Мир будущего - Райот Людмила 17 стр.


— Но?.. — недосказанность заставила напрячься. Он мог оказаться одним из наших антифанов: тех, кто ненавидит иных, всеми силами перевирая факты и обесценивая роль, сыгранную нами в развитии цивилизации.

— Но с тех пор прошли века, — закончил Борк.

— А вдруг, он первый хамелеон, рожденный за последнюю сотню лет? Или, наоборот, последний хамелеон на свете?

— Это неважно, — Борк ничуть не удивился моему высказыванию. — Такие, как он, больше не нужны. Их с успехом заменяет электроника. Гораздо более распространенная, дешевая, а главное — надежная.

Я фыркнула. Техника не может заменить человека. Тем более, иного. Я прекрасно понимала, почему для путешествия в новый мир Ник выбрал именно хамелеона: человек более универсален, пластичен, чувствителен. Он — творение самой Вселенной, тогда как техника — всего лишь творение человека. Чтобы понимать это, нужно уметь чувствовать невидимые грани, распознавать неписаные законы и, выходя на охоту за новыми мирами, руководствоваться больше ими, чем голосом разума.

Куда же все-таки подевался Тимериус? В отличие от Борка, я могла понять его строптивость и нежелание выходить на связь — в том, что это нежелание, можно было не сомневаться (1).

Ник умеет окружать контролем. Полагает, что вправе от и до расписывать жизни тех, кого любит, и — тем более — тех, кому платит. А еще искренне верит, что другие, подобно ему, способны приносить себя в жертву ради возвышенной цели вроде открытия нового мира. Даже если эта цель — дальше, холодней и равнодушней звезд.

За окном промелькнула яркая вспышка. Тоннель прекратился; мы въехали в пещеры причудливой формы, местами освещенные синими и розовыми огнями. Льющийся из окон поезда свет выхватывал бугристые стены, черные провалы в земле и небольшие, заполненные кристально изумрудной водой водоемы.

Пещеры были древними, но это не было их изначальным видом; вырытые много веков назад, задолго до того, как здесь появился Высотный город, с тех пор они были не раз прилизаны и облагорожены. Раньше они выполняли роль дороги до межмирового прохода, ведущего в Атлантис. И лишь относительно недавно, после постройки Города и тоннелей, связывающих его с дырами, старые пещеры разнообразили, придав им сходство с естественными и превратив в нечто среднее между заповедником и парком развлечений.

Даже из окна "пули" пещеры выглядели впечатляюще. Я никогда не бывала в них лично, а не проездом, да этого не очень-то и хотелось. Пещеры не казались гостеприимным местом: их своды, в огромном количестве покрытые заостренными сталактитами и сталагмитами, придавали им сходство с пастью гигантского хищника.

— Никель любит все необычное, яркое и блестящее, — сказала я. — То, что тяжело найти и дорого стоит. Странник-алмаз, уникальный в своем роде хамелеон… Он просто пополняет свою шкатулку с ценностями, Борк.

Борк еле заметно покачал головой.

— Это увлечение не стоит тех денег, которые он готов за это заплатить.

Я закатила глаза. Разве честно припоминать те эмпирические миллионы, выторгованные у Никеля чисто из вредности? Или речь идет о деньгах, обещанных атланту? В самом деле, не мог же он пойти на все это ради науки и интереса. Стоп… А с чего Борк вообще считает деньги Ника?..

— Как давно ты работаешь у Никеля? Я не помню тебя. Когда ты успел так приблизиться к нему? — Медленно спросила я, подавшись вперед, впервые разглядывая его открыто и пристально, отмечая для себя все нюансы его внешности.

На первый взгляд в нем не было ничего примечательного. Также, как на второй и на третий. Обычная, заурядная внешность: не красавец, но и уродом тоже не назовешь. Требовалось хорошенько присмотреться, чтобы найти в его лице черты, достойные внимания. И все, что я нашла, только подтверждало догадку о ровном характере их носителя. Прямой, острый нос придавал ему сходство с хищной птицей. Полоска бровей тоже прямая, нависающая над глазами; если заглянуть под них, прямо в глаза, то видно, что они у Борка светлые и яркие, почти синие.

