Процедура была не сложной, но требовалась определенная последовательность. Просто сканом выигрыш не активировать. Я вышла с персоника тети на сайт лотереи, ввела номер билета, тиража, проставила несколько галочек по правилам соглашения и подтверждения, просканировала штрих код билета, и лишь после этого пришло оповещение, поздравившее участника с выигрышем.
— Так сколько там?
Я глянула на цифру и назвала сумму. Для меня она равна примерно трем месяцам среднего заработка, а вот для старухи, уверена, теперь было целым состоянием. Она развернулась и пошла обратно в зал.
— Тебе подать обед, тетя?
Та отмахнулась.
— А могла бы и себе забрать. Ты ведь и так ее содержишь, хоть бы часть трат погасила. Опекаешь же? Я уже слышал о здешних трущобных.
— Это подарок на новый год. Она очень любила лотереи, но везло редко и не так крупно. Пусть тратит.
— На чушь ведь потратит.
— Это ее деньги.
— Бескорыстная. Сколько лет ты к этой старухе ездишь? А теперь и меня себе на шею посадила. Или ты так хочешь быть «примерной девочкой», что отказывать не умеешь? Тебе жалко всех? Точно допрыгаешься так, уродов много, и они таких вот как ты сразу видят. Я же вижу. Поля ромашек, ходи да срывай, и выбрасывай. И что самое гадкое, не силой возьмут, а сама отдашь. Вот как все свои деньги на меня. Или саму себя — от постели до бытового обслуживания кому-то раньше или кому-то в будущем. Добрая Ромашка…
Да что его так сегодня прорвало? Я новый всплеск желчи слушать не хотела, поэтому переключилась, хоть и с трудом, на мысли о том, под каким предлогом выпросить у Виктора прогулку по еще каким-нибудь Дворам. Так сильно хотелось сбежать из Сиверска — что жилого, что нежилого, так сильно хотелось не думать ни о родителях, ни об этом Граниде и следователе, ни о прочих. Оставить обязательства на день другой и уйти в маленькое путешествие за арку…
Я разогрела куриные котлеты в сотейнике и отдельно приготовила подливу, капусту, нарезала зелени и немного подогрела в специальном тостере льняные лепешки, чтобы был теплым. Пошла и спросила тетю еще раз — вдруг запахи кухни раздразнили аппетит и она передумала. Но та позвала меня поближе только затем, чтобы я настроила ей скан покупок. Пришлось еще немного повозиться с пультом и персоником, так, чтобы она могла вводить голосовое согласие с кодом на прием канала. Теперь Эльса могла совершать покупки голосом, а адрес доставки был вбит в шаблон цифрового сообщения.
— Обедаем вдвоем.
— Да все равно.
Может, и все равно, но ел он с аппетитом. Уже после чая заметно расслабился, а после обеда даже подобрел. Перестал злиться и все его лицо стало выражать не угрюмость, а покой.
Едва добрались обратно до дома, он упал и заснул на моем диване, не меняя одежды — только скинув обувь и куртку. Я же, проведя все свои ритуалы с переодеванием в джинсовое платье, села за ролики и поставила сигнал на лимит рабочего времени.
Открытие
На следующий день в кабинете следователя я опознала по видео с камер своих преследователей. Даже сказала, что девушку зовут Карина, соврав, что услышала ее имя случайно. Не совсем вранье, просто без уточнений — каким образом слышала. Описала по памяти все, что происходило в трущобах — в какое время обнаружила слежку, в каком месте это было. Андерес, конечно, уточнил — что это я забыла в той части города, а на мой ответ «гуляла» понимающе кивнул.
— Я пригласил Тимура Дамира, и до назначенного времени еще десять минут. Подождете? Надо обсудить один вопрос с вами обоими.
— Конечно.
Следователь кивнул, заставил меня поставить подписи под протоколами моих показаний и стал что-то печатать, быстро работая с сенсорной клавиатурой. Его пальцы на самом деле, как у музыканта, двигались четко, быстро и даже завораживающе.
Пользуясь тем, что меня на моем месте предоставили самой себе, я пробежала глазами по бумагам и папкам на столе, зацепила разрозненно номера с корешков деловых папок на стеллажах, и даже рассмотрела слова, написанные крупным почерком, на стикерных заметках. Интересно, но многое здесь было вещественным — на листах. Даже сбоку на стене висела целая доска с этими разноцветными стикерами. Не в компьютере, не в персонике, а вживую. Зачем захламлять пространство, если можно всю информацию как угодно разложить в виртуале?
