— И что, простые волки всё время разговаривают?
— Конечно, — Мих засмеялся над её удивлением. — Они умные. Некоторые вещи, которые им привычные, делают так же хорошо, как люди. Когда вместе загоняют оленя или кабана, например. А чаще они как дети, лет пяти или шести. Но есть и умнее, это точно. Вот брат Хорт — он точно очень умный.
— Понятно. Правда, эти дети могут нас съесть, случайно, да?
— Нас? — мальчик удивлённо распахнул глаза. — Нет, не могут. Только не здесь. И не нас. Если только людей, и по их же глупости, и не здесь, не в Велленкалене!
— Ладно, я что-то не то сказала, — поспешно признала Катя. — А ты сам обращаться можешь, Мих?
— А как же! — он важно кивнул. — А вы так мало знаете про волков, айя Катерина?
— Очень мало, Мих. Ты в любое время можешь превращаться? Хоть днем, хоть ночью?
— Конечно. Все так могут, кто двуличный, конечно.
— А если полная луна?
— И что? Когда луна — светло, но я в волчьем лике и без неё хорошо вижу. А, вы про Лунный праздник? Да, это здорово. Все обращаются. А сама луна ни при чём, айя Катерина.
— Понятно, — вздохнула Катя.
Кажется, важный миф про оборотней из её мира рассыпался.
— Айта Данира жаль, ему так мешает, наверное, что приходится днем быть только волком, — сказал Мих рассудительно. — Когда с людьми говорить, то в человечьем лике проще, конечно. А волков он вчера собирал, на поляне за Маншем. Не всех, только близких. Скоро, дед сказал, соберет всех. Дед сказал, что айт Северин не станет прятаться, не сдаст свои земли. Айя, вы тоже так думаете?
— Да, думаю, — согласилась Катя.
Её сердце сжалось: кажется, Данир собирается взять на себя слишком много. И кто знает, по силам ли ему? Он ведь так много лет провел не просто на чужбине, а в другом мире и в личине волка! И здесь скоро будет горячо. Какое там счастье длиной два месяца…
Хоть бы она ошибалась, и все обошлось бы какими-нибудь совсем маленькими неприятностями!
— Вы меня обо всем спрашивайте, айя Катерина, — великодушно предложил мальчик. — И про волков, и всё что хотите. Я буду рассказывать, я ведь всё знаю.
— Спасибо, Мих! — Катя обрадовалась. — Так и буду делать!
Кажется, волчонка забыли проинструктировать насчет того, чего ей нельзя говорить, и этим грешно было не воспользоваться!
— А айт Данир скоро уйдёт, да? — опустив голову, спросил мальчик.
— Не знаю, — осторожно ответила Катя. — Он сам решит. А с чего ты взял, что он уйдёт?
— Дед сказал. Что срок айта Данира истекает, ему недолго осталось жить в нашем мире. Он должен будет опять уйти в мир без магии, там он сможет жить долго. А там, может, и найдётся способ снять заклятье! Он потому и прожил так долго, что его догадались оправить в мир без магии! Это было трудно, наверное.
— А вот и вода! — прозвенел над дорожкой звонкий голос Турей. — Как вы, айя Катерина? Всё в порядке?
— В полном, — Катя встала, благодарно улыбнувшись Миху, и хотела перехватить у Турей ведерко, но та не дала, сама занесла в дом.
Кое-что прояснилось. Значит, в их мире магические часы, отсчитывающие срок «проклятой» жизни Данира, останавливались? Но он мог находиться лишь в одной своей ипостаси — в волчьей. Почему?..
А его брат, проклятый так же, умер давно — по словам айи Лидии. Его не спрятали в другом мире, на догадались. Значит, через два месяца Даниру снова придётся прятаться от проклятья там, где нет магии? Возвращаться обратно и опять быть волком?
Ужасно. Но она хотя бы поняла про два месяца. Лучше знать, чем мучиться догадками.
— Великая Мать вам в помощь, айя Катерина! Пышного и сладкого хлеба к радостной жизни!
Помогать Турей не стала, только махала руками, когда Катя попробовала выспрашивать чего и сколько класть в тесто. Ну глупо же — какой тут сладкий хлеб, если его готовят впервые в жизни?
И какая радостная жизнь, при таком-то раскладе?!
