— Я ведь думала, баба Лида была библиотекарем. — Виновато проговорила девушка.
— Библиотекарем она стала в семьдесят восьмом году. Резко сменила профессию, из медицины ушла по каким-то причинам. И она, и ваша бабушка — обе так и остались одинокими…
Договорить куратор не успел, потому что раздался звонок домофона. Как только Настя сняла трубку, из нее прозвучал знакомый уже мягкий баритон, возвестивший о прибытии профессора-ковбоя. Через минуту мужчины обменивались рукопожатиями в прихожей, где немедленно стало тесновато.
Поскольку они сразу стали общаться на «ты», Настя сделала вывод, что Игорь и Антон встречались раньше, но вряд ли отношения шли дальше профессиональных: кажется, Игорь упоминал, что не очень хорошо знает Лозинского, в отличие от Елены.
— А чем это так вкусно пахнет? — демонстративно закрутил носом Антон, снимая шляпу и выпуская из-под нее свои кудри, немедленно развернувшиеся наэлектризованным веером.
Ему дали понять, что продукт съеден, остались только запахи.
— Ну, я так не играю! Я же, как столичная деревенщина, заехал недавно в гнездо разврата и траты денег, — торговый центр, — за парочкой подарков кое-кому, но на фудкорте зело тесно. Многие уже ломанулись за новогодними подарками после работы, а закуточки с едой отданы на разграбление детям, которые вместо мороженного слопали все бургеры, сосиски в тесте и прочие вредные для здоровья и заманчивые штучки!
Оксюморон про «столичного деревенщину» хорошо понятен сургутянину и хантымансийцу, которые находятся в вечном споре, чей же город круче.
— А столица округа — у нас, между прочим! — скажет житель Ханты-Мансийска.
— Ну и ладно. А мы-то больше! У вас деревня — два двора, восемь девок — один я! — не останется в долгу гражданин с пропиской в Сургуте. — Это где видано, чтоб столица меньше в несколько раз была, чем самый экономически важный город округа!
—…зато у нас — Археопарк!
— … со статуями в лучах заката, ага. А у нас крутейший мост через Обь! Длиной больше двух километров, один из самых длинных в России!
— … ну, так и у нас мост есть, Красный Дракон, что через Иртыш! На закате глянешь — ахнешь! Зато у вас убрали городской фонтан на реке Сайме, а у нас — и фонтан «Фаберже», и фонтан «Обь и Иртыш»!
— … что нам ваши фонтаны! У нас и Биг-Бен свой есть!
Прим. авт.: Все эти достопримечательности непременно стоит посетить, когда вы приедете в Югру. Археопарк — культурно-туристический комплекс у подножия Самаровского ледникового останца в Ханты-Мансийске, место удивительной красоты. А когда в лучах особой подсветки создается иллюзия движения скульптур мамонтов на склоне — мурашки бегут по коже. Мосты в обоих городах входят в знаковые достопримечательности не только ХМАО, но и России. Фонтаны, конечно, работают недолго, только летом, но они прекрасны — жаль, что убрали тот, который украшал залив в парке реки Сайма. А Сургутский Биг-Бен — это здание городской школы иностранных языков. Но многие сургутяне называют его Хогвартс.
Дискуссия может длиться долго, пока все аргументы не будут исчерпаны, но каждая из сторон останется при своем мнении относительно крутизны родного города.
Лозинского не стали морить голодом, пожарив еще картошки: уже по классическому рецепту, чтобы скорее. Пока шипели на сковородке ломтики вперемешку с кольцами лука, профессор успел рассказать массу интересных вещей:
— Поговорим об устройстве мира согласно представлениям народа ханты. Верхний мир — небесный, Нижний — подземный, а между ними — Средний, сиречь земной. У манси похоже, но они выделяют еще три сферы — воздушная, водная, земная… Небо — среда обитания Нуми-Торума, который землю и создал, но она была залита водой и для обитания человека непригодна. Гагара достала кусочек, как следует из космогонического мифа. Этот мир стал Средним, населенным людьми. С людьми тоже не все так просто, там имелась первая попытка творения, первая генерация — богатыри-отыры, которых потом уничтожили за неподобающее поведение. Опять же, по одной из версий мифа. Версий много, кстати, в том числе и про места обитания божеств. Согласно одной из них, хантыйской, Калтась-эква, сестра или дочь Нуми-Торума, живет в мире Верхнем, а по другой, мансийской, — сверг разгневанный муж ее в Средний мир за порочащую семейные отношения связь с неким Куль-отыром, владыкой Нижнего мира. Ханты называют его Кынь-Лунк, но суть одна: это бог мира мертвых, царства болезней и смерти. Там есть еще всякие сестры, братья, дядюшки и прочая родня, их не так уж мало… Голова кругом, просто мексиканский сериал!
