Я в этот момент переступала юбку и чуть не упала.
— Потустороннего?
— Ну а откуда еще возьмется это зло?
Я встряхнула юбку, повесила ее на спинку стула, начала расстегивать блузку. Можно говорить прямо, нужно, но решиться было очень тяжело. Почему — я не могла себе объяснить.
— Одна девочка мне сказала, что видела во дворе Школы эмпуса.
— Кого? — Нэн резко села, сдернув с головы одеяло, и уставилась на меня. Притворилась она великолепно, но притворилась ли?
И поэтому я ответила ей не сразу. Сложила одежду, надела ночную рубашку, забралась в кровать. Нэн сидела недолго, легла, еще когда я переодевалась. Возможно, она обиделась или решила, что я не расслышала ее вопрос.
— Эмпуса, — отчетливо проговорила я, надеясь, что Нэн не успела уснуть. — Знаешь, что это такое?
— Нет, — протянула Нэн. Так ли это? — А как оно здесь оказалось?
— Наверное, откуда-то пришло. — Я помолчала. — Трэвис видела нечто словно в плаще, оно плыло и было и живое, и неживое. Она сказала, что легенда так описывает эмпуса и что она прочитала об этом в книге, которую ей приносили из библиотеки, когда она лежала в лазарете два года назад.
Нэн хмыкнула.
— Помню такое. Не книгу, а то, что Трэвис была в лазарете. При чем тут этот эмпус?
— Он боится холода. Он пугает человека тем, что тот больше всего боится…
— В случае с Криспином он напугал кобылу, — веско вставила Нэн. — Но продолжай, это кажется увлекательным.
Я проглотила обиду. Нэн не всегда понимала, когда ее слова задевают человека, я знала об этой ее особенности и все равно воспринимала насмешки болезненно, когда они касались меня. Плюс — мне стало понятно, почему я не хотела быть с ней откровенной.
— Эмпус — это самоубийца, которого не предали земле, и кто увидит его, обречен…
— Я не помню, чтобы у нас тут были самоубийцы, — сообщила Нэн теперь совершенно серьезно. — Конечно, многое могло пройти мимо меня, но все же мне кажется, что о подобном кто-то, да проболтался бы. Но звучит соблазнительно, особенно то, что госпожа Джонсон озаботилась отоплением Школы.
Нэн тоже это заметила. Или не только Нэн? Может, все остальные тоже и очень убедительно сделали вид, что все в порядке? Это легко объяснялось: не стоило пугать студенток. И нового директора.
— Есть только один нюанс, — продолжала Нэн. — Арчи, если верить его словам, этого твоего эмпуса видел. Причем трижды, перед каждым происшествием. Может, Арчи при Лэнгли так осмелел, потому что тот — человек новый, а так бы и сидел в своей сторожке и таскал у Фила выпивку. Но когда я сегодня его видела, он был живее всех живых и… Стеффи, ты куда?..
Глава пятнадцатая
Мне было не до того, чтобы надеть халат. Я еле успела влезть в тапочки. Я неслась в крыло, где была каморка Арчи, не разбирая дороги, и, кажется, пробежала мимо кого-то из преподавателей или студенток и не обратила на это никакого внимания.
Возле двери я замерла. Даже если бы я могла ее вышибить, придав себе силы магией, я не стала бы этого делать. Много шума, проснется вся Школа. Если Арчи уже нет в живых, то…
Запоздало я сообразила, что тот, мимо кого я пролетела, уже понял, что что-то не так, и если это та же Кора Лидделл или студентка, то новость о том, что я бегаю посреди ночи по Школе в одном исподнем, разлетится в ближайшие десять минут.
Но сокрушаться об этом было несколько поздно, и я постучала в дверь. Тишина. Арчи мог наклюкаться до такой степени, что не проснулся бы, даже если бы рушились стены, но глупая, иррациональная мысль, за которую меня обсмеяли бы в университете, стоило мне только заикнуться, билась в голове и не давала покоя.
Если это все правда, если на один момент допустить, что это все правда, что существует некое зло… эмпус, как назвали его Мэдисон и Трэвис, если встреча с этим эмпусом сулит неминуемую гибель…
Я постучала громче, снова с тем же результатом. И я уже была готова ко всему.
— Стефани?
Я не стала оборачиваться, узнав голос.
— Тебе нужна помощь?
«Мне — нет, а вот Арчи, возможно, да», — про себя ответила я и была рада, что это Джулия. Она могла мне помочь, пусть как маг была куда бесполезнее.
