— Быстрее, мы уже почти у станции.
Виктор не стал выходить из трущоб. На освещенной территории, у магазина и входа в метро, я осталась одна, и даже не успела сказать «пока» своему провожающему, как и он и собака растворились в полумраке. Я спустилась, дождалась своего поезда, и он понес меня в сторону моего дома. В сторону моей маленькой ячейки громадного полихауса.
Забота
На сигнал будильника я открыла глаза, едва разлепляя тяжелые веки и выключила и его и все оповещения. У меня не было сил подняться и идти заниматься гимнастикой. Добравшись вчера до дома, я едва разделась, как упала на диван, чувствуя головную боль и слабость. Несчастный мой персоник еще при выходе из Двора пытался меня проинформировать о поднявшейся температуре. Виктор заметил, как горят щеки и блестят глаза, но это был лихорадочный блеск и жар. В вагоне я прочитала данные о пульсе и температуре с чипа, и отклонила предложение вызвать врача. Я справлюсь. Мне нужно лишь отоспаться. Не помогли варежки и шарф, я все равно перемерзла и окоченела, у меня ныли застуженные щиколотки и колени, голова налилась свинцом и давили виски.
И ночь сна не помогла. Мне нужно закончить сегодня ролик, успев сделать и вчерашнюю норму и сегодняшнюю финальную корректировку, нужно готовить завтрак и обед, нужно активировать онлайн курс, чтобы вечером написать родителям «спасибо за подарок», но я чувствовала, что меня еще потряхивает от озноба и голова не отрывается от подушки.
— Я не понял, а где был мой вчерашний ужин? И будет ли сегодня завтрак?
Гранид… каким-то образом само существование этого человека затерлось в сознании. И это странно, потому что вчера же еще случилась со мной та вспышка — летнего луга, детства и мальчишки-подростка, что сделал снимок. Как такое могло уйти на задний план? И я забыла о нем и вчера, когда вернулась, я не заметила — был ли он вообще дома, завалилась спать.
— Немедленно вставай и берись за дело. Я голоден.
Я приподняла ладонью свое одеяло, пытаясь понять — а не разделась ли по старой привычке догола? Нет, я осталась в своих уличных джинсах и нательной маечке, что одевала под водолазку. Гранид внезапно хлопнул меня по руке:
— Да лежи ты, дуреха, я же просто издеваюсь над тобой, и проверяю твою безотказность. Не вставай.
— Я и не собиралась. Я буду спать дальше, только стяну штаны, а то передавила себе весь живот ими.
Сняв низ, вытолкнула джинсы из-под одеяла и развернулась к стенке. Через секунду почувствовала жесткие костяшки пальцев на своем лбу. Ладонь Гранида была такая обалденно прохладная, что я мысленно попросила не убирать ее подольше.
— Разбуди меня в два, мне надо ролик доделать… и еще обед…
Я провалилась в тяжелый сон, смешанный со звуками в квартире — ушел, пришел, звук входной двери, холодильника. Щелкнул чайник, включился компьютер. Мутило и трясло… от страха трясло, что из темноты выскочит чудовище и Нюф не сможет нас защитить. Я пыталась напрячь мысль и не понимала, почему никак не могу додумать следующий шаг в игре рендзю… белый круглый камешек так и крутила в пальцах. Потом поняла, что это плоская таблетка наушника, а я не с папой, а в кабинете у следователя, и он протягивает мне бумаги… а мне так хочется подслушать его мысли!
— Подъем.
— Уже два? — Оказывается, губы ссохлись и слиплись, а глаза не хотели открываться совсем.
— Нет, у тебя еще четыре часа. Выпей это.
— Я спать…
Гранид подцепил меня рукой под лопатки и заставил сесть. Поднес к лицу кружку.
— Это что?
— Травяной чай и мед. Выпей, а то мечешься, как на горячей сковороде. Просто чай.
Питье сильно пахло душицей, мятой, еще какими-то травами и медом. В меру теплое и сладко-горькое. Я выпила все в пять глотков, и Гранид от меня отстал. Голова снова упала на подушку, и горячими щекой и лбом я ощутила шершавый холод.
