Перед отъездом он спустился в квартиру бабы Лиды в сопровождении Насти.
— Тут мягко и спокойно. — Заявил профессор-ковбой. — Никаких посторонних сквозняков и прочей бяки. Здесь живет хороший человек.
В доказательство взял Настю за руку и провел по квартире. Да, тут не было чудищ и протуберанцев из искр… Потом помог собрать в пакет то, во что соседка превратила тетради, не пропустив ни одного клочка из мусорного ведра:
— На них тоже ничего нет, но выбрасывать не будем ни в коем случае! Может, Нефедов как куратор поспособствует… Несите к себе, Анастасия. Мы увидимся или сегодня вечером, или завтра утром.
Девушка рассеянно покивала и поднялась к себе домой. Пакет с обрывками бумаг поставила туда же, где раньше лежали тетради — в шкаф. Долго смотрела на фотографию бабушки в темной деревянной рамке, как будто спрашивая совета… Она чувствовала себя больной: горели щеки, знобило. Доктор Анастасия Юрьевна даже попыталась объяснить свое состояние с медицинской точки зрения. Что делает организм, если в него попадает паразит? Правильно, иммунная система пытается дать отпор. Может быть, и к квартирантке сознания начали вырабатываться какие-то антитела? Профессор Лозинский как-то договорился с нулевым порталом, и теперь чувствует себя в этой системе чудес, как рыба в воде. Но в нем не было и нет посторонней сущности, да еще и с подозрением на довольно страшную богиню, наследие языческих времен, когда люди трепетали перед силами природы, а жизнь была тяжелой, действительно протекая в борьбе за банальное выживание.
Полноте. Можно ли поверить, что в тебя вселилось божество раздора и смерти? Или какая-то его часть в виде той самой «сонной души»? Голубоглазая тварь из зеркала… А как можно поверить в посмертную тень менква на обочине «Пяти минут Америки»?
Предстояло сделать звонок родне бабы Лиды. Настя знала имена ее младшего брата и племянника, потому что баба Лида, как и многие пожилые люди, любила повторять: «Вот когда умру, надо, чтоб кто-то свой им сообщил!»
Сама Лидия Михайловна вряд ли была в состоянии позвонить кому-либо… Лишь бы осталась жива… Мало того, прямой звонок в Инсультный центр ничего не даст: Настя не родственница, действовать нужно через знакомых врачей.
Тяжело сообщать о беде. Баба Лида слыла активной и спортивной дамой, и дважды в неделю ходила пешком до парка «Геолог» и обратно, пользуясь любимым снарядом — палками для скандинавской ходьбы. Из лекарств принимала разве что антиагреганты, препятствующие образованию тромбов, да препараты калия и магния, рекомендуемые пожилым людям. И — на тебе!
Но долг есть долг, каким бы тяжелым он ни был. Морозова надеялась, что из стационара успели позвонить раньше, но надежда быстро угасла, а ее звонок стал для семьи Чудиновых настоящим ударом. Настя буквально кожей почувствовала волну горя, перенесенную сотовой связью на сотни километров.
— Сколько уж мы уговаривали — поехали да поехали к нам, продавай квартиру, так все отшучивалась. Говорила — еще год, и тогда… И каждый год так!
Почему Лидия Михайловна не перебиралась к родне?.. Не по той ли причине, которая была для бабушки Жени гораздо более важной, нежели постоянное недовольство зятем и жизненным выбором дочери?
Навалилась лень и апатия. Прилечь, что ли? Через полчаса брат Лидии Михайловны позвонил сам — бабу Лиду прооперировали, состояние стабильно тяжелое, она в реанимации в Инсультном центре при Травматологической больнице. В коме.
— Врач сказал, она все время бормотала про какую-то черную шубу. Как навязчивый бред, что ли. Может, какая-то покупка ее расстроила, бракованная шуба, я не знаю. Это ерунда какая-то, Лиду такими делами на пушку не возьмешь! Не знаю, что и думать. Нет у вас слухов о мошенниках, что ходят по квартирам и обирают пенсионеров?
— Ни о чем таком не слышала. — Призналась Настя. — Да и Лидия Михайловна вряд ли пустила бы кого-то к себе домой просто так. Я забрала ключи и заперла квартиру, не беспокойтесь.
Родня бабы Лиды должна была приехать завтра к вечеру.