Но тесто она замесила, мягкое, в меру упругое и податливое, такое как надо. Получилось. Мука, подогретая в чайнике вода, закваска, соль и немного мёда. Растительного масла не нашлось — ну и пусть…
Она прикрыла кадушку льняной тряпкой, которая нашлась в сундуке. Турей уже успела приготовить кашу с мясом и овощами и закончила трудиться над платьем, Мих с гордым видом и церемонным поклоном вручил Кате мягкие башмачки на кожаной подошве, которые сели на ноги просто удивительно хорошо. Катя настояла, чтобы они поужинали все вместе — к смущению Турей и удовольствию Миха, тем более что каши получилось на семерых. Уже вечерело, а тесто увеличилось в объеме.
— Турей, как печь хлеб? В какой посуде?
— Это вам виднее, айя.
— Турей, ну пожалуйста. Мне надо дождаться, пока прогорят все угли, и выгрести их?
— Да. Сначала совком, потом метелкой. Вот, за печкой, — она показала. — А потом как знаете, Айя. Я кладу прямо на под, — всё-таки снизошла она до пояснений.
— На под — значит, прямо на дно печи?
— Ну да. Радостной вам ночи, айя!
* * *
Радостной ночи, ну конечно! Вот сгорит до углей это тесто — и останется только радоваться. Рассказала бы Турей нормально про технологию — возможно, получилось бы. Но раз она решила вредничать, пусть будет как будет.
Во всяком случае, прогоревшие угли надо из печи убрать, этот шаг точно правильный. Катя убрала, выгребая их совком в глиняную посудину, которую тоже обнаружила за печкой. Обожгла руку, просыпав на неё угольки — потому что было неудобным всё, и посудина, и совок, не говоря уже о печке. Не сильно обожглась, но всё равно было больно, и это не добавило настроения.
Ей сегодня замуж выходить? Вот прямо сегодня? Вы шутите?..
Катя замотала руку мокрой тряпкой и вымела метёлкой горячий под печи. Захотелось посидеть у порога и поплакать. Как её угораздило угодить в это дивное место?!
— Моя, ты что делаешь?
Она резко обернулась. Данир смотрел на неё, стоя у двери. И он ещё спрашивает!
— Мы тут весь день выполняем твои распоряжения, дорогой, — отчиталась она не без сарказма.
— И что же я такого распорядился? — он подошёл, обнял её со спины, прижал к себе. — Ты злишься. Что случилось?
— Данир, я не умею печь хлеб!
— Турей разве не принесла хлеба?..
— И я не пойду ни в какой храм! Хочу в душ и спать!
Это она капризничала, конечно. Но ни в какой храм действительно не хотелось. А в душ — очень.
— Я и не собирался в храм, — ответил Данир удивлённо. — То есть не сегодня. Ты решила хлеб печь? А, я понял, — и он вдруг расхохотался, — ну Турей…
— Что? — она дернулась, повернулась к нему, оставаясь в его объятиях, потому что он не выпустил. — Ты не собирался в храм? Тогда зачем мы тут возились?..
— Что это у тебя? — одной рукой он аккуратно снял повязку. — Обожглась? — и прижал ожог к губам, потом прошелся по нему языком.
В самый первый момент стрельнуло болью, но боль быстро прошла почти совсем.
— Лучше? Зализывать раны лучше в волчьем лике, конечно.
— Лучше. Спасибо. А я ведь неумеха безрукая! Не приспособлена к таким экстремальным условиям! — сварливо пожаловалась она, благодарно прижавшись к нему. — Если ты думал, что это не так…
— Если ты решила, что это экстремальные условия, то это ещё не они, — с ласковой усмешкой сообщил он. — Ты тоже можешь зализывать раны, кстати.
— Я не могу. Я могу пользоваться бальзамом «Спасатель» из холодильника. Лучше бы Юлана вместо косметики собрала аптечку, раз уж такое дело!
— Поругаешь её потом, — посоветовал Данир. — Подожди, я сейчас.
Он вышел и вернулся буквально через несколько минут — принес какие-то листья, измял их в ладонях и прижал к ожогу.
— Боль сейчас пройдёт, а след исчезнет через несколько дней. Хорошо, что ожог на левой руке. В храм нам придётся сходить, а браслет надевают на правую. Ты отдохнула сегодня? Успела поспать?
— Даже как-то в голову не пришло. А надо было? — Катя взяла брошенную тряпку и принялась опять наматывать повязку поверх компресса из листьев.
