— Вот еще! — Она со злостью наступила Васе на ногу шпилькой. Острая боль пронзила ступню, но Вася лишь зажмурилась. — Кто отсюда и поедет, так это ваш конюх, да еще и прямиком в травмпункт. У нее, по-моему, что-то с ногой.
Терпение у Васи лопнуло. Она замерла, не издав ни звука, сжимая ладони в кулак. Последнее, что она хорошо запомнила — как ее руки вцепились в длинные густые волосы Лады.
Глава 16
Звук проворачиваемого в замке ключа заставил девушку вздрогнуть. Она подняла глаза, но тут же закрыла их, как маленький ребенок, который вдруг увидел ужасную сцену во взрослом фильме. Мозг никак не хотел мириться с реальностью, казалось, что это просто дурной сон, но ноющее от синяков тело и расцарапанное лицо говорило об обратном — она задержана за хулиганство.
— Господи, этого еще не хватало, — простонала она, откинувшись назад и прислонившись спиной к холодной цементной стене, выкрашенной в мышиный серый цвет. — Какой позор….
— Замолчи, потаскушка, — из соседней камеры, которую отделяла решетчатая стена, донесся голос виновницы произошедшего. — Это для меня позор, поняла? Для меня. Не рассказывай тут байки о своем достойном воспитании. Ты мужланка, настоящая оторва. Я уверена, что драться тебе приходилось уже не раз.
— Помолчи уже, иначе…., — Вася стиснула зубы и сжала ладони в кулак, — у меня все еще чешутся руки.
— А вот это я присовокуплю к заявлению. Так и напишу: «Уже после задержания продолжала мне угрожать расправой на почве ревности».
Брюнетка встала с деревянной лавки и подошла к решеткам, вцепившись в них руками, и с вызовом посмотрела на Васю. Лицо ее раскраснелось, кое-где виднелись длинные борозды от Васиных ногтей, волосы были растрепаны, а одежда порядком испорчена. В таком виде она напоминала девушку легкого поведения, которая уходила от полицейского погони по лесам и болотам. Подумав об этом, Вася незаметно улыбнулась, а потом вновь приняла боевой вид:
— Какой еще ревности? Что ты несешь? — ответила она, смерив ее презрительным взглядом. — Подумай лучше, до чего ты опустилась — ревнуешь своего возлюбленного к какой-то пацанке, устанавливаешь ему программу слежки в телефон, достаешь его. Это ли пристало девушке из высшего общества? Ты настолько неуверенная в себе? Настолько слабая? Вот уж не думала, что первая вице-мисс столицы будет ревновать мужчину к конюху.
На лице у Лады проскользнуло выражение бессильной злобы, она фыркнула и вернулась на место, вытянув длинные ноги.
— Меня через часик отпустят, — пропела она, — а вот за тебя залог некому вносить. Будешь куковать тут до утра. И, кстати, я позвонила Андрею Ивановичу и сказала, что его сын спровоцировал драку двух девушек. Думаю, что на сегодня счета Тимура заблокированы. Он тебе тоже не поможет.
— Мне плевать и на твоего Королева, и на его счета, — вспылила Вася. — Меня волнует только то, что я по твоей милости оказалась в этом месте. Мне стыдно, ясно тебе? Стыдно! Хотя, тебе такие чувства неизвестны. Тебе неизвестны обычные человеческие чувства, такие как уважение, стыд, сострадание, вежливость. Ты знаешь только два слова — «я хочу». Но не все в этой жизни будет так, как ты хочешь. Заруби это себе на носу!
Вася со злости несколько раз ударила себя пальцем по носу, которые еще болел после удара соперницы, и вынуждена была поморщиться.
— Бла-бла-бла…., — передразнила ее Лада. — Какие мы, оказывается, честные и порядочные. Еще бы также честно призналась бы, что втрескалась в моего парня! А то все врешь в лицо!
На это Васе было нечего ответить. Она почувствовала, как кровь заливает лицо, и отвернулась. Возразить язык не поворачивался, да и сил спорить уже не было. Она сложила на лавке мастерку и свернулась на ней калачиком.
Неизвестность пугала. В голову лезли нехорошие мысли. Эта вертихвостка наверняка напишет заявление об избиении, хотя сама спровоцировала драку, но кто же в это поверит? Папочка внесет за нее залог, после чего она первым делом отправится в салон исправлять сломанные ногти. А ее саму ждет суд.