Я подумала над этим, и сама себе ответила тем, что до сих пор люблю читать сложные книги вживую, держа том в руках, что сама в отдельный блокнот записываю и зарисовываю наметки на будущий ролик — карандашом. Реальность была нужна нашему мозгу для мышления. И следователю тоже. Вот зачем «живые» дела и заметки.
Соцработник немного опаздывал — десять минут прошли, а я стала гадать, о чем же следователь поведет разговор? Что ему нужно еще? Решив немного схитрить, я аккуратно достала один наушник и вставила в ухо. Если все сработает, то буду слышать, о чем Тамерлан думает, что отвечает следователю на вопрос, и не расходится ли это с его реальными мыслями…
«…никак голову не соберу. Все лезет и лезет прошлое из всех щелей. Сов-па-де-ни-е? Да чтобы я в него еще поверил!..»
Я закрыла рот, отвела взгляд и уставилась в окно, наполовину закрытое жалюзи. Постаралась справиться с мимикой, делая вид, что задумалась о чем-то своем.
«Эта Вальс… Эльса что-то не договаривает. Или я уже вижу все и во всем, только бы докопаться до правды?…а будто по кругу хожу. Гранид — мой шанс, живой свидетель. Лишь бы вспомнил! А, может, и она знает про черные дыры города? Как разговорить?»
— Вы не торопитесь?
— Нет…
«Шляются по городу призраки без персоников, без чипов, без любых гаджетов, по которым их можно опознать… Один, два, сотня. Сколько их? Притон этот тайный, как нарыв… люди пропадают, наркош выдаивают, а потом выбрасывают с «незабудкой». И жертвы с ней, и тоже выбрасывают… под «зверобоем», чтобы не сразу нашли. С дырой в памяти! Но Гранид должен вспомнить, там процент маленький, там есть шанс, ему лечение поможет».
Я заметила, как следователь сжал губы и запустил пятерню в волосы. Пряди рассыпались у него между тонкими пальцами и на какой-то момент он напомнил фигуру мыслителя. Он уже не печатал, а смотрел в монитор. Голос его мыслей был громок, он просто орал в моем наушнике. И чувствовалась клокочущая ярость, которую сам следователь ничем не выдавал. Надеясь на то, что меня мое лицо не выдает также, как и его, я вся превратилась в слух.
«Не здесь мне торчать надо, не так мне работать надо… застрял на мелочах. Я уже погряз во всякой другой дряни. Опустил руки. Но теперь снова есть шанс. Чувствую! Уже столько недель чувствую, что снова есть какой-то шанс… Самый последний, наверное. Эльса… надо сделать так, чтобы она больше мне доверяла. Она что-то знает. Ну да, если бы у меня был такой секрет, какой и вообразить нельзя, я бы не стал говорить об этом даже родной маме… а мне нужно в эти черные дыры. Мне нужно поймать хоть одного человека оттуда. Мне нужен ответ хоть на один из вопросов…»
— Простите, задержался в пути. Здравствуйте.
Мы поздоровались в ответ. И следователь, постучав пальцем себе по уху, намекнул на мой наушник, попросил отвлечься.
Пришлось сложить таблетки обратно в кармашек. Сначала следователь опрашивал соцработника по случаю в метро, причем попросил рассказать все поминутно с того момента, как он принял звонок с моей просьбой о помощи. Тамерлан отвечал спокойно и подробно, но в какой-то момент немного запнулся и задумался. Андерес тут же спросил другое:
— Вы знали Эльсу Вальс прежде?
Тимур вскинул брови, так как этот вопрос был неожиданностью.
— Я познакомился с ней в вашем кабинете, когда вы направили мне вести соц. дело Гранида.
— А раньше вы ее где-нибудь видели? Вам знакомом ее лицо?
— Нет.
— Посмотрите внимательней.
Мне и самой стало любопытно, что ответит Тамерлан. А следователь не сводил с того пристального взгляда. Андерес очень хотел услышать конкретный ответ. Я открыто смотрела на соцработника, не скрывая своего недоумения от настойчивости следователя.
— Может быть. Но не уверен.
