— Люди Манша приветствуют своего айта, айя, — услышала Катя тихий голос Кайнира у своего уха. — Они дают понять, что примут его решение как волю Великой Матери и Великого Отца, и никто не посмеет роптать. Айя, если что, прошу меня простить, но мне показалось, что вы хотите пояснений.
— Благодарю, — сказала Катя.
Данир явно тоже это слышал, но не повернул голову. Его лицо стало суровым, напряженным, и Катя подумала, что он вовсе не рад олицетворять волю богов, тем более что наверняка никто не сомневается, чем дело кончится. Всё решено, но айт Данир должен сыграть свою роль.
Их обступили. Здесь были и женщины, по крайней мере, Катя стазу увидела трёх, одетых примерно так же, как и она сама, и вооруженные мужчины — на поясах почти у всех были мечи. И волки тоже были тут, полукольцом окружили сзади. Надо же, просто кино!
Немного отдельно толпились люди, одетые проще — мужчины и женщины разных возрастов и даже дети, и Катя с изумлением разглядела среди них Миха, сына Турей. Наверное, это были жители окрестных деревень. И еще одна группа, которая тоже отличалась внешним видом и одеждой — десятка два мужчин и несколько женщин, женщины были одеты примерно так же, как Гетальда из рода Туи. Куматы?
Виновников происшествия Катя увидела последними. Парень и девушка. Они стояли спиной к спине, связанные, точнее, привязанные друг к другу веревкой. Девушка была маленькая и хрупкая, парень — темноволосый, тоже щуплый, выше её на голову. А недавно Катя решила, что всё куматы маленького роста — коты ведь, и Гетальда была невысокой. Здесь наоборот — маленькая волчица и довольно рослый, хоть и худой «кот».
— Почему они уже в таком положении? — тихо спросила Катя у Кайнира, который остался рядом с ней. — Ведь приговор ещё не вынесен.
— Вынесен, большим судом старост согласно законам Веллекалена. Но родители попросили милости у айта.
Значит, об этом Данир сетовал, что ему как хозяину не дают покоя, и отправился с ней в баню…
Вряд ли она забудет это когда-нибудь.
— Это одно из восьми дел, решённых сегодня судом, — как будто прочитал её мысли Кайнир. — Самое простое. Остальные касались торговых сделок.
Данир оглянулся, посмотрел на них обоих. Пристально. Промолчал.
— Как видно, наша айя наивна и несведуща, — тоже негромко заметила высокая женщина в тёмно-синем, её шапочка была обильно расшита золотом и камнями.
— Тебе не нужно волноваться об этом, тётушка Орна, — тут же отозвался Данир, вроде почтительно, но было ясно, что даму попросили помалкивать. — Я хочу услышать.
Видимо, это «услышать» было общепринятой формулировкой, потому что вышел человек с чем-то вроде кожаного планшета с бумагами в руках и объявил четко и громко:
— Преступное сожительство между Жемайей Кальк, волчицей из рода Кальков, и Саматом Уянном доказано и признано, а также то возмутительное обстоятельство, что между волчицей и куматом был заключён брак по обычаю куматов. Смягчающих вину обстоятельств нет. Намерения раскаяться тоже нет. Единственно возможный приговор — смертная казнь.
— Данир, пожалуйста… — в панике прошептала Катя.
— Не переживайте так, айя, — посоветовал Кайнир. — Вы не увидите ничего неприятного. Преступников просто столкнут вот с того обрыва.
Катя в изумлении уставилась на «друга». Он идиот?..
— Помиловать нельзя, айя, — тот развел руками. — Это законы, написанные кровью.
Данир сам приблизился к осужденным. Катя пошла следом, страшась остаться одной среди чужих хотя бы ненадолго, несколько волков неотступно следовали за ними.
— Жемайя, ты действительно не желаешь раскаяться и отказаться от этого противоестественного брака, заслужить прощение своего рода и своей крови? — ровным голосом спросил Данир у девушки.
— Нет, айт Данир, не хочу.
— Почему? Ведь для тебя это означает жизнь.
— И как же я буду жить эту жизнь? — девушка взглянула на него исподлобья.
— У тебя получится, уверен. Предлагаю попробовать.
Она отрицательно качнула головой.