— Эта несносная Турей! — Данир опять рассмеялся. — Не сердись на неё. Она хотела, как лучше. То есть чтобы всё было по обычаю, и мы своей небрежностью не испортили себе долгую и счастливую жизнь, — Кате ясно услышала горечь в его голосе. — В деревнях всегда устраивают хлебный обряд. Турей и мысли, видно, не допускает, чтобы обойтись. А я всего лишь хотел, чтобы тебе заранее приготовили платье и обувь. И просил передать, чтобы ты выспалась. Ведь у нас с тобой есть только ночи, не хочется их терять.
— Значит, хлеб не нужен? И что с ним делать теперь?
Ей было обидно — столько трудов, и всё напрасно?
Данир снова обнял её со спины, прижал к себе и не спеша поцеловал в шею — то ли целуя, то ли пробуя на вкус. Потом ответил:
— Его надо испечь. Каждый замешанный хлеб должен быть испечён, это дар Великой Матери, выбросить — позвать зло. А нам его не нужно совершенно.
— Ты тоже веришь в силу обычаев.
— Приходится. Я тут, мы сделаем это вместе — тоже ведь хорошая примета, да?
— Да, наверное, — вздохнула Катя и покосилась на перевязанную руку. — Великую Мать сердить не будем, а то мало ли, я уже боюсь. Ты хоть будешь мне подсказывать, что делать?
— Мне проще делать, — он провел языком у неё за ухом и нехотя отстранил от себя. — Сядь и смотри. Ты всё отлично приготовила. Не так много работы осталось. Я слышал запах капусты, — он огляделся, — вот же она.
Теперь и Катя увидела — под лавкой у двери лежал крупный кочан капусты. И когда её принесла Турей? Или Мих так ловко спрятал — и на виду, и в то же время в глаза не бросается.
— Зачем капуста?
— Подкладывать под тесто. На ней и будем печь, — Данир принёс кочан и принялся потрошить его, снимая большие верхние листья и обрезая утолщения.
Листья он раскладывал на столе.
— Нет… Шутишь? — растерялась Катя.
— Никогда не был так серьёзен, моя. Чем ты недовольна?
— Печь на этом?..
— Так и делают. И другие листья можно. Главное — большие и съедобные*.
— Я должна была догадаться?! И зачем было прятать эту капусту? — вздохнула она, — Турей совсем отказалась помогать.
— Не сердись. Она ведь даже не догадывается, что ты можешь, а что нет. Капусту легко найти по запаху. Она решила, что и ты справишься.
— Я найду её по запаху, когда она испортится. Я не волк, у меня так себе нюх, — Катя смотрела, как он мнёт в руках её тесто, подбрасывает, бросает на стол и снова мнёт, и движения у него такие уверенные, тягучие и плавные.
Как красиво. А ведь он всего лишь месит тесто.
— И Турей не волк, — повёл плечом Данир. — Но вы в своем мире убили свои природные способности. Точнее, какие-то остались, но вы не пользуетесь или пользуетесь бессознательно, потом несёте чушь про интуицию или помощь свыше. Для вас главное знание, а не ощущение мира вокруг. Кто угодно почуял бы тут запах капусты. И вот ещё, Турей не помогала тебе печь хлеб из лучших побуждений. Так принято, — он объяснял, посмеиваясь. — Когда невеста печёт свадебный хлеб, ей мешают вовсю, прячут утварь, продукты, могут в муку что-то подмешать. Чем больше она испытает невзгод во время этого дела, тем глаже и спокойней будет ей вести хозяйство в доме мужа. Вот Турей и решила, что тебе не обойтись без этого, как можно? Семейное счастье важнее, чем выспаться. И она тебе ещё не особо мешала, так ведь?
— Ужас какой-то, — искренне высказалась Катя, чем снова рассмешила Данира.
Да и ей самой теперь было скорее смешно.
Он ловко разделил тесто на несколько частей, каждую скатал в шар и положил на капустные листья. Потом плеснул в печь воды из ведёрка, лопатой ловко переложил заготовки вместе с капустой на выметенный Катей под и прикрыл зев печи заслонкой.
— Вот и всё, моя. Видишь, ничего сложного.
— Я потрясена. Где ты этому научился, Данир Саверин?
— Отец научил. Нас с братом. На дальней охоте. Это было в таком же охотничьем домике, как этот. Мужчины многое должны делать сами, если они не дома. У меня был старший брат, — и у него вдруг сел голос.