От этих раздумий заболела голова. Вася закрыла глаза и попыталась заснуть. Сон не шел. Она никак не могла избавиться от ощущения тревоги. Ей удалось окончить только один курс юридического факультета и теперь в памяти кружили отрывки лекции по административному праву: «Хулиганство — штраф или арест до 15 суток. Но если дело будет квалифицировано по 116 статье, то здесь уже все гораздо серьезнее», — вещал преподаватель.
«Побои или иные насильственные действия….. наказываются обязательными работами, либо исправительными работами, либо лишением свободы до двух лет».
Вася проснулась от собственного вскрика. Она села, провела рукой по вспотевшему лбу и глубоко подышала. Перед глазами все еще мелькали сцены из ее тревожного сна — суд, прокурор, скамья подсудимых, ухмыляющаяся Лада Романова.
Девушка, вспомнив о своей обидчице, посмотрела в сторону ее камеры, но была вынуждена резко встать. Вместо ее соперницы на лавке сидел Королев. Он прикорнул, вытянув ноги и сложив на груди руки. Голова слегка склонилась набок, глаза были прикрыты.
Вася подошла к решетке и постучала по ней. Мужчина только недовольно фыркнул, а затем склонил голову на другую сторону, продолжая дремать.
— Королев, — окрикнула она его. — Просыпайся! Не прикидывайся тут!
Вася и сама не знала, зачем ей нужно было его будить, но любопытство распирало ее изнутри, ей ужасно хотелось узнать, куда подевалась Романова, и что забыл здесь этот бабник.
Мужчина открыл глаза, протяжно зевнул, потом почесал подбородок. И только после этого посмотрел в сторону Василисы. От нетерпения Василиса чуть не лопнула.
Теплая и искренняя улыбка тронула его губы, стоило ему посмотреть на нее. Лицо его сразу стало притягательным, манящим, чутким. Вася не могла отвести взгляда, поражаясь силе его улыбки.
— Привет, — он махнул в воздухе рукой. — Как дела?
— Как ты здесь оказался? — повторила Вася свой вопрос.
— Разбил стекло в машине какого-то мажора на стоянке у участка.
— Что? — девушка округлила глаза.
— Это было не так уж сложно — один булыжник и дело с концом. Он не обеднеет. Сделает к вечеру.
— У вас был конфликт? Зачем ты это сделал?
— Ну, — Королев вновь почесал подбородок, будто раздумывая, отвечать или нет, — по-другому сюда было не попасть. Денег отец меня лишил, наличных на залог не хватало, взятку дежурный брать отказался.
— Я все еще не пойму, зачем ты здесь? — Девушка пристально посмотрела на него. В воздухе повисла пауза. Королев молчал, не сводя с нее взгляда.
От его медовых карих глаз исходило какое-то странное тепло, обволакивающее и усыпляющее. Вася не знала, как реагировать не его присутствие. Зная Королева, можно было не удивляться такому эпатажу, но что-то в его взгляде, в выражении его лица говорило ей, что на этот раз он не издевается.
— Я же сказал уже, — мужчина встал и подошел к решетке, от которой Вася тут же отпрыгнула, как теннисный мячик. — Мне нужно было попасть внутрь, поэтому пришлось совершить правонарушение. Но ты не переживай. Кирилл вернется в город к вечеру. Думаю, завтра утром уже выйдем.
— Я ничего не понимаю, — Вася пожала плечами и вернулась на лавку. — Если тебе тут так нравится — сиди, пожалуйста. Мне все равно.
Королев обхватил руками решетку и прильнул к ней лицом:
— Ага, все равно, — он ухмыльнулся. — Именно поэтому тебе так интересно, что я тут делаю, да? Или, может быть, именно поэтому ты дала жару Ладе? Можешь не отвечать, вопросы риторические.
Он подмигнул ей, приведя девушку в абсолютное замешательство, после чего вернулся на место.
— А где Кирилл? Куда он уехал? — Васе почему-то совсем не хотелось молчать и заканчивать разговор, но тему нужно было переводить в другое русло. В воздухе запахло жареным.
И все же, перепалка с Тимуром привела немного ее мысли в порядок, ей стало легче, ей больше не было страшно и тревожно. Он был рядом, но она все никак не могла в это поверить. И если с мыслями все встало на свои места, то чувства внутри нее устроили настоящий карнавал.