— Ты ведь на другое рассчитывал, Самат Уянн? — обратился Данир к парню, теперь в его голосе добавилось эмоций. — На то, что скоро Манш будет ваш? Вы потеряли осторожность раньше времени? Иначе зачем было жениться тайно?
— Манш будет наш? — парень повернул к нему голову, — это хорошо бы. Мы не пустим сюда магов. Это вы продали землю предков, вы, волки. И да, если так, то я вдвойне жалею о нашей неосторожности.
— Я услышал, кумат. Жемайя, я предложил тебе дважды, — он отвернулся от них, взял Катю за руку.
Парню, значит, он не предложил раскаяться, искупить и жить. Ему такого варианта не полагалось.
— Прикажи привязать нас лицом друг у другу, айт, — вдруг попросил кумат. — Мои деды жили на земле Манша и были преданы Саверинам, так неужели ты пожалеешь нам такой маленькой милости?
Катя с ужасом смотрела на Данира. Он сейчас утвердит приговор, и?..
Законы написаны кровью?..
— Тихо, моя, — сказал он. — Мы ещё не закончили.
Остановившись между толпой и приговорёнными, он опять поднял руки, как при приветствии, и громко сказал:
— Мы, волки — дети Великой Матери. Куматы тоже её дети. И пусть мы славим её в разных храмах и святилищах, наверняка она любит и направляет всех своих детей. И мне захотелось узнать, как она относится конкретно к этим двоим, — он кивком показал себе за спину, где остались маленькая волчица и кумат. — Меч и чашу мне!
Стало очень тихо, а потом по толпе пробежал громкий и недовольный ропот.
К ним подошёл высокий пожилой мужчина.
— Не нужно, Данир. Это просто глупо, — он недовольно грянул на Катю. — Они тоже так считают, смотри, — он показал на куматов, — они не хотят, чтобы ты тратился на защиту одного дурака!
Толпа куматов тоже заволновалась, от неё отделились две старухи и заковыляли к Даниру, поклонились.
— Не надо зря беспокоить Великую Мать, айт Саверин! Нам ещё понадобится её милость! — сказала та, что была старше.
Катя с недоумением смотрела на всех поочерёдно. Только что чуть отлегло от сердца — и на тебе! Если богиню можно спросить, чтобы это ни значило — почему бы не спросить? Это ведь шанс…
— Не хочу одно и то же повторять дважды, — отчеканил Данир. — Меч и чашу мне!
И то, и другое скоро принесли, из ближней башни. Принесли со всем почтением: на огромном блюде, застланном большим красным платком с золотой каймой, лежали довольно короткий меч с широким у рукояти лезвием, который сужался к концу, и серебряная чаша с узором из листьев и оскаленной мордой волка. Блюдо поставили на землю перед Даниром.
— Смотрите все! — бросил он присутствующим, которые поторопились приблизиться и обступить со всех сторон.
Старухи-куматки остались в первом ряду, и тот пожилой, что отговаривал, и дама, что сетовала на наивность Кати — перед ней расступились, пропустили…
Кто эта дама, интересно?
— Уведи мою жену, Кайнир, — Данир взглянул на Катю, потом на своего разговорчивого друга.
Её прогоняют?!
— Данир, пожалуйста, я хочу это видеть! Мой айт… я прошу… — она попыталась сказать, как положено, хотя кто его знает, как следовало говорить и вообще вести себя в такой ситуации!
— Ладно, — не стал он настаивать. — Приготовься меня перевязать, Кайнир.
— А всегда готов, ты знаешь… — сразу отозвался тот, в то время как на просьбу увести Катю даже не пошевелился.
— Ты так самоуверен, мой айт, — сказала дама, которая уже начала Катю раздражать. — Не надо оскорблять Великую Мать-владычицу.
Кто это такая, интересно, и где она разглядела оскорбления?!
Данир на даму не обращал внимания.
— Жизнь волчицы и кумата. Я спрашиваю, вы видите, — сказал он негромко, взял меч и осторожно рассек себе кожу на предплечье.
Кровь потекла. Все, кажется, разом вздохнули и затаили дыхание, и Катя тоже. Данир развернул меч, чтобы было видно всем, приложил его к ранке, дав крови течь вниз по клинку, который он держал над чашей. Казалось бы, кровь должна по клинку стекать в чашу. Странный обряд. В чем смысл?..