Борк не стушевался от моего настойчивого внимания.

— На какой вопрос отвечать: на первый или второй? — вежливо осведомился он, сложив руки на груди.

— На первый. А потом на второй.

Борк еле заметно усмехнулся.

— Я работаю у къерра уже больше двух лет. Большую часть этого периода я провел на стажировке в Центре Разума, так что неудивительно, что вы меня не помните. А, с ваших слов, "приблизился" я к нему совсем недавно: около полугода назад. После того, как выполнил одно важное для къерра поручение.

— Какое?

Борк не слишком старательно сделал вид, будто не услышал меня. Я еще немного побуравила его взглядом и смирилась с поражением, снова отвернувшись к окну. Его, небось, и то легче разговорить, чем Борка.

Щелчок замка, и в капсулу вошел Тимериус.

На меня накатило облегчение: я опасалась, что он так и не объявится, и мне придется находиться в Центре вдвоем с Ником. Сам того не подозревая, атлант все это время выполнял роль буфера между мной и Ником, был чем-то вроде подушки безопасности.

Тимериус сел рядом с Борком, улыбнувшись мне, и потянулся за тостом. Представляю, что бы сказал атлант, если бы узнал, что я сравнила его с подушкой. Мне стало неловко под его взглядом: снова показалось, что он изучает меня, как необычный феномен.

— Когда вы последний раз были в Центре, къерра? — спросил Борк. Он будто и не заметил появления, лишь сильнее напрягся и теперь сидел очень прямо, словно продолжал быть на службе и в безопасной капсуле.

Я напрягла память.

— Давно, еще до замужества. Я тогда училась в Сфере. — Мне польстило выражение сильнейшего удивления, проступившее на лице Борка. Я все еще могу удивлять мужчин. Это хорошо.

— А как же ежегодные профилактические скрининги мозга?

Я пожала плечами.

— Ник не пускал меня.

Что поделать. Он на дух не переносил, когда меня читает кто-либо, кроме него самого — такая вот извращенная форма чувства собственничества.

— Умело пущенные в ход связи никогда не повредят, — усмехнулся Тимериус, и я улыбнулась ему одними глазами.

Сидя рядом с Борком, он представлял собой его полную противоположность. Если первый был в аккуратной, темной одежде, то он — в искристой белой. Ворот рубашки очень широкий, открывает часть плеч, рукава небрежно закатаны до середины. На вид просто красивый молодой мужчина, и в то же время — маленькое солнце, эпицентр безмятежности, излучающий покой и защищенность. Ощущал ли ее Борк?

Сомневаюсь.

Пещеры подошли к концу, и за окном капсулы показались серые стены: отполированные, матовые, словно пластмассовые. Я выпрямилась в кресле, спрятав мигом вспотевшие ладони между коленями; сонное настроение сняло, как рукой.

Мы приближались к Центру Разума. Предубеждение, с которым жители Высотного города относились к этому месту, невольно передалось и мне. Иначе я никак не могла объяснить свое дурацкое волнение. В его стенах, вмурованных в скалы, протекали невероятные процессы, там базировался исследовательский центр, занимающийся наукой на грани фантастики. Ежечасно, ежеминутно в нем свершалось торжество человеческого разума. Но, несмотря на все это, простые люди ужасно боялись Центра Разума.

— Вы ведь знаете правила? — Борк не отставал. — Блокатор нужно снять.

— Зачем? — я попыталась скрыть оторопь (он-то откуда о нем знает?..) под самым невинным выражением лица, на которое способна. — Блокаторы не защищают даже от рядовых сканеров. А для того, который поставлен здесь, они тем более не помеха.

— Обычные блокаторы — те, которые ставят себе все подряд — не помеха, а вот для ВАШЕГО — очень даже.

Черт! Я знала правила! Знала, что соваться с "укрытым" мозгом в Центр Разума неразумно и даже опасно, но соблазн был слишком велик. Разочек проскользнуть незамеченной, избежав столь неприятной процедуры сканирования мозга… Какая жалость, что Борк тоже их знает!

— По правде говоря, мне бы очень этого не хотелось, — тихо сказала я. Надо попробовать надавить на его жалость. — Без него мне будет… тяжело. Может, ну его, этот сканер?