Сердце трепыхалось, как у пойманной и заточенной в клетку птички. Догадки о возможном мотиве Королева заставляли волноваться еще сильнее.
— Его срочно вызвали в Питер. Какой-то суд, заседание. Я в этом не разбираюсь. Я на архитектора учился.
— Вот как? — Василиса нервно хихикнула, прикрыв рот рукой. — То есть, ты утверждаешь, что даже учился? А я думала, ты из ползунков сразу по клубам тусить отправился.
— Ха-ха, очень смешно, — Тимур передразнил ее, но как-то незлобно, будто беседует со старой подругой и прекрасно знает, что все ее колкости всего лишь своеобразное проявление симпатии.
Вася же подкалывала его только потому, что по-другому не могла позволить себе общаться с ним. Страх быть пойманной заставлял ее язык выдавать остроты. Но этим она еще больше выдавала себя.
От девушки не скрылось, что он как-то по-хитрому посмотрел на нее, как бы говоря: «Ты меня еще за косичку дерни, чтобы я окончательно убедился, что ты влюбилась по уши».
В горле сразу пересохло. Она запнулась на полуслове, ощущая, как откуда-то из области сердца по телу спускается холодок, покрывая инеем все внутренности.
— Сначала я в Лондоне учился, потом в школе дизайна в Нью-Йорке. Отец хотел потом еще куда-нибудь меня заслать для повышения квалификации, но мне было прекрасно известно, для чего он гоняет меня по Европе и Америке. Я не захотел. Вернулся.
Вася украдкой посмотрела на молодого человека. Он отвернулся от нее и смотрел куда-то вдаль. Лицо его стало серым, мрачным, брови потянулись к переносице, губы сжались. Что-то расстраивало его, но она пока не понимала, что именно.
— И для чего же он гонял тебя? — спросила она.
— Чтобы держать подальше от моих друзей, гулянок, пьянок и прочих прелестей жизни современной молодежи. Оберегал.
— Вот как, — отозвалась Василиса, — то есть, я не сильно ошиблась, предположив, что ты с детства любил тусовки.
— Я полюбил их в возрасте 16 лет, — продолжил мужчина, не обратив внимания на ее очередную колкость. — Тогда я впервые попробовал то, что не нужно пробовать и сделал то, что не нужно делать. Отец забрал меня тогда из районного вытрезвителя. Потом еще почти два года до самого выпускного я заставлял его нервничать. Очень сильно нервничать.
— Почему? — Вася ничего не понимала, но постепенно начала чувствовать, что в отношениях отца и сына все не так гладко.
— За два года он поседел, — мужчина ухмыльнулся, продолжая свой рассказ. Он будто и не услышал вопроса девушки. Из-него словно выливалось что-то нехорошее, что он давно держит в себе и не может рассказать. — Мама ничего не знала. Он дал мне слово, что мама ничего не будет знать. И я дал ему слово, что мама ничего не будет знать.
Королев резко встал с лавки, сделал несколько нервных кругов по камере, тормоша руками волосы.
Теперь уже Вася не сомневалась — на душе у него лежал огромный груз, тяжелый, непосильный, с острыми краями, которые при каждом неверном движении резали его заживо, причиняя нестерпимую боль. Он метался по камере, как загнанный зверь, а у Васи почему-то защемило в сердце.
— Расскажи, — тихо проговорила она, подойдя к решеткам и обхватив их руками. — Мне ты можешь рассказать абсолютно все. Расскажи, излей душу. Тебе станет легче, правда.
Он остановился, обернулся, пронзил ее долгим взглядом, словно испытывал ее на прочность — выдержит или не выдержит, отведет или не отведет взгляд? Но Вася выдержала, не отвела глаз, не смутилась.
Девушка смотрела на него так тепло, так искренне, что он немного оттаял, успокоился, выдохнул. И вдруг его глаза заблестели, а уголки губ поползли вниз. Казалось, он едва сдерживает слезы.
Это зрелище было невыносимым. Даже Королев не умел так играть. При всей своей бесшабашности, даже он не стал бы так врать. Васе захотелось немедленно прижать его к себе, обнять, погладить по голове, но она могла только протянуть сквозь решетку руку.
— Иди сюда, — сказала она, раскрывая ладонь. — Расскажи. Я умею слушать. Я хочу послушать.