— А Тарн? — спросила Настя, со страхом прислушиваясь к телодвижениям холодной змейки.
— Предмет не так уж хорошо изучен. Попробуйте, Анастасия, погуглить. Вы найдете только крохи информации: заметки о той же выставке в Сургутском музее и пару статей. Упоминание в работах Головнева — уже кое-что, но мало, все равно мало. Ряд образов велик — от сеющего раздоры и смерть чудовища до Праматери Мира. Думаю, у хантов частенько это имя звучало нарицательно — как собирательное обозначение недоброго божества женского рода. Портал же показал вам выставку, чтобы вы приняли этот визуал как отправную точку поисков.
Прим. авт.: Андрей Владимирович Головнев, российский антрополог, доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент РАН, директор Этнографического бюро, главный научный сотрудник Института истории и археологии УрО РАН, автор экспозиции «Связь времен» Музея природы и человека (г. Ханты-Мансийск).
— Завтра будет возможность поговорить на эту тему с самими хантами. — Вставил куратор. — Если я действительно нашел тех самых, которые торговали на проспекте Ленина в понедельник. Время предпраздничное, в Сургут сейчас приезжают разные группы хантов: торгуют, как сейчас модно говорить, хэнд-мэйдом и дарами природы, катают детишек на оленях около ледовых городков, устраивают фотосессии. В основном из деревни Русскинская, но есть и из других мест: Тундрино, Лемпино, Лямина…
— Та деревня, что на Тром-Агане? — деловито уточнил Лозинский. — Не так уж далеко, сто тридцать километров, вроде как.
Настя с любопытством спросила, что это за названия. По тому, как сморщил нос профессор-ковбой, она поняла суть молчаливого упрека: ты ж тут живешь, а ничего не знаешь, как так можно?! Стыдно тебе, девица?
Вслух же Антон сказал, что Тром-Аган — река в Сургутском районе, а в деревне Русскинская, известной с двадцать шестого года прошлого века и вокруг нее — родовые угодья хантов, где они поддерживают и сохраняют свою традиционную культуру.
Прим. авт.: деревня Русскинская названа так по фамилии ее основателей, семьи Русскиных. Это современный этнокультурный центр, занимающий площадь в 219 квадратных километров. Знаменита свои музеем Природы и Человека, а также этническими праздниками, имеющими районный статус: летом — День обласа, в марте — День оленевода (настоящий слет не только оленеводов со всего Сургутского района, но и охотников, и рыбаков, который проводится тут ежегодно уже пятьдесят лет. Представьте себе количество гостей и зрителей, если территория Сургутского района всего-то на 30 тысяч кв. км не дотягивает до размеров Англии…) Кроме того, на территории деревни и поблизости находятся 50 крупнейших нефтяных месторождений.
— Так мы едем туда?
— Нет. — В этот момент Игорь лопаткой отдирал от сковородки пригоревшие ломтики картофеля, про который все забыли за разговором. — На Каменном Мысе завтра спортивное мероприятие и частный праздник. Корпоративы начались, в том числе и там. Ханты будут точно, и вроде как именно те, что организовали ярмарку на проспекте Ленина. Потом должны уехать по домам. Каменный Мыс все же к нам ближе, чем родовые угодья, да и вроде как нейтральная территория, там разговаривать будет проще.
Прим. авт.: Каменный Мыс — горнолыжный комплекс в потрясающе красивом месте между Сургутом и Нефтеюганском.
Профессор-ковбой сподобился-таки помыть руки под краном, не прибегая к походному способу гигиены.
— А могут не захотеть! — подхватил он. — Во всем, что касается мира духов, ханты и манси очень осторожны. В христианскую веру-то они ассимилировались, но на уровне этакого синтеза понятий. Кстати, когда и где встретимся?..