Я вложила в эти слова всю свою беспомощность, сдобрила их растерянностью и толикой робкой надежды, но Борк не поддался.

— Там не только сканер, — он медленно вздохнул и покачал головой. — Там кругом чтецы. То, что вы носите — противозаконно. И если это всплывет, будут проблемы.

Тем не менее, он помедлил с ответом, а в глазах промелькнуло что-то похожее на сожаление — уже небольшая победа с моей стороны.

В который раз за последние дни мне приходилось расставаться с блокатором. Раньше я носила его постоянно, теперь же только и слышу — сними! Он даже стал легче расстегиваться — всего одно прикосновение, и уже лежит в руке. Я не стану больше рисковать. Вчера ночью я решилась ослушаться, и обычный процесс чтения превратился в опасные для жизни игры.

— И что теперь с ним делать? — я помахала сережкой перед носом Борка. — И положить-то некуда.

— Дайте мне. У меня он будет в безопасности.

Еще чего! Я даже отшатнулась, настолько мне не понравилась эта идея.

Блокатор был одной из немногих вещей, которые остались со мной после побега. Остались от Никеля. Он никогда не баловал меня подарками, цветами и прочей ерундой, столь милой девичьему сердцу, но, когда первый пыл узнавания прошел, и мы стали уставать от его дара и искр — когда каждое случайное прикосновение оборачивалось ментальным погружением, — и когда мне снова захотелось больше воздуха, свободы и умения скрывать мысли, Ник сделал этот блокатор.

И он обошелся ему дорого: я не знала точных цифр, но могла предположить, что по стоимости он соизмерим с чем-то вроде дома на Верхнем уровне.

— Я отдам его сразу, как только смогу. Обещаю.

Почему-то, я поверила Борку. Невероятно, но он сумел завоевать мое доверие раз и навсегда. Помявшись, я все-таки протянула ему блокатор, с тоской наблюдая, как он прячет его в один из множества незаметных карманов, обнаружившихся с внутренней стороны куртки.

"Пуля" начала замедлять ход.

— Вам придется выйти здесь, а я проеду чуть дальше, до служебного входа. Встретимся в холле.

Еще одна плохая новость. Я ничего не ответила, мрачно глядя прямо перед собой. Мне придется идти по "белому коридору" одной — ничего более ужасного я и представить себе не могла. Если Никель ставил перед собой задачу втоптать меня в землю, наказать — за уход, за беспорядок в спальне, за что-то плохое, найденное в моей голове; то ему это удалось. Одна, без блокатора, я выползу в холл дрожащим, разбитым комком страха и нервов. Если выползу вообще.

"Пуля" остановилась, и дверь капсулы открылась как раз напротив крохотной пустой комнатки — тамбура. Ни мебели, ни интерьера, ни встречающих, только еще одна дверь, ведущая дальше.

Я поднялась на ноги, и одновременно со мной поднялся кто-то еще: Тимериус. Я снова забыла про него!

Значит, я буду не совсем одна. Эта мысль принесла некоторое облегчение.

Непрозрачная стеклянная дверь плавно отгородила нас от тоннеля, из которого чуть позже донесся чуть слышный гул отъезжающего поезда, почти сразу же сменившийся неестественной тишиной, так не свойственной прибытию поезда на станцию. Наш тамбур, как и все остальные, был очень невелик и рассчитан как раз на то, чтобы вместить от одного до четырех человек. Напротив каждой капсулы располагался отдельный тамбур, так что я понятия не имела, кто еще сошел с поезда.

Впереди лежала самая неприятная часть маршрута: сканируемый коридор. В нем не был металлоискателей или охранников — лишь прототип искусственного разума, выполняющий все эти функции и проверяющий самую сложную и правдивую функцию человеческого организма — мышление.

Тимериус толкнул дверь и первым ступил в светлый, идеально прямой коридор. Счастливым он не выглядел, но при этом не испытывал видимых неудобств и почти сразу же перешел на быстрый шаг. Напротив заманчиво чернело темное пятно, выход в холл. Отсюда он казался не таким уж далеким: метров пятьдесят, не больше. Я тоже прибавила шаг: вдруг, получится быстрее достигнуть выхода?