Кровавая дорожка достигла края клинка, но в чашу не упало ни капли. Кровь… Катя глазам не верила. Кровь, казалось, впитывалась в сталь клинка. Текли новые и новые капли — и впитывались, почти достигнув острого конца меча.
— О Великая Мать, твоя воля священна! — прошептала старуха-куматка.
Обе они упали на колени и хором запели что-то заунывное и непонятное. Среди людей-волков и людей тоже некоторые становились на колени, закатывали глаза и бормотали молитвы, кто-то просто прижимал руки к груди и молчал, кто-то плакал, кто-то благодарил. Только обычные волки вели себя невозмутимо — так же сидели полукругом и ждали. И всё равно было удивительно тихо для завершения такого ритуала. Катя была в замешательстве — случилось хорошее или плохое? Что вообще происходит?..
И что-то изменилось. Что-то осязаемо и невозвратно изменилось — в окружающих, в Данире — кажется, он даже стал выше ростом, а его глаза — ярче, и в Кайнире — его лицо теперь не выражало сомнений, он смотрел прямо и немного восторженно, а вот дама, которая успела не понравиться Кате — она выглядела так, словно у неё что-то отобрали…
— Плохой знак, — мрачно заявила дама. — Это конец для Манша. Когда всё переворачивается — это близкий конец!
Кайнир поспешил накрыть зловещую чашу краем платка — кто знает, почему вполне красивая вещь теперь казалась Кате такой отталкивающей[N1], — и уже бинтовал руку Данира полосой ткани, которую извлек из сумки на поясе.
— Я бы тебя попросил, айя Орна, держать при себе дурные мысли, — сказал Данир.
— Разве это не очевидно всем, кто не слеп и не глуп? — не унималась женщина. — Разве после этого у кого-то ещё останется надежда жить на этой земле?!
— А ты, случайно, не мнишь себя умнее и прозорливей Великой Матери, айя Орна? — уточнил Данир.
И та, уже открыв рот, тут же его закрыла.
– Лучше порадуйся за меня! — посоветовал Данир, — разве нельзя одно и то же трактовать по-разному? Развяжите их, — он показал на молодожёнов, судьба которых решалась тут столь интересным образом.
Никто и не подумал позаботиться, чтобы они оказались ближе и тоже что-то видели.
— Жемайю Кальк приказываю отправиться в святилище Уттар и служить там младшей послушницей, — сказал Данир. — А Самата Уянна — в Манш, в Серую башню. Кмитих и Вальх, вы отвечаете за их жизни своими. Дальнейшее я решу после.
Катя снова ушам своим не поверила. Приговорённых к казни оправдали — вот так?!
Два Волка молча поклонились, прижав руки к груди.
— Может быть, ты желаешь проследовать с ними в Манш, айт Данир, — любезно поинтересовалась та самая айя Орна. — Всё для вас готово. Айе Катерине понравится. Мы очень старались.
— Нет, айя Орна. Нам с женой хочется ещё немного побыть вдвоём, — отказался Данир.
— У айи Катерины будут пожелания? — не отставала та.
— Не в этот раз. Мы благодарим и уезжаем, — и он за руку повёл Катю к лошади.
Садясь с Даниром в седло, она оглянулась на освещённые окна башен, на почти догоревшие костры, на людей — с каждым можно было при желании встретиться взглядом. Люди не расходились, и она ощущала неуклонное внимание этой толпы, — они провожали своего лорда. То есть айта, конечно! Люди? Не только, ещё волки и коты. Или не только они? Но тон задают волки-оборотни! И её муж тоже волк-оборотень! Причем главный на этом конкретном пятачке земли! И это не кино, совсем не кино!
Женщина, которую Катя видела на коленях возле спа-пещеры — кто знает, как правильно следует называть то место? — подошла к ним, схватилась за стремя и коснулась лбом сапога Данира.
— Пусть Мать будет с тобой, айт!
— И тебе её милостей, волчица, — ответил Данир, — присылай сына в замок, буду ждать.
— Спасибо, айт…
Катя решилась с ним заговорить, лишь когда они опять оказались одни на горной тропе, только волки бежали вокруг — не оборотни, но тоже верные слуги Данира.
Она откинула голову, потёрлась затылком об его плечо, привлекая внимание.
— Ты испугалась, моя? Всё будет хорошо, — он мазнул губами по её виску.