— Послушайте, — я не выдержала, — если человека десять раз спросить, уверен ли он, он усомнится, что уверен. Что не так? Гранид Горн даже не из Сиверска. Это я пытаюсь намекнуть — где его дело, а где мы. Зачем вопросы о нас?
— А зачем вы следили за Тимуром Дамиром? Верю, Гранида вы обнаружили случайно, но зачем вы шли в тот день за ним?
Следователь даже указал на соцработника, и тот совсем опешил.
А у меня на секунду возникло желание сказать правду и посмотреть на реакцию собеседников. Но ведь не поверят же. Сказать, что мне понравился сам мужчина — тоже не поверят. Рыхлый, замотанный и на вид старше себя лет на десять Тамерлан — не приманка для женского взгляда.
Выдерживая паузу, думала, что сказать, но правдоподобной версии в голову не приходило.
— Чего молчите?
— Не хочу лгать, и не хочу говорить правды. Остается молчать.
— Имеете право.
Даже без чтения мыслей я по выражению лица поняла, что Андерес хотел повести разговор иначе. Он разозлился, на себя, сцепил пальцы и вздохнул. Сказал вслух:
— Идите.
Хорошее предчувствие
До метро мы с Тамерланом шли вместе. Он был взволнован, и потому торопливо говорил:
— Да, а я вот сейчас по делам снова в старый Сиверск поеду. Уже с принт-ноутом сросся, никуда без него. То это надо распечатать, то другое. Никуда без бумаг… Работы навалилось, что и в праздники не отдохнуть. Кошмар какой-то. По Горну думал, что быстро, а запросы все по нулям. Нет его нигде, не существовал вроде. Стерли.
— Вот так и нет ни одного материального доказательства его прежнего существования?
— Не знаю. Как он попал в Сиверск он не помнит, по госданным сети ничего нет, а запрос в материальный архив Тольфы пока ничего не дал. Молчат там уже сколько времени. Я не только туда отправлял заявки на поиск, и по месту его службы, и по месту заявленных работ, но тут сложность в том, что из-за специфики образования он служил и работал в секретных частях. Оттуда непросто достать какую-либо информацию.
— А родные, родители?
— Сирота абсолютный. Еще отказником попал в дом малютки в тридцать третьем году. Это было очень тяжелое время, и судить мать с высоты нынешних лет нельзя. Может быть тем самым она вообще спасала сына от смерти. Мы ведем работу…
— Вам интересна его история, вы верите ему?
За все время разговора, только сейчас голос у соцработника стал спокойнее, а речь не такой быстрой. Он даже чуть сменил тон, повеселел:
— Да. Я очень рад, что следователь Андерес привлек именно меня. Я… устал от скучной работы. А тут необычное дело. Я, получается, тоже веду следствие. Хоть и по своей линии, а не по уголовной…
Пока мы шли, я была без наушника. Не знала, о чем вдруг он задумался, молчать стало неловко.
— А как возможно стереть человека из системы? Разве это реально?
— Реально, — со значением вздохнул Тамерлан, — при условии, что есть высший допуск.
— Но ведь такой масштаб. Если даже взять соцсети — я молчу, про личные странички, но человек может попасть на снимки к тысячам людей, кто делает фото или селфи, пусть на фоне, пусть мельком. И все это в сети. Программа распознавания лиц способна отыскать человека даже по фрагменту лица, попавшего в кадр, или нет? А прибавим сюда все видео с стационарных камер, коптеров, сканеров…
— Эта же программа, если ей поставят такую задачу, может и уничтожать или заменять все снимки, где находятся нужные черты даже фрагментарно.
— Это могут быть миллионы данных. Хорошо, я верю, что можно пройтись и стереть частные снимки, но как возможно удалить видео или фото, если они принадлежат полицейскому, банковскому, социальному цифровому архиву? Как?
— Вам или мне — никак. Я повторяю, — высший доступ… — Последние два слова соцработник произнес, понизив голос. — И знаете, что в этой истории самое правдоподобное? Гранид еще в больнице назвал трех человек, что могли бы подтвердить его личность — его друг, его жена и его шурин. Так вот последний, брат этой жены, как раз чиновник нужного уровня. У него есть доступ. Все трое уже опрошены и их полицией, и нашей дистанционно, — никто о Граниде никогда и не слышал. «Не знаем такого», и все тут.
— Если они врут, то что же такого страшного сделал Гранид, что они трое захотели вот так с ним поступить? И стереть, и убить физически?
