Она взывала к его совести, а он совершенно не испытывал каких бы то ни было угрызений. Может, он и был мерзавцем, но о каком чувстве вины можно было говорить, если их отношения походили на договор купли — продажи? Разве он испытывал чувство вины по отношению к старой машине, которую менял на новую? Нет, он вовсе не относился к Эле так, проблема была в том, что это она сама свела все в подобную плоскость.
Хотя он действительно был перед ней виноват. Он позволил ей думать, что будет бесконечно платить за возможность ее трахать. И оба они были виноваты в том, что их брак скатился в товарно-денежные отношения, где все было известно заранее и выгодно обеим сторонам. А ведь он уже давно мог дать ей понять, что его это не устраивает. Хотя нет, все же не мог. Просто потому, что до Вари этого совершенно не понимал.
— Давай оставим эти представления для драматического театра, — наконец ответил он Эле ровным тоном, — и сделаем все гораздо проще. Сколько?
— Сколько? — Она смотрела на него так ошарашенно, что он готов был поверить, что действительно зашёл слишком далеко в своем цинизме. И, возможно, поверил бы, если бы не одно «но» — ему было попросту все равно, как он выглядит в ее глазах. Падение в статусе от живого кошелька до бессовестного мерзавца было не таким уж и болезненным, и мало что меняло между ними, разве не так?
— Ну да, — кивнул он, продолжая зачем-то вглядываться в красивые, хорошо знакомые ему черты. — Сколько стоит твое прощение, Эля?
Ее глаза зло сверкали, крылья носа гневно раздувались и он почти ожидал, что она сейчас бросится на него, чтобы расцарапать ему рожу, точно разъярённая кошка, но это было бы совсем не в ее стиле. Вместо этого она подошла к нему ближе и отчеканила:
— У тебя нет столько денег, Кирюша. И единственная причина, по которой я готова тебя простить — при условии, что ты этого попросишь, как следует — это наш будущий ребенок.
— М-м-м, — протянул он, делая вид, что размышляет над услышанным, а затем, глядя жене прямо в глаза, отрезал:
— Какая жалость, что я не собираюсь извиняться.
— Что? — снова переспросила Эля. — Ты совсем охренел?
— Можешь называть это как угодно, но я бы предпочел формулировку «влюбился».
— Ты… что?
Он пожал плечами.
— Я не хотел, чтобы ты узнала все так. Но это никак не меняет того факта, моя дорогая, что наш брак подошёл к концу.
Глава 21
Вот теперь она казалась действительно убитой. Он даже испытал по отношению к ней жалость. Жалость, но ни малейшего раскаяния в том, что сделал.
Неверной походкой Эля подошла к дивану и рухнула на него, глядя перед собой невидящими глазами.
— Сука… — прошептала она. — Ну сука… за моей спиной…
— Варя тут ни при чем, — резко отреагировал Кирилл. — Я хотел этого сам.
Неожиданно накатившая злость заставила его добавить:
— Бл*дь, Эля, ты что, сама не понимаешь, что ничего нормального в наших отношениях давно не было? Ничего настоящего! Забота, близость, поддержка — тебе вообще знакомы эти слова? Деньги! Вот и все, что тебя рядом со мной держало! Ну давай, скажи, что это не так!
Она вскинула голову, скользнув по нему презрительным взглядом, а затем неприятно, резко расхохоталась.
— Да! — вскочив на ноги, она приблизилась к нему и ткнула наманикюренным пальцем в грудь. — Да, мне нравилось, что у тебя есть деньги! И что в этом дурного? Да знаешь ли ты, Кирюша, что значит нуждаться? Знаешь ли, что такое донашивать чужие вещи и питаться объедками из столовой, которые приносила домой мать? Знаешь, что значит дружить с отбросами вроде этой твоей драгоценной Вари, потому что другие не хотят с тобой общаться из-за того, что у тебя нет денег? Да ты понятия обо всем этом не имеешь!
От этой тирады он почувствовал себя мерзко. Отвращение, что испытывал от ее рассуждений, смешивалось в нем с жалостью к девочке, которая страдала от чужой жестокости. Но ведь Варя, которая, очевидно, жила не многим лучше, была совсем иной. Она же сумела это перешагнуть и не превратиться в расчётливую стерву. Он понял вдруг, что, несмотря ни на что, не может винить Элю в том, как она к нему относилась. У него внутри не осталось ничего, кроме простого желания покончить со всем этим — этим браком, этой ложью, этими фальшивыми отношениями.