Услышав про первую половину дня, профессор утвердительно тряхнул каштановыми кудрями:
— Отлично.
Потом он повернулся к Насте:
— Не думаю, что ваша семья пересекалась как-то с находками Холмогорского клада, тут что-то другое… Соседка ваша могла бы кое-что порассказать, но, как говорится, не сегодня.
— А… воронье перо в конверте?
— Я уточнял в музее. Какие там знающие люди работают — что не спроси, все расскажут! Ворона у обских угров — священная птица, покровительница детей и женщин. Дети же писают, верно?
Игорь и Настя переглянулись.
— Все писают, а дети — особенно. — Проникновенно подтвердил Игорь. — А причем тут ворона?
Упоминание о детских неожиданностях не смутило профессора. Он подвинул к себе тарелку с жареной картошкой и жизнерадостно потер руки в предвкушении трапезы.
— Ворона тут при всем! Содержимое детской люльки — мокрый цап, — стружка из мягкой древесины, в которую писал малыш, — выносилась из чума и складировалась под пенек где-нибудь на окраине поселения. Вот вернулась ворона с юга, а в здешних краях еще, представьте себе, зима! Что делать бедной птичке? Она забиралась в кучку этого преющего цапа, грела свои сиротские замерзшие лапки, да приговаривала: «Кар-р! Пусть рождается больше мальчиков и девочек! Когда я прилечу снова, будет, где лапки погреть»! Замечательная добрая птица, несущая весну, не то, что зломрачные вороны в европейских страшилках, которые вечно каркают про несчастье и пророчат неприятности. Прилетела — все, весна настала, злые силы — долой, все рады без ума. Как-то так.
Яркий образ вороны, греющей лапки в детских писюльках, развеселил всех троих. Для чего, все-таки, в конверт положили воронье перо, да еще и от белой, редчайшей, птицы?
— А про это в музее не знают, увы. — Профессор протер тарелку корочкой хлеба. Настя заподозрила, что ужинай он в одиночестве, тарелка была бы облизана самым простецким способом. — Я тоже думаю, что это какой-то ритуал, но определенно не из черной магии.
— Ну да, как-то не солидно. — Согласился Игорь. — Опилки из люльки, мерзнущие лапки и зло — плохое сочетание.
— Я вот что думаю про поведение вашей внутренней эквы, Анастасия. — Лозинский воздел руку с вилкой, как с указкой. — Она долго находилась… в, так скажем, законсервированном виде. Проснулась. Спросонья начала обживаться или, вернее, спотыкаясь ходить по комнате, как многие из нас с утра пораньше. Свет включить… найти штаны… или халат… глянуть за окно, что там за погода… Обыденные действия, среди которых она постепенно обретала себя, пробовала силы в вашем теле. И в то же время она — не простой фрагмент чьей-то души, а весьма высокоорганизованная сущность, и доступ у этой сущности к высшим материям имеется.
Игорь с интересом в голосе подхватил идею:
— То по-русски говорит, то по-хантыйски? То такие вещи выдает, о которых хозяйка тела даже знать не может?
— Во! — профессор-ковбой ткнул вилкой куда-то в сторону темного квадрата окна. — Именно! Я сейчас нагло перевру смысл теории Вернадского о ноосфере, но есть некая сфера, где болтается куча информации, и эта информация кому-то доступна — в частности, тому тонкому миру, с которым пересекается нулевой портал. Сунула эква нос в персональный канал — поймала сведения, выдала, даже правду-матку резала в глаза, развлекаясь. Как в случае с женихом-жуликом у клиентки клиники. Нечто подобное я уже видел.
Во всяком случае, такое рассуждение выглядело правдоподобно, Настя готова была это признать.
Договорились, что Лозинский приедет завтра часам к одиннадцати утра прямо на Каменный Мыс, где уже должны быть Игорь и Настя. Во второй половине дня нужно заняться знакомствами Евгении Викторовны. Предложение Антона, — переодеться в старушку, чтобы втереться в доверие к другим старушкам, — было встречено без энтузиазма.
— Ты посмотри на себя, какая из тебя старушка! — укоризненно заметил Настин куратор.
Профессор набычился и поиграл бицепсами:
— Я в самодеятельности участвовал, между прочим! Старушка такая, мощная, хорошо сохранившаяся, спортивная!