Королев подошел и крепко сжал ее раскрытую ладонь. Их взгляды скрестились, сошлись друг на друге. Девушка посмотрела на Тимура так, словно в эту минуту ничего другого в мире вообще не существовало. И он поверил, легкая улыбка тронула его губы. Неожиданно для Василисы он наклонился и поцеловал ее руку, а затем ласково погладил ее.
Что-то горячее и нежное впервые коснулось ее кожи с тех пор, как умер отец. Вася вздрогнула, не зная, как реагировать. Волна тепла прокатилась по телу, заставляя шевелиться от восторга волоски на руках.
— Ты просишь рассказать, — заговорил Королев. — Я расскажу. Мне хочется тебе верить, доверять тебе. А знаешь почему? — Василиса недоуменно пожала плечами. — Ты сама никому не доверяешь. Я хочу показать тебе, что доверять хорошим людям совсем неплохо.
Тимур замолчал, опустив глаза, а она уже и не сомневалась, что он хороший. Интуиция кричала во весь голос, что именно сейчас она видит его настоящего, без прикрас — искреннего, чувствующего, знающего, что такое боль.
Девушка не знала, сколько длилась эта пауза, но ее рука все также покоилась в его руке, и ей совершенно не хотелось, чтобы это заканчивалось.
— Я должен был ночевать у Кирилла, — наконец, начал рассказ мужчина. — Мы так договаривались, что сначала сделаем проект для школы, а потом поиграем в компьютерные игры, но мне почему-то захотелось вернуться домой. Сам не знаю, что толкнуло меня в одиннадцатом часу вызвать такси.
Мама была в Европе с подругами и мне не захотелось оставлять отца одного в доме. Я решил, что ему будет грустно, и решил вернуться. Сначала я зашел на кухню, чтобы выпить сока и что-то перекусить. В холодильнике я увидел недопитую бутылку шампанского. Но отец не пьет шампанское.
Тогда интуиция толкнула меня заглянуть в посудомоечную машину. Там было два фужера. Уже чистых.
Сердце у меня начало стучать быстро-быстро: «тук-тук, тук-тук». А пока я поднимался на второй этаж, то весь вспотел от волнения и тревоги. Из-под двери отцовской спальни в коридор выбивалась полоска света. Он не спал. Я позвал его, но ответа не последовало. Затем я постучал в дверь. Он сказал мне, что уже спит и нам лучше поговорить поутру.
Я застыл перед дверью. Понимаешь, папа никогда так не разговаривал со мной! Папа не должен был так реагировать на мое возвращение. Я как будто попал в ловушку — с одной стороны отец, которого я знаю, и который всегда первым раскрывает для меня объятия в любое время дня и ночи, а с другой стороны — тот же самый отец, но который гонит от своего порога внезапно вернувшегося сына.
Я толкнул дверь.
Королев замолчал. Васе все было ясно уже и без слов. Она тоже молчала.
— Я ничего не сказал маме, — продолжил он, смахнув с лица слезинку. — Не сказал не потому, что хотел защитить отца. Я хотел защитить ее, защитить ее веру в нашу счастливую семью, веру в свое женское счастье. Она очень любила отца.
— Тимур…, — подала голос Вася, но тот перебил ее.
— Ты думаешь, после того случая он порвал с любовницей? — мужчина с вопросом посмотрел ей в глаза. — У-у, — он закачал головой. — Он продолжал крутить роман, даже когда мама была при смерти, даже, когда мама в одиночку боролась с раком в самой дорогой клинике Америки. Она была там одна, понимаешь? Одна! Он оставил ее, заплатив столько денег, что их хватило бы на бюджет небольшого государства. Когда я обо всем узнал — было слишком поздно. Я застал маму всю в трубках и без сознания. Я никогда его не прощу! Никогда! И даже не за то, что он не бросил любовницу, а за то, что скрывал от меня мамину болезнь, за то, что не дал мне шанса проститься с мамой.
Его колени дрогнули, голова упала на грудь, пространство заполнили тихие всхлипы. Он сел на корточки, не выпуская ее руки, и заплакал. Сердце у Васи разрывалось на части.
— Тимур, мне очень жаль, правда…. — она вытянула вторую руку и накрыла ей его ладонь. — Мне очень жаль, что так вышло….
— Видишь, — он усмехнулся, поднимая голову и утирая слезы, — я доверился тебе. Доверился настолько, что высказал свою самую большую боль. Но я скажу тебе еще кое-что, — он строго посмотрел на нее, словно учитель в классе, который стращает учеников перед экзаменом.