Не получится.

Атлант уверенно шел вперед, но я все больше отставала. Шаги, сперва быстрые, становились все более медленными и неохотными. Мне захотелось позвать Тимериуса, но язык прирос к нёбу. Я почувствовала, как во мне просыпается гнев, на мгновение вытеснивший страх. Ненавижу Никеля за то, что он таскает меня туда-сюда, как марионетку! Ненавижу эти коридоры!

Обманчиво пустые. Звук шагов тонет в бархатной тишине, каждое произнесенное слово стремительно гасится, только усиливая впечатление постоянной прослушки. Колючий яркий свет пронзает насквозь, как рентгеновские лучи, заставляя чувствовать себя беспомощной, голой, с выставленными напоказ эмоциями и мыслями…

Коридоры слушали. Разглядывали. Изучали.

Вдруг показалось, что я снова сплю, только теперь вместо кротовой норы мне снится сканирующий коридор, а вместо черного вещества, сковывающего по рукам и ногам — белый свет, становящийся все более тягучим и плотным. Я не смогу сделать следующий шаг и приросту к полу живым безвольным изваянием, и тогда белые щупальца, прячущиеся под потолком, наконец покажутся и протянутся сверху-вниз, чтобы вдоволь покопаться в моей голове… (2)

Кажется, в этот момент я все-таки издала какой-то звук: Тимериус оглянулся и нахмурился. Увиденное ему не понравилось, он развернулся и пошел ко мне.

Я не смогу поручиться за то, что произошло дальше. Либо разум начал подводить хозяйку, либо это снова был всего лишь образ, всплывающий из недр подсознания. Приближаясь, хамелеон начал светиться. Пылать, сиять ярче белого коридорного света. И, чем ближе он подходил, тем сильней разгоралось свечение, а сердцу становилось легче.

Когда до парня оставалось шагов семь, я смогла поднять ногу, и тут обстановка резко изменилась, словно я переступила невидимую черту, войдя внутрь плотного, непроницаемого кокона.

Коридор преобразился. Освещение перестало казаться искусственным и холодным, сменившись неярким светом солнца. Было по-прежнему тихо, но теперь это была совсем другая, благосклонная тишина. Не застоявшийся, спертый дух склепа или подвала, а мягкое отсутствие ветра, напоминающее о прохладном, свежем вечере на природе.

— Пойдем, — атлант подошел вплотную, и теперь мне не нужно было щуриться, смотря на него — я сама оказался в центре источника света; мы испускали его вместе, и он перестал слепить меня.

Тимериус протянул руку также, как недавно сделал Никель. Вот только ладонь атланта я взяла без колебаний.

Мы пошли к выходу, и ощущение пристального внимания со стороны коридора растаяло; жадные, слепо мечущиеся щупальца шарили за пределами невидимой сферы. Я забыла ужас, накатывающий всего минуту назад; он казался далеким и нереальным, как ночной кошмар после пробуждения. Находясь рядом с Тимериусом, я почти забыла, что все еще нахожусь в сканирующем коридоре. Так тепло, надежно и уютно мне не было уже очень и очень давно.

Возможно, никогда в жизни.

Не знаю, сколько я так шла, но коридор подошел к концу быстрее, чем я смогла надышаться островком безопасности, создаваемым Тимериусом. Черная дверь, ведущая в холл, возникла прямо перед нами, и Тимериус открыл ее толчком руки.

Одновременно с этим защитный кокон сдулся, пройдя сквозь меня незримой границей, а сияние потухло и затаилось внутри атланта.

____________________

1) Чтобы ответить на звонок, звучащий в ухе, достаточно всего лишь захотеть этого.

2) Помимо запроса паспортных данных «белый» коридор проверяет сознание посетителей на наличие "опасных" слов. Найдя что-то подобное, сканер работает сильней, сканируя в выбранном направлении. Особо впечатлительные в такие моменты начинают слышать и ощущать копошение в мозге.

16. Центр Разума

Зал, в который мы попали, назывался "Отцом". После давящего на психику коридора огромный холл казался царством мудрости, равенства и справедливости. Величественным, одухотворенным, благосклонным будущим.

Назад Дальше