Внезапно Настя поняла, что оба они, и этот лось-профессор, и Игорь, играют, словно хотят поднять ей настроение и как-то приободрить. Как… смертельно больную?! Ей стало не по себе. Спросить бы, что они скрывают — так ведь могут и ответить.
Настя промолчала, сделав вид, что больше всего ее интересует пригоревшая картошка на сковороде, которую для начала надо хотя бы залить водой.
Когда мужчины вышли в прихожую, у девушки заныло сердце: сейчас ей придется остаться одной, а это ужасно! Профессор попрощался, собравшись ночевать в гостинице, и затопотал вниз по лестнице. И только тогда девушка заметила около обувной тумбочки чей-то рюкзак:
— Он оставил…
— Не он. Я воспользуюсь вашим гостеприимством, Настя. Не думаю, что вы захотите оставаться в одиночестве. — Показал Игорь на рюкзак. — С собой у меня всякие мелочи.
— Спасибо! — Морозова откликнулась с искренней благодарностью. — Я… вы правы. Мне страшно. Я не знаю, как она себя проявит в следующий раз, а в вашем присутствии намного легче себя контролировать.
— Тогда ложитесь спать. Не будет лишним.
Настя как будто услышала то, что куратор не высказал из деликатности. Она догадывалась, что выглядит не лучшим образом — бледная, растрепанная. В придачу — жирное пятно на джинсах! Совсем опустилась за три дня…
Она боязливо вступила в душевую кабину, но сегодня влажный туман не прятал в глубине зеркала никаких призраков. Приняв душ и пожелав гостю доброй ночи, Настя ушла в спальню и немедленно посмотрела на трюмо — источник обнаруженного Лозинским «сквозняка». Подросло пятно? Если да, то почти незаметно, надо заново обвести контур, тогда утром будет ясно.
Сказано — сделано. И уже как-то обыденно сделано, как будто не третий день продолжается свистопляска с эквой, чужим отражением и секретами бабы Лиды на пару с бабушкой, а третий месяц… Как в кино, в самом деле! И то, что сейчас в соседней комнате устраивается на диване Игорь под фальшивой фамилией Нефедов, совсем не смущало и не пугало, что бы он там не совершил в своем прошлом…
Настя даже волосы не высушила — так хотела спать, а уснула она немедленно. Сны приходили сумбурные и какие-то обрывочные, словно кто-то «прыгал» по каналам телевидения, переключая с одного на другой и нигде не задерживаясь, потому что не мог найти достойную интересную передачу для просмотра.
Около часу ночи она проснулась из-за громкой музыки. Форточку с вечера девушка так и не закрыла, а потому смогла услышать, как у подъезда с визгом тормозов остановилась припозднившаяся машина, из которой донеслось на весь двор:
«Бродит по ночам,
Ищет свой причал,
Носит тяжкий груз на своих плечах…
И куда б ни шел коммивояжер, –
«Продают лишь грусть, кто покой нашел…»
Прим. авт.: песня группы «Кукрыниксы», «Коммивояжер». Слова и музыка: А. Горшенев, альбом «Артист».
Настя встала и подошла к окну — закрыть форточку. В морозном воздухе звуки разлетаются особенно далеко и звонко. Какой-то сосед уже вышел на балкон, чтобы гаркнуть на поздних гуляк:
— Хорош шуметь! Тут люди спят и дети тоже!
Гуляки в долгу не остались, заржав в дополнение к музыке:
— Дядя, дети у тебя отдельно от людей?!
— Ах, ты…
Не дожидаясь финала словесной баталии, Настя закрыла форточку, но обрывок куплета все же успела услышать:
«Мне платить нечем,
А твой товар вечен,
И моя жизнь скоро встанет на аукцион…»
Слова незнакомой песни навеяли чувство острой тревоги.
Жизнь. Аукцион. Продают грусть…Нечем платить?!
Морозова крутилась с боку на бок, никак не находя удобную позу. Никогда же не было проблем со сном, а тут три дня стресса — и на тебе! Но сон все-таки пришел, поверхностный, как корявые стежки по краям неумело наложенной заплаты. Сквозь него то и дело прорывался навязчивый звук, но совсем не музыка, а какое-то шарканье тапочек по ламинату. Игорь?.. Нет, это не может быть он, не мужская походка…