Озноб потихоньку отступал, но спать захотелось еще сильнее. Настя свернулась калачиком на диване в гостиной, думая полежать минут пятнадцать — двадцать, а потом приготовить что-то себе на ужин. И даже не заметила, как уснула.
Сквозь сон обоняние приятно щекотали вкусные запахи. Жареная картошка?.. Откуда?.. Чем-то еще съедобным пахнет, но чем…
«Да ведь это мама приехала!»
Настя подскочила на диване и едва не упала, потому что напрочь отлежала правую руку из-за неловкой позы. Шея тоже выразила свое «фи» болью, протестуя против того, чтобы в следующий раз ее пристроили на жестком диванном валике. В гостиной было темно, и только стеклянные ангелы на маленькой елочке загадочно мерцали, ловя отблески уличных источников света. Настенные часы со светящимися стрелками показывали семь вечера.
«Мама?»
Разминая кисти рук и потирая шею, Настя вышла из комнаты, прислушиваясь к звукам, доносившимся с кухни. Вот сейчас, например, тарелки достают из шкафа.
Маме тут не место, да и чего бы она приехала, не было такой договоренности, мама бы предупредила! Это что-то спросонья померещилось.
Но запах картошки никуда не делся.
Еще пара шагов — и стало ясно, кто тут гремит тарелками. Черные джинсы, байкерская толстовка, отцовские тапочки и шрам, прикрытый полоской седины.
— Как вы вошли? — спросила Морозова у Игоря. — Я запирала дверь, точно помню.
Тот, стоя у раковины и сгребая картофельные очистки в мусорное ведро, пожал плечами.
— Вошел так же, как недавно, Настя. И в прошлый раз, когда тут находилась Лидия Михайловна, дверь тоже была заперта.
Ну, конечно: если можно пренебрегать законами физики, пролетая между этажами, так и дверной замок — не преграда!
— … к тому же, шарился на кухне без разрешения. Рефлекторно порылся в морозилке в поисках пельменей, не обнаружил сей продукт. Будить не стал, но что-то мне подсказывает, что вы сегодня не обедали, а время походит к ужину.
— Магазинные пельмени я покупаю редко. Рассчитывала поесть домашних в Тюмени, у родителей. — Настя снова принюхалась. — А с чем вы жарите картошку? Что за запах?
Нефедов (или кто он там?!) вытер руки кухонным полотенцем и повесил его на крючок у раковины.
— Картошка по-мароккански. Уже допекается в духовке. Нашел у вас баночку с оливками, подсохший лимон и «мельницу» с черным перцем.
«Лимон мой ему не нравится! Лежал себе и лежал в холодильнике, никого не трогал…»
— Садитесь, Настя. Поужинаем, а потом обменяемся данными. Впрочем, мы уже поговорили с Лозинским. Он должен встретиться с кем-то из бывших сотрудников музея, пообщаться насчет Холмогорского клада. Не мог ли нашедший его бригадир монтажников с буровой как-то пересекаться с вашей семьей… Все-таки это семьдесят шестой год, а круг таких вот покорителей севера мог быть достаточно узок, хотя их насчитывались тысячи.
Игорь воспользовался прихватками, чтобы достать сковородку из духовки. Картошка была порезана крупными кусками, выглядела аппетитно, будучи схвачена золотистой, хрустящей с виду корочкой, и пахла просто замечательно.
— Оливки, лимон, перец? — Настя почувствовала, как рот наполняется слюной. — Никогда не слышала про такой рецепт!
— Тогда попробуете. Лимон уже не разглядеть, тут только тертая цедра. Оливки без косточек, так что я просто порубил их, как пришлось. Без изысков.
Морозова не заставила себя упрашивать дважды. Апатия уступила место аппетиту. Да, привычное блюдо имело непривычный вкус! Правда, через минуту Настя опомнилась и со смехом положила вилку на стол:
— Вот ведь! Я даже руки не помыла перед едой, в кои-то веки! Лозинский хоть об штаны вытирал, а я…
— Об штаны? — в тон ей переспросил куратор, с притворным сокрушением качая головой. — Открою тайну — если бы не пришлось готовить сегодня, я бы вовсе забыл про мытье рук. Не в театре, как написано у Зощенко.