— Данир, почему ты вынес такой странный приговор? Отправил их по разным тюрьмам? Жуть какая!
— Тебя это больше всего волнует? — он усмехнулся. — Моя добрая айя. Я приговорил их к жизни — чем такой приговор плох? Не переживай за них. Есть жизнь — будет и всё остальное. Возможно, не здесь. Пока иначе нельзя.
— Жаль. А что это был за фокус? Как он делается? И в чём смысл?
— Фокус? — Данир удивился. — А, ты про меч и чашу? Это не фокус, моя. Это магия. Меч, чаша, кровь Саверинов, эта земля, клятвы предков и присяга, которую я давал в тринадцать лет. И они все мне присягали тогда, люди Манша. Поэтому, как бы некоторые ни относились ко мне сейчас, они рассчитывают на меня, а я на них. И деться мне некуда.
— Значит, то, что случилось?..
— Да, у вас бы сказали — чудо. Но это к лучшему. Я заодно подтвердил права на Манш, хорошо, что все это видели.
— А почему ты сразу этого не сделал?
— Потому что, если бы ответ Матери был отрицательный, это означало бы кое-что плохое для меня. Хотя подтверждение моих прав тоже было бы налицо, — кажется, он опять смеялся, чуть-чуть.
— Что-то совсем плохое? — она хотела повернуться, он удержал.
— Знаешь, я почему-то был уверен, что всё получится.
— Ты чем-то рисковал, да? Ты это сделал… почему?
— Признаться тебе честно? — он опять крепче сжал её в объятиях, как не раз до этого. — Врать не хочется. Я беспокоился о себе. О нас. Вёл себя как подлый эгоист, не подверженный идеям добра ни на медяк. Ты ведь долго не простила бы мне эту казнь, верно?
— Данир?.. — она всё-таки повернулась к нему, посмотрела ему в лицо.
Насмешка не уходила из его голоса, но взгляд был очень серьезным.
— Во-от. А у нас так мало времени. Хоть и не хочется помнить об этом, но приходится. Я не хочу терять тебя даже ненадолго. Я готов был ухаживать, добиваться, хоть месяц или сколько — это уже было счастьем по сравнению с тем, что я имел в вашем мире. Но я очень рад, что всё получилось быстрее и ты уже моя. Я разочаровал тебя?
— Нет, — она качнула головой.
Действительно, совсем не кино. В кино отважный герой высказался бы как-нибудь более возвышенно и благородно. Ответ Данира не очень подходил герою, но это не отменяло того, что сделано — приговор маленькой волчице и кумату отменён.
— А если бы эта ваша Великая Мать отказала? Про тех двоих понятно, но чем бы это было для тебя?
— Говорю же, я почувствовал, какой будет результат. Мать великодушна, — Катя опять почувствовала его губы на своей шее.
— Ты не собираешься рассказывать мне все, да? — вырвалось у неё. — И про этот обряд, и про твое проклятье?
— А ты? — он перестал её целовать, отстранился немного.
— Данир… Прости, — вздохнула она, и даже расплакаться захотелось. — В моей жизни есть такое, что тебе совсем не нужно — это раз, ты огорчишься — это два… И для нас с тобой это неважно. Ты твердишь, что времени мало… Вот и всё…
— Понятно, моя. Ну вот, и я рассуждаю в точности так же.
Позже, в хижине, лежа в объятиях спящего Данира, Катя не могла заснуть. Он вот уснул тут же. А она…
Какие только мысли не приходили в голову. А вопросов было — спрашивать и спрашивать. Как жить в этом сумасшедшем мире? И как это теперь — расстаться? И понятно ведь, что этот выход для них единственный, и всё уже решено.
«Но Данира ещё можно спасти. Если узнать ключ» — как наяву прозвучал в её мыслях голос айи Лидии.
Храм Богини-Матери в городе Харрое.
Богини-Матери. Великой Матери. Речь об одной богине, надо думать. Она ведь не ошиблась, именно Харрой? Север Веллекалена. Сначала следовало попасть в столицу королевства, а потом долго добираться до Харроя — по словам айи Лидии. Там объявилась особо одарённая жрица. Айя Лидия обещала сопровождающих и золото, чтобы оплатить услуги этой одарённой!
В шкатулке, кажется, был платок с кровью Данира. И конечно, лучше не у него, не у Данира, расспросить про город Харрой…