— Деньги, думаю… Нет, чего-то я разболтался. Нервы и усталость, простите меня. Лучше Андереса расспросите, он если скажет, он в курсе, что можно раскрывать посторонним. Спросите самого Гранида. Он же теперь с вами живет. Я вам ничего не сообщал.
— Хорошо.
Тут он остановился, — до входа в метро оставался один поворот, — и тронул меня за плечо.
— Подождите. Эльса… а вы правда тогда специально за мной шли?
— Да.
— Зачем?
Подумав, как ответить, сказала:
— Увидела в метро, показалось, что знакомый, но не была уверена. Думала, что присмотрюсь подольше, пойму. Или догоню и спрошу, но не получилось.
— Мне не послышалось! Вы тогда по телефону назвали меня Тамерланом, а так меня звали в детстве, это прозвище я не слышал ни от кого уже много-много лет! А вот следователь меня пытал вопросом, но я колебался… — его глаза превратились в щелочки, и он улыбнулся мне как давней подруге. — уверен теперь, что на самом деле видел вас раньше. Дружили детьми?
Я пожала плечами, но это его не расстроило.
— Убейте меня, и я не помню. Вернее — я точно помню, что друзей у меня не было… по разным причинам не очень все складывалось. Позволите на ты?
— Да.
— Хорошее у меня предчувствие. Последнее время все на свете было так плохо, а теперь вот хорошее предчувствие. До свидания, Эльса. Я всегда на связи, если что.
Нет… неспроста странности стучатся ко мне именно из далекого прошлого. Наталья, Тимур, Андерес — всем знакомо мое лицо или имя. Никто не знает откуда. Я не видела этих людей раньше, уверенна, но за то я слышу их мысли. Что за загадки прошлого? Даже Гранид видит во мне кого-то, кого точно давно знает! Двойник? Сестра-близнец, которая сгинула при рождении и выросла параллельно со мной, и нас теперь путают? Бред… хуже маминых романов. Как выяснить, что происходит? У кого спросить? Родители только посмеются надо мной.
Тут я вздохнула, вспомнив о том, что они так и не откликнулись. Нарочно, как на зло, как обидевшиеся дети, не разговаривали со мной. Разве так можно?
Будни
Дальше дни нового года потекли для меня непривычно и обыденно одновременно. Я с головой окунулась в работу, но приходилось подстраиваться под своего вынужденного постояльца, уединения в квартире я больше не находила. К счастью, он на несколько дней забыл о своей желчи, не доставал меня суждениями и много спал, все ел и исправно принимал лекарства.
Соседки я опять не слышала в квартире. Родителей отмечала в онлайне в сетях, посмотрела даже мамин свежий ролик, выложенный для читателей, прочитала папину статью, убеждаясь, что они живы и здоровы. Письмо на пятое мне ответили, что приняли какое-то решение и собираются к февралю ближе со мной серьезно поговорить. Как только утрясут все между собой. А что у них там снова между собой, я и представить не могла.
Непривычным было и то, что я не ходила к ним в гости, они настояли. А вместо этого дольше разбиралась с тетиными коробками новых покупок. Курьеры исправно все доставляли, а тетя Эльса не все могла сама распаковать или собрать. Немного обидно было увидеть выброшенными пледы, которые я дарила в один из праздников, отправленный в отставку телевизор, который я же купила ей в самом начале вселения сюда, и она сама его выбирала. Много вещей, на которые когда-то ушли деньги, которые оставались еще в хорошем состоянии — в приказном порядке были приговорены к выбрасыванию.
Я не понесла их в мусорку, а перенесла в комнату-склад.
Хотелось позвонить Виктору и напроситься в гости. Но всякий раз меня брали сомнения — а хотят ли меня видеть в тех Дворах на самом деле? Может, только вежливость не позволяет Виктору и его родителям, добрейшим людям, как-то отвадить меня? И еще работа. Я подписалась под большее количество заказов, чем обычно, и времени мало на что оставалось. Пару раз даже приходилось пропускать свой бассейн и занятия, и заказывать продукты с доставкой. Из всех удовольствий досуга мне оставалась лишь готовка. И вдвойне мне было приятней, что Гранид не стеснялся — утолял голод, не хвалил, не говорил — вкусно-невкусно, но ел с явным аппетитом все. И я видела, что ему физически все лучше.