— Зачем тебе Арчи? Где Фил?
Я собралась с мыслями. Пересказывать то, что мне рассказали девочки, не было смысла, но раз уж Джулия застала меня тут, стоило быть убедительной. Я только не знала — как.
— Мне не нравится, что ворота остались без присмотра. Если кто-то приедет, мы не узнаем. — Я сомневалась, что кто-то нагрянет к нам в эту пору, но Джулия, как ни странно, кивнула.
— Главное, что если кто-то приедет ночью, мы не узнаем об этом совсем. Арчи, кажется, был чем-то напуган, но я полагаю, в твоей власти отправить его в сторожку. Даже если он пьян.
В отличие от меня, Джулия не церемонилась и бахнула по двери с силой, которой я от нее не ожидала. Дверь не дрогнула, зато от звука удара пронеслось глухое эхо и затихло в глубине коридора.
Мы подождали, и я уже была убеждена в самом худшем. Джулия подумала и ударила в дверь еще раз.
— Может быть, он ушел вниз к Филу? — предположила она не слишком уверенно. — Я так колочу в дверь, что проснется и мертвый.
Возможно, меня спасло то, что в коридоре был полумрак, потому что я должна была побледнеть при этих словах. Джулия тряхнула головой и улыбнулась.
— Поищи его внизу, — предложила она и оставила меня торчать возле двери в одиночестве. В этом была вся Джулия — как и в случае с поисками пропавшей Мэдисон, она посчитала инцидент исчерпанным, а оказанную помощь — посильной и достаточной. — Нечего тут, идите все спать! Спать! Все в полном порядке!
Значит, девочки уже успели сбежаться, может, на мои шаги или на стук Джулии, поэтому я не торопилась покидать коридор. Если то, что я думаю, уже случилось, то спешка ничему не поможет, а девочкам узнавать очередные печальные новости ни к чему. Арчи для них был всего лишь школьной обслугой, но все же человеком, которого они видели каждый день. Даже смерть Криспина они восприняли спокойно, хотя общались с ним помногу, помогая в конюшне, но я полагала — они не взволнованы потому, что почти каждая девочка в нашей Школе видела смерть близко и не однажды. Кто-то лишился родителей, кто-то братьев и сестер, а когда ты в десять лет остаешься один на всем белом свете, начинаешь иначе относиться к тому, что в ином случае счел бы огромной трагедией…
Мне не хотелось, чтобы слухи про эмпуса из страшилки превратились в опасения. Трэвис будет молчать, но если в библиотеке была книга, она не единственная могла ее прочитать…
Книга, вспомнила я. Где же она? Это необходимо выяснить.
Я повернулась, прислушиваясь к голосам. Девочки переговаривались теперь где-то возле своих комнат, вот уже и закрылась дверь, я быстро направилась к лестнице и остановилась, заметив чью-то фигуру в тени пролета.
— Что случилось, госпожа Гэйн?
Лэнгли приобрел привычку бродить по Школе, когда все спят, решила я. Он и в первую ночь успел осмотреться, потому что… потому что он очень вовремя оказался там, где оказываться был не должен. И неплохо ориентировался, я привыкала гораздо дольше.
— Я хотела разбудить Арчи, сэр, — ответила я, глядя ему прямо в глаза. — Мне не нравится, что ворота остались без присмотра. Если кто-то приедет, например, жандармерия…
Про жандармов я сказала нарочно и внимательно следила, как отреагирует Лэнгли. Абсолютно спокойно, будто и сам о подобном думал.
— Ну, если вам удастся его убедить, что службу стоит нести там, где должно, — слегка улыбнулся он, а мне показалось странным, что обязанность убеждать Арчи он передал мне. Да, как администратор я должна была за этим следить, но госпожа Рэндалл всегда была готова вмешаться, если ее вмешательство требовалось.
Лэнгли, продолжая странно улыбаться, обошел меня, но тут же остановился, улыбка его стала шире, и он красивым, отточенным жестом стянул с плеч мантию — директорскую, пережившую не одно поколение руководителей Школы, уже порядком потрепанную и выцветшую, но все еще остающуюся символом власти и надежности. Что-то вроде королевского плаща, реликвии с давних времен. И таким же красивым, мягким жестом накинул мантию мне на плечи.
