ты свободно говоришь по-дагомейски. Как ты думаешь, мы не могли бы… практиковаться каждый день понемножку? Я бы хотела улучшить свой дагомейский. Может быть…
— Конечно, будем практиковаться, — ответила Майя, непринужденно переключившись на дагомейский.
— Ты… не такая… как я думала, — выговорила Сюзенна, с трудом подбирая слова. Щеки у нее порозовели.
— Я надеюсь, что мы станем подругами, — сказала Майя, похлопав ее по руке.
Сюзенна принялась за пирог. Майя подошла к печи, нашла чистую миску и положила кусок пирога. Прихватив ложку, она отнесла миску туда, где молча восседал на своем бочонке Тьюлисс.
— Вы уже брали пирог, мастер Тьюлисс? — вежливо осведомилась Майя и протянула ему миску.
Садовник вздрогнул и лихорадочно заморгал.
— Нет… нет еще… нет, моя госпожа.
— Зовите меня Майя, — сказала она и вручила ему миску. — Если завтра будет хорошая погода, не могли бы вы прийти в Сад королевы, когда кончатся уроки? Я хотела бы, чтобы вы рассказали мне о растениях и о том, какие из них матушка любила больше всего.
Тьюлисс отчаянно покраснел — алой стала даже кожа под снежно-белыми волосами и такими же усами — и рьяно закивал, словно не осмеливаясь выговорить ни слова.
— Спасибо, Тьюлисс, — сказала Майя и похлопала его по плечу. — Тогда — до завтра.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Селия Прачка
Спустя несколько дней в аббатство пришел густой туман. Туман принес с собой запахи Бирден Муира, странные, тяжелые ароматы, которые чрезвычайно заинтриговали Майю и заставили ее пуститься на поиски Джона Тейта. Майе хотелось расспросить его — что он успел узнать об окрестностях. Она не раз встречала его идущим домой и знала, где он живет. Но пока Майя стояла на коленях у стирального корыта бок о бок с Селией, одной из немногих безродных тайнознатиц. Вода в корыте была теплой, шерсть покалывала пальцы, но Майя упорно терла и терла чужую одежду о шероховатый камень.
— А Сюзенна знает, что ты помогаешь мне стирать? — спросила Селия, бросив на нее взгляд из-за упавших на лицо соломенных волос и снова вернувшись к рубахе с пятном. Внимательно рассмотрев пятно, Селия стала тереть ткань между костяшек пальцев.
— Нет, что ты, — улыбнулась Майя. — Только не говори ей. Жаль, я не могу сделать так, чтобы и ты не знала.
— Когда ты сказала, что хочешь мне помочь, я думала, ты это в насмешку. А ты, оказывается, умеешь стирать! Где ты научилась?
Майя вытащила из воды мокрое одеяние и скрутила его в тугой жгут, отжимая влагу.
— Я почти два года прожила в поместье леди Шилтон, в Коморосе. Знаешь леди Шилтон?
— Нет, даже имени такого не слышала, — виновато призналась Селия.
— Она мать леди Деорвин. А я была у нее служанкой. Даже не служанкой, а еще хуже. Она меня заставляла все время работать.
— Но ты же дочь короля!
— Ну и что? — усмехнулась Майя. — Так что я все умею, только сейчас делаю это по доброй воле. У тяжелой работы есть свои достоинства. Она помогает мне думать. Я люблю работать не меньше, чем читать.
— А что ты любишь делать? Ну, кроме стирки.
— Я стираю потому, что хочу отблагодарить Сюзенну не словами, а делом. Она стольким для меня жертвует, а ведь ее даже не спрашивали, хочет она этого или нет. Но я бы охотно занялась и другими делами… ой, сколько бы я всего делала! Вон там, например, холм, видишь, — Майя выпрямилась и показала пальцем. — Там наверху башня или что-то такое. Я бы хотела дойти туда и посмотреть.
— Это Тор, — сказала Селия. — Идти далеко, но оттуда такой красивый вид.
— Тор, — повторила Майя. Где-то она уже слышала это название, но где — не помнила. — А что это за башня на вершине?
— Просто башня. Ее построили, когда пришли корабли из Ассиники, в честь двух альдермастонов, которые умерли на той горе. Там, сбоку, есть такая тропа… Она вымощена камнями. На Духов день, когда гулянья, туда много кто лазает, до самого верха. Но на башне всегда стоят дозорные. Их там ставит альдермастон, чтобы высматривали корабли или войска с моря.
— Ах, вот оно что, — сказала Майя, снова опустила платье в воду и принялась тереть ткань. — Сделай воду потеплее, пожалуйста.
Безродная покраснела.
— Я не так сильна, как ты.
— А ты попробуй.