— Я чистое полотенце подморозил, не дергайся. Накрыл подушку. Нормально?
— Кайф…
Или подумала, или сказала вслух, и ушла в отключку.
* * *
Меня не мучали ни кошмары, ни головная боль. Целебный сон. Ноги ныли, и руки в локтях заломило от того, что тело затекло. Но голова была легкой, хорошо дышалось и чувствовалось настоящее отдохновение в мышцах. За большим окном уже сгустились сумерки, а в комнате горел монитор компьютера и маленьким светлячком экранчик гранидовского перосника.
— Сколько время?
— Половина пятого.
— Я все профукала…
— Отпишись заказчику, что по больничному задержишь сдачу ролика. Пара дней не критична.
Работать в нужную силу, даже если бы Гранид поднял меня в два, я не смогла. Да и сейчас не смогла бы. Не хотелось настолько сильно, что внутренний голос вопил: «отдохни, а то умру!».
— Охмурил, опоил, спать уложил.
— Сейчас еще будет «покормил, напоил и снова спать положил».
Слышать в тоне вечно хмурого Гранида бытовое и спокойное, — редкое явление. Пять недель он жил в квартире, и лишь сейчас я почувствовала, что он вписался в ежедневную жизнь не как нечто инородное, а как само собой разумеющееся. И не зудела мысль — когда же он съедет уже, и все забудется, как страшный сон. Добрый друг из далекого прошлого. Проездом в городе. Остановился на несколько дней с ночевкой. Как-то так?
— Кормить? — Протянула я в голос, чувствуя в желудке засасывающий вакуум. — Подай мне домашнее платье, пожалуйста.
— Подожди. Мне дописать нужно.
В тишине я прождала минут пять, пока он не сохранил и не свернул рабочие окна, увел персоник в стандартный режим. Потом добрался до платья в стеллаже прихожей. Кинул мне.
— Ты свое детство и юность хорошо помнишь? — Решилась я на вопрос.
— Что-что? Ты только сейчас додумалась докопаться — что за дядька спит на полу, пользуется твоей ванной и компьтером?
«А еще кухней» — мелькнула мысль, когда я проследила глазами следующие действия Гранида: он залез в холодильник, в ящик, повернул ручку конфорки. Он нагло хозяйничал в моей кухонной зоне. Это исключительно моя территория, даже компьютер и другие площади студии были не настолько моими, как кухня. Я ревниво поскрежетала зубами, накинула платье и пошла умываться.
— Что заказал?
Заняв место на высоком стуле у стойки, бегло осмотрела все, во что вмешался Гранид. Что передвинул, что не убрал в шкафы и на полки, что успел испачкать?
— Я не заказывал, я сам приготовил.
Ужас! Мне хотелось перегнуться и заглянуть — что с плитой и духовкой? Что с несчастным сотейником или кастрюлей? Что со всеми вещами, попавшими в руки к мужчине, который вздумал готовить? «Если он мне все ушатал, расцарапал и заляпал горелым жиром, я его отправлю обратно на больничную койку!».
— Лицо попроще сделай, это съедобно.
— А что ты сам приготовил?
Сначала я не поняла, что произошло с лицом Гранида. Морщин резко прибавилось, рот растянулся, а глаза сузились, превратившись в темные щелочки. На первой секунде эта метаморфоза меня напугала, потому что я никогда прежде этого не видела, и лишь на второй дошло — он засмеялся. Коротко так, с сиплым выдохом. Когда смех ушел, веселость осталась — брови еще немного держались в приподнятом состоянии, собирая на лбу три продольных морщины, а уголки губ замерли в полуулыбке:
— Иди посмотри на себя, — хмыкнул он, — что за выражения ужаса? Ты думаешь, что это несъедобно? Я тебя отравлю?
— Поверь, я могу доверить тебе свою жизнь… но свою кухню!? Ты в своем уме, что решился хозяйничать на моей кухне?
— О-о-о… — и присвистнул с пониманием. — Храм и святилище домашней хранительницы очага? Как мог нечестивец осквернить своим прикосновением священную сковородку?