Джулию я боялась напугать внезапной бледностью, а сейчас залилась краской, осознав с невероятным стыдом, что стою перед Лэнгли… В столице меня за это могли бы побить камнями, как побивали девушек и женщин, кидающихся за повитухами в помощь матери или сестре, выбегающих из горящего дома. Но Лэнгли просто сказал:
— Госпожа Джонсон подарила этим стенам немного тепла, но вы можете простудиться.
Я кивнула, и меня хватило только на то, чтобы дрожащей рукой указать в сторону двери комнатки Арчи.
— Вернете потом, — разрешил Лэнгли и добавил без малейшей насмешки: — Она вам идет. Знаете, я бы не удивился, если бы вы в скором времени примерили ее с полным правом.
Я хотела сказать, что руководство Школой Лекарниц — последнее, что я в этой жизни хочу. Что директором должен быть маг, потому что случается всякое, что нужны хоть какие-то знания кроме тех, которые я получила в университете, знания жизни, а их у меня нет, и вряд ли я смогу обрести их в этой глуши. Но я промолчала, только пошла следом за Лэнгли, уверенным и спокойным, и думала — кто, в конце концов, этот человек. И если его в самом деле сослали за то, что он флиртовал с чужими женами, то могли ли найти кандидатуру лучше?
Госпожа Рэндалл уже подняла бы крик. Она уже нашла бы виновного, и не так было важно, причастного ли вообще. Лэнгли просто ждал и изучал обстановку.
«Может быть, он офицер?» — подумала я. Выправка была похожа, хотя офицеров Армии Дессийских Перевалов я не видела, только когда пересекала границу. Но я могла сравнить с офицерами Гвардии Анселских Долин, сомнительно, чтобы офицеры двух стран разительно отличались. «А что, красавчик-офицер, соблазняющий жен, весьма романтично...»
Лэнгли, как до того я и Джулия, подошел к двери и постучал. Потом прислушался, покачал головой.
— Может, он внизу у Фила? — робко спросила я.
— Фила я отправил разбираться с запасами дров, — озабоченно сообщил мне Лэнгли, — и он очень ругался на Арчи, который переусердствовал с настойкой. Скажите мне прямо, чего вы опасаетесь?
Ни о каких эмпусах он от меня не узнает, пообещала я себе, но Лэнгли сам дал мне подсказку.
— Пьяный человек… может себе навредить, — уклончиво объяснила я. — Я волнуюсь.
Лэнгли подергал ручку. Дверь была заперта, я и так это знала, сейчас в этом убедился и Лэнгли, и вот теперь он взглянул на меня с беспокойством. Я дернула плечом — я его понимала.
И очень не хотела увидеть то, что увидеть могла.
Лэнгли скривил губы. Мне показалось, он принимал какое-то решение и при этом не делал попытки уйти. Он взялся за ручку, словно прикинул, плотно ли она сидит в пазах, затем опять посмотрел на меня.
— Она открывается внутрь, — подсказала я. — Если я правильно помню.
А потом дверь открылась. Я услышала треск, что-то упало на пол, и я поняла, что это сломанный засов. Лэнгли толкнул дверь сильнее и вошел, я осталась стоять на пороге. Но света из коридора хватало, чтобы увидеть, как Арчи блаженно дрыхнет, развалясь на спине, и грудь его высоко вздымается. В комнатке воняло дешевым пойлом, разило, как из самого дрянного на земле кабака, Лэнгли посмотрел по сторонам, наклонился и показал мне почти допитую бутыль с непонятной красной жидкостью внутри.
— Какая гадость, — глубокомысленно заметил он и поставил бутыль на небольшой прикроватный столик. — Филу этого могло хватить на несколько лет.
Лэнгли подошел к двери, мне пришлось отступить на шаг. Я изображала улыбку облегчения, и губы меня не слушались совершенно. Лэнгли кивнул мне, прикрыл дверь и ушел, а я стояла, судорожно сминая бесценную директорскую мантию.
Лэнгли держал лестницу? Не просто так.
Он легко, как могло показаться со стороны, сломал крепкий деревянный засов. Магия, требующая огромной концентрации, кратковременная нечеловеческая сила. Владели ли ей только ученые маги? Наверное, нет. Кузнецы, вероятно, какие-то мастеровые. Цирковые атлеты, но в Дессийских Перевалах не было цирков.
Я не знала ни одного человека из круга Лэнгли, который бы с какой-то целью тренировал концентрацию подобной магии.
Может быть, Лэнгли был из другого круга.