Селия положила рубаху в корзину и повернулась к яр-камню, нависавшему над дальним краем корыта. Девушка сложила руки на груди, наклонила голову, зажмурилась. Глаза яр-камня стали медленно наливаться светом. На щеках у девушки заходили желваки, по лбу пролегли морщины, и вдруг вода у подножия яр-камня забурлила. Бурление медленно усиливалось, по корыту побежали волны. Над водой закурился пар. Майя молча смотрела, как девушка обуздывает яр-камень. Должно быть, Селия не привыкла использовать свой талант в прачечной. Занятия тайнознатиц хранились в секрете, и практиковаться в присутствии других прачек Селия едва ли могла.
Наконец она открыла глаза и смущенно посмотрела на Майю.
— Ты бы это сделала быстрее.
Майя покачала головой.
— У тебя отлично вышло. Но зачем ты закрываешь глаза?
— По привычке, наверное. На церемонии Одаривания нам нельзя видеть мастонский знак, поэтому, когда я взываю к Истоку, мне кажется… ну… что я должна… проявить почтение, как-то так, — она достала очередное платье Сюзенны и принялась за работу. — А что, не нужно?
— Если тебе так удобнее, почему нет? Каждый из нас взывает к Истоку по-своему.
Селия вздохнула.
— Иногда мне кажется, что я вообще не понимаю, что такое Исток. Жена альдермастона говорит, что мы можем чувствовать его разумом и сердцем. А когда я к нему взываю, то ощущаю такое… покалывание в груди. Ни голосов не слышу, ничего. Жалко, мне так хотелось бы знать, каково это — когда с тобой говорит Исток. А я не знаю.
Майя улыбнулась и даже тихонько засмеялась.
— Знаешь, альдермастон взялся заниматься со мной по вечерам, — сказала она. — Совсем недавно, но я столько всего уже узнала! Он сказал мне одну вещь, наверное, это как раз то, о чем ты говоришь: что свет и тьма одновременно существовать не могут. Ты можешь войти в темную комнату, но как только ты зажжешь свечу, тьма уйдет.
Майя перестала тереть ткань, опустила руки и серьезно посмотрела на Селию.
— Здесь, в Муирвуде, Исток — везде. Я чувствую его. Он не только в этом яр-камне, но и в яблонях Сада сидра. В садах и в тропах. Я чувствую его присутствие в хлебе, который печет Колетт. В птичьих песнях поутру. Исток повсюду вокруг нас, Селия, даже здесь, — и она подняла повыше мокрую ткань.
— И в прачечной тоже? — недоверчиво спросила Селия.
— Да, и в прачечной тоже. Он в той работе, которую мы с тобой исполняем. Мы заботимся о другом человеке. Мы стираем его одежду. И Исток — он здесь, прямо сейчас. С нами.
Непривычная уверенность огнем пылала в сердце Майи.
— Ты прожила жизнь на свету и потому не можешь точно знать, что такое свет. Тебя принесли сюда младенцем, и ты всю жизнь провела в сиянии Истока, — Майя покачала головой. — До того, как я попала в Муирвуд, я даже не знала, что такие места существуют. О, я бывала в других аббатствах, но недолго, и уж тем более никогда не жила в них. Сейчас я понимаю, что впервые ощутила присутствие Истока давным-давно, еще ребенком, до того, как матушка впервые родила мертвое дитя. Я почти не помню то время. Всю свою жизнь — почти всю — я была заключена в ящик, который заколотили гвоздями и бросили в колодец, — Майя опустила взгляд и стала рассматривать собственные руки. — И только теперь я узнала, что такое настоящий свет. И ты это узнаешь, в тот день, когда покинешь Муирвуд. И будешь скучать по этому чувству… и по аббатству.
Селия ловила каждое ее слово, и взгляд прачки был не по годам мудр.
— Тогда я никогда его не покину, — сказала она, складывая мокрое платье. — Раньше я хотела побывать в Коморосе. Но теперь не хочу.
— Знаешь, — вдохновенно сказала Майя, — я бы так хотела, чтобы во всем королевстве люди научились жить так, как здесь. Сколько у них там нищеты, сколько страданий! В аббатстве человек может спастись от всех бед. Исток дарует нам покой — но как, как вернуть этот покой в города и села? — Она почесала руку. — Как распространить этот свет на всю страну, чтобы все могли его узреть?
В душе у Майи боролись противоречивые чувства. Она дорожила теми бесценными уроками, что получала от альдермастона, от его жены и от собственной бабушки. Будь она, Майя, обычной ученицей, ей пришлось бы копить знания по крохам, но сейчас времени у нее не было — срок испытаний подходил все ближе. Бабушка объяснила, что на землях аббатства она может не бояться Бесчисленных. Здесь у них нет власти над своей жертвой. Но Майя знала, что стоит ей ступить за стену, и она вновь услышит шепотки, и тонкие щекочущие усики мыслей вновь проникнут к ней в мозг, твердя о неизбежности пути хэтары. Чтобы раз и навсегда защититься от Бесчисленных, она должна будет пройти мастонские испытания и получить кольчужницу. Кольчужница станет частицей Муирвуда, которую она унесет с собой в большой мир. О, как хотелось Майе обрести защиту от Бесчисленных! Никогда больше она не отдастся на волю этих злобных духов. И если она будет тверда в своих клятвах, Исток защитит ее.