И тут Настя решилась. Глядя прямо в карие смеющиеся глаза, она тихо сказала:
— Игорь… Когда я утром не нашла тетради, я… решила, что вы их взяли. Простите меня за подозрения.
Смешливое выражение карих глаз куратора так и не изменилось.
— Прощать тут нечего: это первый вывод, который напрашивался сам. Кто мог подумать на пожилую соседку, которая так о вас заботилась?
Настя с облегчением выдохнула и снова взялась за вилку. Между тем, Игорь произнес несколько предложений, ставших для девушки полным сюрпризом:
— Лидия Михайловна Чудинова, одна тысяча девятьсот сорок четвертого года рождения, как и ваша бабушка. Вы знали, Настя, что она была медицинской сестрой? Она какое-то время работала вместе с Евгенией Викторовной, в составе врачебно-выездной бригады, а позже перевелась в психиатрическое отделение ЦРБ.
Прим. авт.: ЦРБ — Центральная районная больница. Так некогда называлась Сургутская районная больница, которая в декабре 2005 года была переименована в Сургутскую окружную клиническую больницу, СОКБ.
— Что?! А как вы узнали? — Морозова пронесла вилку мимо рта и уронила кусочек картошки.
Игорь терпеливо пояснил:
— Я знаю, где искать… И некоторыми жульническими способами поиска тоже пользуюсь, злоупотребляя своими способностями куратора. Только это еще не все. В Сургут она приехала с севера Урала. Если я правильно понял, ее отец был русский, а мать, между прочим — манси.
Глава 14.
Неудача с тетрадями и вороньи лапки
— Манси?! — растерялась Настя.
Пожалуй, во внешности бабы Лиды не было явных черт, унаследованных от коренных угорских народов. Она не отличалась хрупкостью телосложения, да и рост — выше среднего. Волосы… Об истинном их цвете сложно судить, потому что Лидия Михайловна боролась с сединой с помощью сочных баклажановых оттенков. Видимо, пошла больше в отца, чем в мать.
Прим. авт.: манси — один из малочисленных коренных народов ХМАО-Югры, проживающий также на севере Свердловской области и Пермского края. Устаревшее название — вогулы. Манси — ближайшие языковые родственники хантов.
— Это вы так думаете, Настя. Лозинский позвонил мне сразу, как вышел от вас. Сказал, что у соседки ничего подозрительного в квартире нет с точки зрения аномалий, а вот фотопортрет на стене очень даже наводит на размышления. — Игорь разложил остатки картошки по тарелкам, невзирая на слабый протест Насти: она уже утолила голод и начал думать о фигуре, а также о том, что пропустила занятие в финтес-центре. — В наблюдательности ему не откажешь.
Да, Настя вспомнила: большая фотография Лидии Михайловны с букетом роз и здоровенной открыткой в руках, на которой красовалась цифра «семьдесят», висела на стене в прихожей около старомодного стационарного телефонного аппарата. На этой фотографии баба Лида вкривь и вкось записывала номера телефонов, шариковая ручка была прикреплена тут же, на шнурке.
— Широкий разрез рта, прямые тонкие губы, заостренный подбородок, монгольский тип скул и складок век тоже, глаза темные, почти черные. — Добавил куратор. — Это то, что перечислил Лозинский в качестве внешних примет. Я мог разве что по разрезу глаз заподозрить нечто восточное, а он сообразил сразу, фоторобот бы мог составить своим описанием на «раз-два»… А мои поиски уже были делом техники.
Настя покачала головой:
— Я ведь мало знаю о том, кто такие ханты и манси, но кажется, это родственные народы. Хантов раньше называли остяками, а манси — вогулами, если я ничего не путаю.
— Увы, я тоже не специалист. Честно говоря, — поскреб в затылке куратор с видом нерадивого школьника, — я-то совсем далек от этого, а разбираться приходится по горячим следам. Может быть, перо в конверте и выколотые глаза на фото — результат какого-то ритуала, а Лидия Михайловна явно была в курсе, раз уж так разволновалась. По каким-то причинам она была уверена, что некие события из прошлого уже не дадут о себе знать, но ваш испуг от встречи с отражением в зеркале внес свои коррективы.
«Это их земля!» — неожиданно полыхнула из подсознания мысль и, словно палый осенний лист, лениво поплыла по поверхности холодного черного омута. — «Это наша земля, где нам кланялись, молились и боялись нас, как и ДОЛЖНО БЫТЬ!»