Он был не тем, за кого себя выдавал.
Глава шестнадцатая
Дальше жизнь пошла своим чередом.
Две недели или чуть меньше мы спокойно существовали. Настолько, насколько, конечно, могли. Девочки посещали занятия, преподаватели их учили, я разбиралась со своими делами, завтракала, обедала и ужинала, слушая наших дам, у которых была новая тема для разговора — господин Лэнгли и его нововведения.
Например, наказание Арчи. Госпожа Джонсон оказалась права — его действительно заставили много и плодотворно работать. С утра он дергал в лесу мох и траву, днем и вечером шпаклевал дыры в стенах. И я не слышала от него никаких жалоб или историй про древнее зло. Когда я, проверяя его работу, попыталась об этом узнать, он сделал вид, что не понял, о чем я его спрашиваю.
— Я был пьян? — уточнил он, не оборачиваясь ко мне и не думая отрываться от работы. — Когда я пьян, госпожа администратор, я могу напридумывать всякое. А вот мой отец, Сущие примут его душу, видел даже Нечистого, и ничего…
— Вас слышал директор Лэнгли, — напомнила я. На Арчи это не произвело никакого впечатления.
— Ну вот и слышал, госпожа администратор, как вы думаете, за что он отправил меня делать вот это все, — и Арчи потыкал пальцем в не до конца засунутый в щель мох. — Потому что труд и только труд избавят нас от грехов…
Арчи ударился в покаяние, что же, в его ситуации это было резонно. Эмпус или другое зло, неважно, но он продолжал жить в каморке, хотя на ворота повесил колокол. По идее, мы должны были услышать, если бы кто-то вздумал в него звонить.
В Школе стало гораздо теплее. Я поделилась с Джулией мыслью, как мало нужно было для того, чтобы все перестали мерзнуть, а она ответила, что Лэнгли ей нравится. Я не могла сказать то же самое, но… но я смотрела на него на посту директора и признавала, что он за короткий срок сделал для Школы больше, чем госпожа Рэндалл за все годы.
Лэнгли лично спросил у девочек, кто умеет ухаживать за лошадьми, и освободил их от прочих дежурств. Потом он точно так же узнал у Люси, кто лучше всех готовит и помогает на кухне охотно. Уборку и работу в прачечной возложили на остальных девочек по очереди, и хотя мне пришлось переделывать график дежурств, я видела, что так лучше. Идти против заведенного, возможно, веками порядка мог только директор, Лэнгли и шел.
Кора Лидделл все равно находила в нем то, за что могла осудить. За то, что он лично общается со студентками: «Куда он метит, глазками так и стреляет!», за то, что приказал отапливать Школу: «Кто прознает про вырубку леса, и что тогда? Всем плетей?», за то, что изменил график дежурств студенток. Госпожа Лидделл не узнала, что я случайно примерила директорскую мантию, уже это меня утешало.
Всем на ворчание Коры Лидделл было плевать. Студентки благоговели. Вот это настораживало преподавателей куда больше, хотя Лэнгли не приходил в классы тогда, когда девочки были одни.
Книгу я не нашла. Поспрашивала Джулию, госпожу Джонсон, других преподавателей, и некоторые припоминали, что вроде такая книга в самом деле была, но куда делась, никто не знал. Когда я зашла спросить про книгу у госпожи Коул, она только пожала плечами. Похоже, ее мало что волновало, кроме ухода за растениями и снадобий. Она получила себе постоянных помощниц — Торнтон и Мэдисон, а Трэвис с радостью согласилась дежурить в конюшне. Она по-настоящему расцвела, и когда я спросила ее, нравится ли ей это занятие, она заулыбалась:
— Я всегда мечтала ухаживать за лошадьми. Вы, возможно, не знаете, госпожа Гэйн, мой отец был конюхом у барона. Барон был не против, чтобы я помогала отцу, только мать овдовела и отказалась жить в замке, а я приехала сюда…
У каждой из наших девочек была непростая судьба.
Никто не вспоминал про эмпуса. Нэн выбросила из головы тот разговор и донимала меня уроками анселского языка, учебник мы не нашли, преподаватели сочли идею глупостью, но мне деваться оказалось некуда: каждый вечер перед сном я занималась с Нэн лично. Она делала успехи, хотя все пришлось начинать с самого начала: язык у нее был настолько ужасный, что я сдалась исправлять ошибки и попросила забыть все, что она раньше учила. Нэн сделала это без сожалений.