— Я знаю, — поспешно сказала Катя. — Айя Лидия мне рассказала.
— Да?.. Хорошо.
*это не выдумка автора, а реальность и нашего мира тоже. Подовый хлеб в каменных печах можно печь на капусте, свекольных, кленовых листьях, на листьях салата и аира, и этот список наверняка не полон…
Дверь неслышно открылась, и волк скользнул в хижину. Катя не испугалась зверя, но напряглась — что ему надо?
Волк проворчал что-то, Данир ответил по-сантански:
— Хорошо, я понял, иди, — и притянул к себе Катю, обнял крепко.
Волк опять поворчал и бросил на Катю такой осмысленный взгляд, что она невольно дёрнулась. А волк так же неслышно удалился.
— А приучить их стучаться можно?
— Можно. А зачем?
— Погоди. Вот это кто был? Просто волк или оборотень? Что-то я стесняюсь, когда ты при нем меня трогаешь…
И Данир, недавно хмурый, снова улыбнулся:
— Это просто волк. Из моей стаи. Для него естественно, что мы вместе, раз мы пара. Пусть видит. И ты должна пахнуть мной, всегда. Тогда тебе нечего будет бояться на землях Манша. Волкам непонятна твоя стеснительность, а двуликие будут вести себя вполне гм… церемонно.
— А я когда-нибудь смогу их отличать? — вздохнула Катя.
— Может быть…
— А почему ты, двуликий тип, не вёл себя церемонно в моем мире? — она коварно прищурилась, — я ходила по комнате в белье или даже снимала его совсем, а ты и не думал отворачиваться?
Действительно, случалось ведь такое, и не раз.
— Там я не был двуликим, моя… — тихо поправил Данир, склонившись к её уху, — там я был просто нахальным типом, и ни капли не жалею об этом. Ведь большее мне не светило, ага?
И от такого его голоса отчего-то стало щекотно спине.
— Со мной? Конечно нет… — она старалась говорить безучастно.
— А больше мне никто не нужен. Волчья натура такая, знаешь? И если насчет простых волков это момент преувеличен, то двуликие именно такие. Неудобно, но что делать? Мне нужна ты.
— Интересно. То есть, я хочу сказать, что мне всё про вас узнавать интересно, — пробормотала она. — Ведь вы и люди, и не люди. Интересно…
— И что бы ты потом ничего не нафантазировала, объясню сразу, — он опять не дал ей отстраниться. — Для нас, двуликих, не существует секса в звериной ипостаси. Так заведено. Это как, например, снять штаны и пойти в таком виде по улице. Так же дико. Так что у нас не бывает детей от обычных волчиц и прочих… как это сказать?.. генетически родственных нам видов. Это только в злых байках. Овчарка Матильда, которую мне активно сватали в зоопарке, не могла быть мне интересна. Я ей сочувствовал разве только. Кстати, её родословная много шикарней, чем моя собственная, — он усмехнулся, а Катя поёжилась. — Но хозяину захотелось щенков от волка.
Думала ли Катя вот об этом, беспокоилась? Да не так чтобы. Не всё ещё успела нафантазировать. Но да, было, мелькало что-то такое на задворках сознания.
— Спасибо, что объяснил, — сказала она, припомнив заодно, что ещё полагается делать жене. — Хочешь, я накормлю тебя ужином? Есть вкусная каша…
— Это потом, — Данир опять не спеша провел губами по шее, давая понять, что его интересует больше, чем ужин.
На этот раз дверь слегка скрипнула, пропуская в хижину волка. Опять.
Данир выслушал ворчание серого и мягко отодвинул от себя Катю.
— Подожди. Я скоро.
Он ушёл. Катя тоже подошла к двери, приоткрыла осторожно, выглянула. Неподалёку, в лунном свете она увидела Данира, а вокруг него — людей и волков. Данир слушал кого-то, потом что-то сказал, его собеседник поклонился и опять заговорил, Данир ему ответил, завыл волк и это тут же подхватили ещё несколько волчьих глоток. Волк-сторож выдвинулся из тени и взглянул на Катю… точнее, она решила, что это был именно он. Он не принимал участия в собрании, он опять охранял. Раздался шорох, и за его спиной показалась волчица. Один из мужчин оглянулся, посмотрел в сторону Кати, и та тут же прикрыла дверь. Стало отчего-то страшно.