Настя почувствовала, как стремительно холодеет рука, как будто нечто собралось обратить свой гнев на ни в чем неповинную вилку, сжав предмет до боли в пальцах.
— Нет. — Мягко и в то же время очень настойчиво произнес хрипловатый мужской голос. — Не надо. Отдайте мне, я уберу посуду в раковину.
Этот спокойный голос мгновенно заставил иллюзию отступить, Морозова тут же овладела собой и тряхнула головой, как будто прогоняя остатки сна:
— Меня все время должно что-то отвлекать, иначе она подбирается слишком быстро. И вообще все происходит слишком быстро. Еще в понедельник утром у меня была совершенно нормальная жизнь, а теперь только среда — и я уже не знаю, кто я, и что будет дальше. Может, профессор-ковбой и договорился с нулевым порталом…
— Кто?! — со смехом перебил Игорь.
— Профессор-ковбой… Шляпа Индианы Джонса, да и вообще… — развела руками Настя.
— Интересно, какое прозвище вы дали мне.
— Пока никакого. — Тихо ответила Настя.
«Я по-прежнему не знаю, кто ты… Но с тобой спокойно».
Эта мысль уже не принадлежала голубоглазой твари из зеркала. Настя просто не стала озвучивать ее вслух, потому что мысль была неожиданной и почему-то — приятной.
— Несите тетради. — Прервал Игорь размышления девушки. — Посмотрим, насколько они повреждены.
Настя сбегала за пакетом.
Судя по легкому облачку досады, набежавшему на лицо, степень повреждения бумаг Игорю совсем не понравилась. Он определенно рассчитывал на меньшую. Какая уж тут «степень», одни ошметки.
— Баба Лида сработала на совесть. — Вздохнул он. — На измельчение бумаги она потратила не один час, клочки малюсенькие. В отличие от полок в шкафу, тут никакие инструменты не помогут.
И все же… Настя заворожено следила за тем, как Игорь простер руки над горой истерзанной бумаги, выложенной из пакета на стол. Сначала клочки не шевелились. Потом же постепенно, миллиметр за миллиметром, начали сдвигаться с места, подергиваться, пытаться притянуться друг к другу. Девушка затаила дыхание. А вдруг?..
Вот один пожелтевший кусочек присоединился к другому, прилип, оставив крохотный зазор между буквами, написанными, похоже, чернилами, а не шариковой ручкой. Кусочки подрагивали несколько секунд, словно изо всех сил старались удержаться вместе, а потом вяло и неохотно распались, вернувшись в кучу рваной бумаги.
— Может, клей какой-нибудь дать? — разочарованно протянула Настя, а Игорь посмотрел на нее с неподдельным весельем во взгляде, совершая руками такие движения, как будто стряхивал капли воды.
— Боюсь, клей не поможет, да и мои скромные навыки — тоже. Когда приезжает кто-то из родственников Чудиновой?
— Завтра вечером. Ее младший брат, Егор Михайлович.
— Надо бы с ним поговорить. Когда он перебрался на север, знал ли вашу бабушку…
Настя сообщила факты, услышанные от мамы — имена и фамилии тех, с кем Евгения Викторовна плотно общалась, и кого мама Насти хорошо знала.
— А ваш дед?..
— Ничего нового, увы. Отчество мамы — Ивановна, но фамилия-то у нее была бабушкина!
— А в свидетельстве о рождении что написано?
— Иванов Иван Иванович. — С иронией произнесла Настя. — Мама уверена, что это вымышленное лицо.
— Да, вашей бабушке в чувстве юмора не откажешь! — Игорь усмехнулся и начал выбирать из кучи бумаги наиболее сохранные фрагменты. — Как будто она хотела показать: «никто и звать никак». Раз баба Лида пока что выпала из числа свидетелей, а в разряд подозреваемых мы ее перевести не можем в виду отсутствия оснований, то… Выйдем на контакт с приятельницами Евгении Викторовны. Как только выдастся благоприятный момент — нужно показывать фотографию из конверта. Да, частично она изуродована, но лицо-то цело! Вдруг найдется похожая — у кого-то в старых семейных альбомах. К тому же, раз баба Лида работала вместе с вашей бабушкой, то круг общих знакомых должен быть непременно. Времени прошло много, но надежда есть.