— А он не говорил, что делать мне?
Борк ненадолго задумался, а потом ответил:
— Нет. Практически все, что пожелаете, так я считаю.
Я приподняла брови. "Практически все" — очень гибкая формулировка, однако.
— Ну ладно, — протянула я. — Еще раз спасибо. Можешь быть свободен.
Я выждала минуту после того, как он закрыл дверь, и тоже вышла в коридор. Мне пришла в голову мысль, что можно было бы спокойно погулять по этому огромному, тихому и пустынному замку, в который меня заточили, словно сказочную принцессу. И желательно — без сопровождения в лице Борка-надзирателя и других любопытных глаз. Сейчас, когда Никеля нет, вероятность встретить здесь живых существ стремилась к нулю.
Не знаю, как объяснить, но стоило ему, одному человеку, оказаться дома, и эта вероятность становилась непропорционально выше: он обладал уникальным умением всегда появляться в неожиданных местах именно тогда, когда его меньше всего ждешь.
Я отправилась по коридору в направлении, противоположном тому, в котором пришла. Я смутно помнила, как добраться отсюда до главной, парадной части здания — та, которая так далеко от моего крыла для гостей, что "фактически можно считать, что она находиться в другом мире".
Дом действительно был огромен — когда-то давно Никель купил здание, спроектированное под отель. От коридора отходили развилки вправо и влево. Назначение многих из них было непонятно — большая часть здания пустовала; такому пространству не нашел применения даже Никель со своей разносторонне развитой личностью и многозначной суммой на счете. Я шла прямо, чтобы не заблудиться, а в голове окончательно дозревал план дальнейшего времяпрепровождения.
Лестницы, балконы, снова коридоры.
Дом был подзапущен. Не в плане чистоты, и не в плане необходимости ремонта — с этим все было в порядке — а в плане наполненности интерьеров. Я миновала несколько больших залов, с каждым из которых были связаны отдельные воспоминания из прошлой жизни. Абстракция, народные мотивы Земли или любого другого мира, футуристический стиль Высотного города и их всевозможные комбинации: я помнила все их разными, непохожими один на другой.
Некоторые "раскрашивала" я, следуя подсказкам на стенах, некоторые меняли дизайн сами — рандомно или связываясь с нейроносителем Ника. Он был хозяином дома, и искусственный разум, управляющий зданием, слушался Никеля без слов, улавливая малейшие изменения в его состоянии и настроении.
Сейчас же залы пустовали; стены и потолки спокойных, выжидающих оттенков замерли в ожидании кого-то или чего-то. Быть может, меня?
Вереница помещений вывела меня к завершающей точке маршрута. Длинные и узкие коридоры со множеством дверей остались далеко позади. Здесь были просторные холлы, мало комнат и много света. Эту часть дома я знала гораздо лучше той, в которой жила теперь.
Я пересекла очередной холл и поднялась по каменной лестнице, держась за широкие, прохладные перила. У основания лестницы находилась высокая темная дверь. Она тоже была хорошо знакома.
Я перевела дыхание. Скажи мне кто-то вчера, что я добровольно приду к спальне Никеля — ни за что бы не поверила.
_____________________
1) Через это проходят все молодые иные, впервые прибывшие из других миров: перед процедурой вживления нейроносителя разум чужаков проверяют на отсутствие знаний об истинном строении Вселенной и скрытых мотивов.
14. В спальне Никеля
Я с удивлением отметила, что еще недавно была совершенно спокойна.
Спокойно прошла по дому и равнодушно приблизилась к спальне Никеля; теперь же, когда мне оставалось всего ничего — просто попытаться открыть дверь, я не могла заставить себя даже пошевелиться. Ноги приросли к полу, а руки отказывались повиноваться.
Кажется, это была единственная дверь во всем доме, на которой имелась привычная дверная ручка, а не сканирующий квадрат. Ручка-символ, выполненная в форме мужской ладони. Черная, блестящая, очень реалистичная. Один палец — большой — отставлен в сторону, остальные слегка согнуты.
Рука ждала прикосновения.