А жена продолжала говорить. Отвернувшись, глядя куда-то в сторону, выплескивала наружу столь многое о себе, о чем он совершенно не подозревал за все годы брака.
— А знаешь, что такое отчаяние и беспомощность, Кирюша? Когда даже не на что похоронить отца, которого сбила какая-то пьяная свинья на дорогой иномарке? Знаешь, каково это — унижаться перед родственниками и соседями, умоляя одолжить хоть немного денег? И так — годами! Годами, твою мать!
Повернувшись к нему лицом, она, гордо расправив плечи, сказала:
— Я всегда знала, что мой единственный шанс на лучшую жизнь — это выгодно выйти замуж. Я пообещала себе, что выберусь из этого дерьма раз и навсегда. И да, я использовала тебя ради этой цели. Можешь ненавидеть меня за это, но будь у меня выбор — я бы сделала все снова. Что толку от любви, если дома нечего жрать? Мои родители любили друг друга, но какое это имеет значение, если денег в семье ни на что не хватало? Любовью не будешь сыт, Кирюша. Но тебе этого попросту не понять, — подытожила Эля с нескрываемым отвращением.
— Ошибаешься, — возразил он. — Ты прекрасно знаешь, что моя семья тоже жила достаточно скромно. Я всего добился сам. Всего того, чем тебе так нравилось пользоваться.
Она ничего не ответила. Лишь издевательски поаплодировала, с неприятной, кривой усмешкой, исказившей красивые губы. Он понял, что впервые видит перед собой настоящую Элю. Обозленную нищим детством, боящуюся потерять финансовое благополучие. Впрочем, с последним он был в силах ей помочь. И это было единственное и наилучшее, что он мог для нее сделать.
— Я позабочусь о тебе, — пообещал Кирилл. — После развода ты получишь достаточно денег, чтобы ни в чем не нуждаться. Я хорошо тебе заплачу.
Она медленно подняла на него глаза, в которых затаилось нечто зловещее, делавшее ее сейчас похожей на змею, готовящуюся нанести смертельный удар.
— О да, ты действительно мне заплатишь, — сказала она с жуткой улыбкой. — Только совсем не так, как думаешь.
— О чем ты? — поинтересовался он внешне спокойно, но сердце, предчувствуя нечто чудовищное, стало биться в груди как-то тяжело и надрывно.
— Думаешь, твоя Варя лучше, чем я? — спросила Эля и, не дожидаясь от него какой бы то ни было реакции, продолжила:
— Ни хрена. Она продала тебя, Кирюша. Она легла под тебя только потому, что я ей за это хорошенько заплатила.
Он ощутил себя так, будто его внезапно оглушили. Слышал слова, которые произносила Эля, но совершенно не понимал их смысла.
— Зачем? — вот и все, что он сумел сказать. Но осознать ответ Эли было гораздо труднее:
— Потому что я бесплодна.
Она больше ничего не добавила, но этого и не требовалось. Он все понял и так.
Эти две женщины сошлись ради того, чтобы его одурачить. И самым чудовищным во всем этом было даже не то, что Варя трахалась с ним ради денег.
Самым чудовищным было то, что она готова была отдать за кругленькую сумму собственного ребенка. Своего родного ребенка.
Которого, вполне вероятно, он заделал ей этой ночью как последний идиот.
Чертов наивный идиот.
— Варвара Павловна, добрый день.
В палату матери Вари заглянул лечащий врач, и она мгновенно подобралась, почуяв неладное. Сама не знала, почему, но боялась. Например, услышать что-то, что способно будет перевернуть её жизнь, хотя, казалось бы, после того, как она сбежала от Кирилла и Эли, это уже произошло.
— Добрый день.
Варя поднялась со стула, на котором сидела возле постели матери, и взглянула на врача вопросительно.
Последние несколько дней она прожила в каком-то вакууме. Ей чудилось, что её загнали в закрытое стеклянными стенами пространство, из которого она и смотрела на окружающий мир. И в котором воздуха было так мало, что Варя задыхалась. Она уговаривала себя не думать о том, что Эльвира наговорила Кириллу после того, как они остались вдвоём, но так или иначе возвращалась к этому в мыслях.