Мне было не смешно. Я свела брови, поджала губы. С Гранида слетело лет десять. Невозможно было и предположить, что этот человек мог так обаятельно и широко улыбаться. От него ненадолго отползла черная тень всего, что произошло с ним в трущобах, проявилась светлая и жизнерадостная сторона, которая умела радоваться.
— Это мясо с грибами. Я ничего не испортил. Все цело. Даже посуду помою, представляешь?
— Не представляю. А что за пакет?
Рядом с моей переносной чайной этажеркой стоял крафтовый кулек с зеленой эикеткой.
— Травяной сбор. Я заварил тебе и вторую порцию, без меда, но с шиповником. На ночь выпьешь. Ведь помогло?
Я увидела и термос рядом с чайником.
— Помогло.
— Старый рецепт, научили на севере, когда приходилось много работать и не всегда было тепло. Завтра будешь на ногах.
— Спасибо.
Шампиньоны с индейкой оказались что надо, не пересушеными, тушеными, а не жареными. Много подливки и специй. К ним свежий огурец с солью, полстакана разбавленной минералки. Сытно так, что я осоловела к концу ужина и снова стала клевать носом, хоть было только шесть вечера.
— Ложись. Я разбужу тебя на попить.
Он действительно разбудил меня в темное и неопределенное время, снова подсунув кружку теплого питья, и я с удовольствием его выпила. И спала. Спала. Спала. Без снов, без пробуждений.
Друзья
Наступил следующий день, но понять — который час без персоника нельзя. На руке его у меня не было, он лежал отвернутый на полке, и не подавал никаких сигналов, благоразумно переведенный в беззвучный режим. По серости за окном можно решить, что проспала я до самого марта, потому что шел не снег, а дождь. Гранида в квартире не было.
В голове немного путалось — вчера или сегодня я должна была съездить к тете в трущобы? Написала я заказчику, что отсрочу сдачу на два дня, или это на словах осталось? И что я обещала сделать маме и папе, и тоже не сделала? Не помню.
Умывшись, приняв душ и напившись воды, я переоделась в свежее и засела в компьютерное кресло проверять пропущенные сообщения.
Да, были письма от родителей — без беспокойства, только добрые пожелания и просьба поскорее включаться в новое.
Сообщения по работе — два потенциальных заказа от новых людей и один точный от «старичка», что уже к моим услугам обращался.
И, вот неожиданность, — сообщение от следователя. И не с его служебного номера, а с другого. Личного. «Здравствуйте. Напишите, когда вы планируете поездку к вашей опекаемой в трущобы? Мне нужно будет кое-что выяснить у вас на местности, где вы нашли Гранида, записать видео-показания. Чтобы не тратить лишнее время, я бы подъехал тогда, когда вы будете в трущобах. Это не срочно. Андерес Черкес».
Я посмотрела на часы, прикинула погоду, собственные силы, и ответила:
Обратное сообщение прилетело тут же:
* * *
«…что-то здесь есть. Прямо на улицах, в домах. Чую — спрятано. И брат сгинул тоже тут… как давно я не вспоминал о нем. Куда делся я настоящий, тот, что был уверен — он не погиб, а исчез в Сиверске? Только недавно всколыхнуло, вернулось предчувствие…».
Я еще не подошла к началу аллеи, где меня ждал Андерес. С наушником в ухе, услышала его раньше, чем увидела. Время позволяло, я пришла заранее и можно было переждать на расстоянии, а заодно и подслушать. И не стыдно. То, что эта способность свалилась откуда-то свыше, оправдывало меня.
«Сколько время? Так, когда придет Эльса, с чего начать? Сниму короткое видео для отчета, а потом о главном. Не хочется ей врать. Нельзя, как будто судьбе пинка дашь обманом… она знает то, что мне нужно…»
— Здравствуйте.
Я появилась вовремя, и Андерес, кивнув, тоже поздоровался. Потом указал вперед:
— Время есть? У меня помимо показаний, еще несколько вопросов не для отчета.
— Да, конечно. Я готова помочь, чем смогу.
— Горн быстро восстанавливается. На днях он приходил для показаний, отметил.
— Я рада.
— Еще потерпите, и он сможет сам о себе позаботиться. Вы подружились?
— Он не напрягает… Надеюсь, что расстанемся как хорошие знакомые.
Андерес хмыкнул и кивнул. Я все же убрала наушник. После мысли о том, что он не будет меня обманывать, всколыхнулась взаимность в доверии. По-честному. Следователь спросил:
— Он что-то говорил вам о том, что случилось, об этом плене?
— Нет. А разве вам он не рассказал всего, что нужно, что помнит?
— Да, — задумчиво подтвердил следователь, — но, мало ли… одно дело показания, другое дело, что вдруг всплывет при обычной беседе в спокойной обстановке.
— Мы очень мало разговариваем… Это было здесь. Вот бетонная урна с крупным сколом, до нее я дошла тогда, когда услышала с той стороны его голос.
— Давайте шаг за шагом. Много времени не займет. — Он достал планшет, синхронизировал его с персоником и включил видео. — Видео-показания свидетеля…
После «шапки» записи, я отвечала на вопросы, вставала туда, где примерно стояла, показывала рукой — откуда слышала Гранида, прошла вперед, объясняя, что сначала подумала о заблудившемся местном трущобнике. Ничего нового. Андерес завершил съемку стандартной отчиткой, и убрал планшет. Вместо него развернул экран своего персоника:
— Кто это?
Я взглянула и увидела снимок камеры видеонаблюдения со станции метро на котором были я и Виктор. Тот день, когда он встретил меня в вагоне.
— Мой знакомый.
— Как его имя?
— Виктор. А какое это имеет отношение к Граниду? Или это то, зачем вы меня сюда вызвали на самом деле?
Мне нравилось лицо Андереса. Такое красивое, приятное, и немного «запыленное», что его не портило, а делало живым. Как благородная патина красит старинную вещь, обогащая ее историю. Серые пытливые глаза, серые от щетины щеки и серые от начинающейся седины виски.
Следователь в трущобах смотрелся гораздо органичнее, чем в своем кабинете, наполненном техникой. Одет современно, но даже коричневая куртка из матовой экокожи, черные джинсы, ботинки были мяты, затерты, заношены до выцветания. Чистая одежда, но ношеная годами, без внимания к нужной замене. Он был как охотничья собака, работающая «на земле» и ведомая своим чутьем и логикой, а не кабинетный бульдог с бумагами и программами слежения.
Но это, в свою очередь, не мешало пользоваться всеми благами прогресса. Меня и Виктора на камеру же поймал? Высмотрел? Выследил нарочно?
— Эльса, вы знакомы с людьми без персоников, с теми, что живут здесь без регистрации? Без любого обязательного учета.
То ли вопрос, то ли утверждение. Я неопределенно повела плечом:
— А если и так, объясните, почему я должна вам рассказывать о чем-то подобном?
— Не должны. — Андерес заколебался. После паузы и пристального взгляда в глаза, добавил: — Я расскажу вам главное, и мне кажется, что для вас это не прозвучит как фантастика. Я надеялся только на Гранида, его память, но теперь уверен, что вы поможете мне продвинуться в поисках, которые я веду уже много лет. Выслушайте меня, Эльса.
— Хорошо, Андерес.
— Андрей. Меня бесит переделка, так что для немногих посвященных я Андрей. И можно на ты. Согласна?
— Договорились.
— Мой брат пропал без вести много лет назад. Еще в то время, когда эти трущобы были жилым городом. Я уверен, что он не умер, а живет где-то в… в неком другом городе, куда не попасть ни полиции, ни обычным людям. Черные дыры. Норы для крыс, нечистых на руку людей и преступников. Нет… — Он сделал упреждающий жест в мою сторону, хотя я не перебивала его. — Я не говорю, что ты такая или твой знакомый такой. Но люди вне системы уже являются нарушителями, — задумав преступление, они совершат его с легкостью, потому что невидимки. Гранид не единственная жертва этого притона или притонов. Полиция часто находит в восточных кварталах, что были рядом с промзонами, а теперь совсем не заселены, людей…
Следователь не смог говорить стоя спокойно и сделал несколько шагов. Я тоже. Мы оба пошли вперед, продвигаясь в сторону двух башен-шестнадцатиэтажек.