Я нерешительно дернулась, чувствуя, как внутри нарастает волнение. Если бы только в доме не было так тихо! Тишина обретала форму за спиной, замирая в ожидании и обращаясь в слух — неужели решится?..
Я резко обернулась, чувствуя отдающиеся в ушах удары сердца: секунду назад я была уверена, что там, позади, действительно кто-то был; молча наблюдал за моей нелепой выходкой и ухмылялся.
Конечно же, там никого не было, только пустота, тишина, ожидание.
Так, спокойно. Я прислонилась к двери головой и задумалась, сконцентрировавшись на копии руки Никеля. Пока я, не отрываясь, смотрела на нее, меня переполнял спектр всевозможных чувств: от растерянности, обиды и злости до трепета и отголосков прошлого экстаза.
Погружение в эмоции помогло преодолеть нерешительность; действуя по наитию, я осторожно дотронулась до дверной ручки, провела по ней медленным, ласковым движением. От самого запястья через внутреннюю сторону ладони до большого и указательного пальцев, а затем скользнула внутрь приглашающе раскрытой руки.
Две ладони — человеческая и дверная — соединились в рукопожатии. Я отметила ее приятную теплоту, а затем услышала тихий щелчок. Прошло несколько мгновений, прежде чем я поняла, что он означал.
Со времени моего последнего присутствия в спальне Никеля прошло больше года, и не было никаких оснований полагать, что дверь откроется. По правде говоря, я собиралась постоять тут немного, убедиться, что ничего не произошло, посчитать попытку засчитанной и вернуться к себе.
Когда я убрала руку, дверь отъехала в сторону.
Войти? Будет ли это считаться проникновением со взломом, если электронный замок настроен так, чтобы впускать меня?
Не думаю — тем более, после того как Ник сам без предупреждения пришел ко мне.
Войдя внутрь, я первым делом зажмурилась, ожидая, что хорошо, прямо-таки до боли знакомая обстановка резанет по глазам. Но все, что хранилось в памяти об этом месте, изменилось до неузнаваемости, словно ее владелец сделал косметический ремонт в мое отсутствие.
То, что раньше было светлым, белоснежным и сияющим, исчезло. Теперь стены были похожи на мрамор — коричневый, с черными прожилками; пол и потолок — тоже темные, очень блестящие. Задрав голову, я разглядела свое отражение, удивленно рассматривающее меня сверху.
Спальня Никеля запомнилась мне огромной — сейчас же она выглядела просторной, да и только. На месте проходов в смежные помещения, ранее сквозных, стояли двери. Половину правой стены занимала прозрачная балконная дверь, также выполняющая функции большого окна. Она была обрамлена изящными, наполовину вдающимися в стену колоннами из того же коричневого мрамора.
И все же, почему дверь открылась? Никель был не из тех людей, кто мог забыть перенастроить электронный замок. И уж тем более не из тех, кто готов впускать кого попало в личные "покои". Кем попало я себя не считала, но из списка доверенных лиц должна была вылететь однозначно. Может, он считает меня настолько беспомощной, что не видит нужды прятать свои секреты?
Эта мысль разозлила меня. Я прошла по комнате, внимательно осматриваясь; вся мебель — рабочий стол, стулья, шкафы — была выполнена под темное дерево. Красивое, но бесполезное, необжитое дерево, потому что нигде — абсолютно НИГДЕ не было видно ничего, что можно было бы, пусть с натяжкой, назвать личной вещью.
На первый взгляд, здесь вообще не было вещей. Только лампы, картины, вазы и прочие элементы декора, сплошь новые. Непонятно — все-таки я когда-то жила в этой спальне. Дышала, спала, занималась любовью и активно влияла на ее внешний вид. А теперь я не то что не узнавала ее — я не узнавала ни одной из ее составляющих.
Хотя нет, кое-что я все-таки узнала: окно и высокую двуспальную кровать, бывшую некогда кремового, а не коричневого цвета. Они снова и снова притягивали взгляд, так как были единственными яркими пятнами во всем помещении.
Обойдя спальню по периметру, я села на маленький диван. Меня нервировала эта комната, я чувствовала себя взломщицей — хотя по сути, я ей и была.
Визуальный осмотр комнаты не удовлетворил; хотелось сделать что-то еще более дикое.
Справа от кровати находилась дверь в гардеробную: распахнув ее и пройдя внутрь, я по очереди открыла все шкафы. Передо мной предстали длинные ряды вешалок: десятки костюмов самых разных цветов, начиная от строгих, и заканчивая невероятными, попугаичьими расцветками. Ботинки, рубашки, брюки, жилетки…
Я проводила по ним руками, некоторые снимала и разглядывала более внимательно. Среди его одежды попадалась та, которую я знала; тем не менее, ощущение стерильности преследовало и здесь. Каждая деталь гардероба была чистой и выглаженной, словно перекочевав сюда прямиком из химчистки. Для полноты эффекта не хватало только полиэтиленовых чехлов на вешалках.
Не могу сказать, что меня интересовало содержимое шкафов Никеля. Вселенная, что я делаю? Со мной будто приключилось временное помутнение рассудка. Одернув себя и вернувшись в спальню, я направилась к выходу и уже потянулась к входной двери левой рукой, когда взгляд упал на новообретенный браслет.
Борк ничего не сказал про его происхождение, но кое-что я и сама сообразила. В нем чувствовалась рука Ника, браслет был похож на сережку-блокатор, как старший брат на младшую сестричку, но при этом я могла поклясться, что вижу его впервые. До "побега" я пользовалась связью напрямую через нейроноситель, а после возвращения Нику некогда было бы заниматься его созданием. А это значило — у меня кольнуло в груди — что Никель делал его для меня в то время, когда я была в Москве и очень сожалела, что не могу вырвать из себя нейроноситель на пару с четырьмя последними годами жизни.
Эта догадка сложилась с догадкой о замке, и все встало на свои места, образовав цельную картину. Никель не ждал и не надеялся, а просто знал, что я еще вернусь обратно. К нему в спальню. Я сомкнула руку вокруг браслета, чувствуя, как в груди поднимается гнев. Возможно, у меня хватит решимости сорвать его, одолжить у Борка денег и, придумав какую-нибудь историю, улизнуть и спрятаться гораздо более тщательно, чем в прошлый раз.
Но, скорее всего, нет.
Я разжала пальцы и несколько секунд непонимающе смотрела на следы от ногтей на внутренней стороне запястья.
В следующий миг я была уже у рабочего стола. Надо сказать, мебель была исполнена в земном стиле — у стола имелись выдвижные ящики с обоих сторон от кресла. Я упала на колени, схватила самый верхний левый, потянула на себя и принялась бесстыдно копаться в его содержимом.
Там лежали, в основном, бумаги и ручки — это меня не удивило. Несмотря на целый арсенал электронных устройств, некоторые записи Никель продолжал делать вручную, так как механическое письмо благотворно влияет на работоспособность мозга. Я бегло просмотрела бумаги: формулы, термины.
В них не было того, что мне нужно.
Следующий ящик тоже был забит бумагами. Я рылась все судорожнее, начиная терять надежду и чувствуя, что у меня остаётся все меньше времени. Отчаянье придало сил: следующий ящик я вырвала из пазов и перевернула, высыпав содержимое себе на колени. Та же участь постигла самый нижний ящик. Снова ничего! Листы покрыли пол вокруг, как рваное белое покрывало.
Не знаю точно, что именно я искала. Наверное, что-то, что напоминало бы меня, принадлежало мне, было куплено или подарено мною.
Вещь, которая подтвердила бы, что я действительно жила здесь, и мои воспоминания — не плод воображения. Если бы я нашла это что-то, то смогла бы узнать, осталась ли я еще в сердце у Никеля, или он стер меня оттуда также, как стер интерьер нашей совместной жизни.
Я потянулась к ящикам с другой стороны стола, и тут услышала тихий смешок позади. Я медленно опустила руки и обернулась. Больше не было причин спешить. Я влезла в его спальню, рылась в его вещах и устроила ужасный беспорядок. Мне конец.
Я не очень-то удивилась и совсем не испугалась — в глубине души я ожидала чего-то подобного. Чего я не могла понять, так это того, как он вошел — входная дверь все это время была в поле зрения, и я могла поклясться, что она не открывалась. Неужели Борк соврал, сказав, что его нет дома?
Никель стоял у окна, прислонившись плечом к колонне и сложив руки на груди. Это было облегчение — видеть его, хотя ситуация была более чем щекотливой. Я сидела и молчала. Он тоже молчал. Солнце било прямо в глаза; мне не удавалось его толком рассмотреть, но почему-то казалось, что он улыбается.
Он пошевелился, и я поняла, как он попал сюда. По контуру его фигуры промелькнуло слабое белое свечение — признак того, что это голограмма Никеля, а физически он сейчас в другом месте.
— Приезжай ко мне, — сказал он. — Только сначала прибери за собой…
Он еще раз окинул взглядом устроенный мной разгром, и добавил:
— Нет, лучше позови Борка. Пусть уберет он.
Все так же сидя в ворохе бумаг, я набрала последний вызов.
— Алло, Ксана? Я не смогу сегодня. Придется наведаться в Центр Разума.
15. Кокон
До подземной пули, следовавшей в Центр Разума, мы добралась без приключений. Да и о каких приключениях может идти речь, если со мной теперь была личная нянька-секьюрити — Борк?
Не представляю, как я жила без него все это время. Борк приготовил завтрак, прибрался в комнате Ника, узнал расписание поездов до Центра и купил билеты.
Ехать предстояло долго, около трех часов. Поездка только началась, а я уже чувствовала себя уставшей, несмотря на то, что капсула была повышенного комфорта: хоть сиди, хоть лежи, хоть танцуй.
Больше всего выматывало ожидание и неизвестность.
Мне снова предстояла прогулка по сканирующим коридорам, и эта перспектива вызывала почти те же эмоции, что и в первый раз. Только теперь, вместо смутного предчувствия притаившейся опасности, было четкое и ясное знание: я не хочу ехать в Центр Разума. С каждом разом посещения корпорации давались все тяжелее.
Я попыталась вызнать у Борка цель поездки, но тот лишь пожал плечами. Причин могло быть много. Там работал Никель, располагалась Ассоциация Чтецов и другие учреждения, связанные со сканированием и контролем разума населения. Всем жителям Высотного Города приходилось наведываться туда.
Спустя час после отправления принесли большую тарелку, заваленную тостами. Борк предусмотрел ужин, приятно приближенный к земной еде, хотя сам к нему даже не притронулся. Он по-прежнему выглядел спокойным, лишь самом дне спокойствия притаилось напряжение.
Я взяла очередной тост. На поджаренных кусках хлеба горкой лежали разнообразные закуски: искуственно-выращенный бекон, яйца пашот, зелень, сыр и, конечно, овощи. Борк заказал много. Даже не на двоих — на троих.
— Он придет, — сказала я. — Раз уж наше присутствие так важно для Ника. Пусть не с нами, доберется сам.
Незадолго перед выходом из дома позвонил Никель и велел захватить с собой Тимериуса.
Смешно! Тимериус оказался не тем, кого можно так просто взять и захватить с собой. Он не ответил на звонок, проигнорировал оставленное голосовое сообщение и не явился к отправляющейся пуле.
— Ему придется это сделать, — Борк кивнул, и его взгляд на мгновение стал жестким, — иначе босс найдет ему замену.
Вот это вряд ли.
Я готова была озвучить сомнения по этому поводу, но затем задумалась, как много известно Борку. Входит ли он в тот немногочисленный список лиц, при которых я могу распространять информацию о готовящемся путешествии?
Вполне возможно, да. Вряд ли Ник собственноручно занимался подготовкой к экспедиции, а Борк идеально подходил на роль молчаливого и преданного слуги.
— Ты слышал о хамелеонах? — я решила зайти издалека, надеясь, что по ходу разговора вопрос об осведомленности отпадет сам собой.
— Как и все, — Борк неопределенно пожал плечами. — Они — часть истории. Когда-то их роль в освоении соседних миров была очень весомой, но…