— Вы не могли бы уделить мне пару минут?
Варя бросила тревожный взгляд на мать, и увидела, как та тоже смотрит на неё с неподдельным беспокойством.
— Да, конечно.
Она постаралась растянуть губы в улыбке, чтобы мама не волновалась, и, поднявшись на ноги, вышла из палаты следом за врачом, уже предчувствуя, что этот разговор ничего хорошего не принесёт.
— Варвара Павловна, я хотел бы поинтересоваться тем, когда будет внесён следующий платёж за пребывание вашей матери в нашей клинике.
Врач поправил очки на носу и взглянул на неё с вежливым ожиданием, от которого у Вари заколотилось сердце. Разве ей не говорили совсем недавно, что лечение её матери полностью оплачено Элей?
— Я не понимаю… Кажется, за реабилитацию были внесены все необходимые суммы, — пролепетала она.
— Да, так и было. Но на днях тот, кто вносил деньги, отозвал платёж. Пребывание вашей матери оплачено до завтрашнего утра, и если нужная сумма не поступит на счёт клиники…
Он развёл руками. Продолжать не стал, да это было и не нужно. Варе всё было ясно и так.
— У меня нет таких огромных денег, — выдавила она из себя, не представляя, что ей делать дальше. Видимо, забирать мать домой и ждать, когда Эля начнёт требовать возмещения всех убытков. А это случится очень скоро.
— Мы можем помочь вам в транспортировке вашей матери. Специально оборудованная техника, все удобства.
— Нет… не нужно. — Варя сделала глубокий вдох и прежде, чем вновь ретироваться в палату, добавила: — Не нужно, мы сами. И спасибо вам за всё.
Она зашла в квартиру, с порога показавшуюся тесной клеткой с пропитавшим всё кругом запахом пыли и безысходности, опустилась на стул, стоящий в прихожей, и уставилась в одну точку.
То, что случилось сегодня, выбило из колеи. Нет, Варя часто задавалась вопросом, как теперь ей нужно отдавать долг Эле, но к тому, что последняя решит отозвать платёж, была не готова. И к жизни с парализованной матерью вне стен реабилитационной клиники — тоже.
А ещё она молила Господа, чтобы их с Кириллом ночь и утро не привели к тому, что было сейчас страшнее всего остального — беременности. И пока срок, чтобы выяснить это, не подошёл, приходилось изводиться от неизвестности.
Варя тяжело поднялась на ноги и направилась в сторону комнаты матери. Нужно было хоть немного прибраться прежде чем завтра она перевезёт сюда ту, возле которой будет проводить почти всё время.
Звонок в дверь через пару часов заставил Варю испуганно выдохнуть и инстинктивно взглянуть на часы. Как будто знание о том, сколько сейчас времени, могло ответить на единственный вопрос, что бился в мозгу — кто приехал к ней этим вечером? Радость от того, что это мог быть Кирилл, сменилась жутким страхом, что это действительно он. Она не представляла, с какой целью Кир мог оказаться на пороге её квартиры, как и не представляла того, что ей ему говорить.
Варя закусила нижнюю губу до боли, которой пыталась отрезвиться, после чего всё же направилась в прихожую, где не сразу, но взглянула в глазок на двери. И тут же застыла на месте — это действительно был муж Эльвиры. Чужой муж — поспешила Варя напомнить себе.
Трусливое желание не открывать и сделать вид, что её нет дома, стало таять минут через пять. На протяжении которых Кир жал и жал на кнопку несчастного звонка. И видимо, планировал оставаться возле двери в её квартиру ровно до тех пор, пока Варя бы ему не открыла.
Потому пришлось всё же повернуть замок, чтобы мгновением позже, увидев на пороге Кирилла и поняв, что он ей не привиделся, проговорить:
— Привет. Прости, я убиралась и не сразу услышала, что кто-то звонит в дверь.
Глава 22
— Привет, — тихо поздоровался он в ответ. — Можно войти?
Велико было искушение сказать «нет», хотя Варя и понимала, что это ничем ей не поможет. Если уж Кир приехал, значит, не уедет до тех пор, пока не выяснит всё, что ему нужно.
— Заходи, конечно, — пожала плечами Варя, стараясь казаться равнодушной. Хотя, безразличие — последнее, что чувствовала в этот момент.
Как только Кирилл оказался в её квартире, она почувствовала себя так, будто её загнали в угол, откуда не было выхода.
— Ты ведь знаешь, зачем я здесь.
Кир не спрашивал, он говорил об этом как о чём-то само собой разумеющемся. Но был неправ. Она не знала, зачем он приехал к ней. Могла предполагать, но не более того.
— Поговорить… о чём-то? — Варя едва удержалась от того, чтобы поморщиться. Её слова самой ей показались ужасно глупыми. Ну не чаю же Кирилл приехал выпить.
— Да. И надеюсь, что в этот раз услышу правду.
Он приподнял бровь, с вежливым интересом взглянул на Варю, и ей от этого взгляда стало не по себе. Нет, она прекрасно понимала, что сама разрушила всё то, что их связывало, но от осознания, что всё закончено, внутри появилась горечь.
— Эля разве тебе ничего не рассказала? — тихо уточнила Варя, и Кирилл холодно усмехнулся.
— Рассказала. Ты с самого начала знала о её плане, не так ли?
— Так.
— Я хочу услышать его весь. Целиком. От и до.
Варя сделала глубокий вдох. Зачем Кириллу было нужно, чтобы она повторила то, что и без того ему озвучила Эльвира, она не знала, но и молчать не собиралась.
— Вообще с самого начала рассказывать?
— Уж будь добра.
Она присела на краешек стула, опустила глаза в пол. Ей не было стыдно, вовсе нет. Её выворачивало наизнанку совсем от иного чувства, имени которому дать не могла. Знала только, что даже дышать толком не может, когда ощущает всё то, что рождалось в этот момент.
— Мы с Элей действительно дружили ещё в школе. Потом расстались, а совсем недавно снова встретились. Мне была очень нужна работа, и Эльвира предложила стать суррогатной матерью для тебя и для неё. Вынашивать вашего ребёнка.
— Так… дальше.
Она замолчала, потому что вновь нахлынули воспоминания о том, что почувствовала, стоило только ей услышать предложение Эли.
— Я отказалась. Поначалу. А потом с мамой случилась беда.
— Конкретнее.
— Инсульт. Она прикована к постели. Инвалид. Нужна была реабилитация. Врачи говорили, что чем скорее всё начнётся, тем больше шансов на выздоровление. Но денег у меня не было.
— Тогда Эля..?
— Тогда Эля сказала, что она бесплодна. И что ей очень нужно, чтобы ваш ребёнок появился на свет как можно скорее. Но способы, которым можно было этого добиться без того, чтобы мы с тобой переспали, её не устраивали.
— Почему?
— Потому что это требовало времени.
— И ты должна была со мной трахнуться, чтобы заполучить от меня ребёнка?
— Да. После того… ну…
— Как вы обе обманули меня с удачным ЭКО.
— Да.
— Понятно.
Он заложил руки за спину и принялся смотреть на небольшую дешёвую картину, висящую на стене. И Варе стало стыдно — за то, в какой нищете жила. За то, что именно это толкнуло её на обман. И за то, что предала, по сути, того мужчину, которого полюбила.
— Что с твоей мамой сейчас? — поинтересовался Кирилл безразличным тоном.
— Завтра она переедет из клиники обратно домой. Эля отозвала платёж, который сделала несколько дней назад.
Кир впился взглядом в её лицо — но лишь на несколько секунд. Потом снова отвернулся, и Варя почувствовала себя безумно одинокой и несчастной. А главное, знала — она сама виновата в этом.
— Значит, ты больше ничего ей не должна?
— Должна. Мама ведь в этой клинике находилась с самого начала.
— Сколько?
— Я точно не знаю, не считала. Это Эля вносила деньги.
— А расписки? Ты ей писала?
— Да. И договор мы с ней заключили тоже.
— Копия у тебя есть?
— Нет. Всё у Эли.
На мгновение Варе показалось, что Кирилл вот-вот шагнёт к ней, обхватит за плечи и хорошенько встряхнёт. Обзовёт дурой, которой она себя сейчас и ощущала, скажет, что теперь всё позади, и что ей больше не нужно сходить с ума от того, что на неё свалилось. А потом — позволит искупить свою вину. Но вместо этого он лишь проговорил: