Потеряв терпение, Белецкий подцепил вилкой солёный огурец и сунул Жорке прямо в зубы. Тот послушно захрустел, отвлекаясь от темы беседы, чему Белецкий был несказанно рад.
А в целом, празднование задалось. Они танцевали под магнитофон и пели под гитару, декламировали стихи (артисты же! куда без этого…), устраивали какие-то безумные игры и розыгрыши… Апофеозом веселья стало по-настоящему неожиданное явление Деда Мороза, в котором многие без труда узнали Антона Шаляпина с последнего курса. Он специально пришёл на их этаж, чтобы поздравить “малышей”-первокурсников с наступающим девяносто четвёртым годом и оставить для них мешок подарков. Впрочем, “подарками” их можно было назвать чисто символически. На самом деле, это были всего лишь шутливые новогодние предсказания, написанные на клочках бумаги. Оживлённо галдя, студенты поочерёдно запускали в мешок руки и выуживали свою “судьбу”. И, надо отметить, она была к ним всем более, чем благосклонна: обещала блестящую карьеру в театре или кино, съёмки у лучших режиссёров страны, кому-то пророчила успех аж в самом Голливуде и получение “Оскара” за лучшую роль, сулила баснословные гонорары и многомиллионные фан-клубы по всему миру. Белецкий вытащил бумажку, которая гарантировала, что он станет секс-символом российского кино, и лишь рассмеялся от этой нелепицы.
А под бой курантов все девчонки дружно писали свои заветные желания на листочках, торопливо сжигали их, высыпали пепел в бокал с шампанским и быстро выпивали. Детский сад, конечно, но всем было жутко весело.
“Интересно, что она загадала?” — подумал Белецкий, исподтишка наблюдая за Кетеван, которая, закусив нижнюю губу и то и дело убирая падающие на глаза волосы, воодушевлённо строчила что-то. Хотя тут к гадалке не ходи — наверняка что-нибудь сказочно-киношно-сентиментальное в духе “хочу выйти замуж за Аслана, жить с ним вместе долго и счастливо и умереть в один день”…
— Ура!.. Ура-а-а!!! С новым годом, с новым счастьем!.. — орали все, обнимаясь, а за окнами раздавались залпы салютов и взрывы петард.
После наступления полуночи у празднования открылось второе дыхание — с удвоенным энтузиазмом зазвучали тосты, вновь зазвенели рюмки, кто-то накладывал себе очередную порцию салатика… а кто-то уже спал лицом в тарелке. Кажется, это был Жорка. Девушки-хозяюшки, волнуясь, уговаривали гостей не объедаться и “оставить место для тортика”.
Воспользовавшись всеобщей суетой, Белецкий пробрался к Кетеван и тронул её за руку.
— Можно тебя на минутку?.. На пару слов.
Она удивлённо кивнула. Белецкий потянул её за собой из кухни. Ему нужно было найти укромный уголок, где им никто бы не помешал…
Комната, где жила Анжела Климова с другими девочками-однокурсницами, сейчас пустовала и (очень кстати) оказалось незапертой. Белецкий втащил туда Кетеван и аккуратно прикрыл за собою дверь.
Едва они остались наедине, вся смелость его покинула. На самом деле, он всего лишь собирался вручить ей новогодний подарок — не хотелось делать это при свидетелях. Но сейчас даже самые обычные, простые слова давались ему с трудом. В конце концов, он молча достал свой подарок и без излишних церемоний надел Кетеван на руку.
Это был изящный серебряный браслет старинной работы, доставшийся ему от бабушки с папиной стороны. С отцом после развода родителей Белецкий практически не общался, потому что тот жил с новой семьёй на другом конце страны и, видимо, не особо скучал по сыну. Бабушки же давно не было на этом свете, а вот браслет остался. “Подаришь его той, которую полюбишь всем сердцем, — сказала тогда она, заговорщически подмигнув обожаемому внуку. — Я верю, Сашенька, что ты сделаешь достойный выбор”.
— Ой… — потрясённо выговорила Кетеван, поднимая руку к лицу и поворачивая её в разные стороны, чтобы получше рассмотреть браслет. — Какая прелесть!..
— Тебе правда нравится? — обрадовался он.
— Ну конечно! — воскликнула она, сияя. — Это… просто невероятно красиво. Мне, на самом деле, даже неловко… Разве я должна принимать от тебя такие подарки? Он же, наверное, жутко дорогой и всё такое…
— Не думай об этом, — отмахнулся он. — Самое главное, что тебе он пришёлся по душе. Тебя это ни к чему не обязывает, — добавил он зачем-то, хотя, положа руку на сердце, многое отдал бы за то, чтобы заставить её почувствовать себя хоть капельку чем-то обязанной ему.
— А ведь я тоже приготовила для тебя подарок! — спохватилась Кетеван и расстегнула свою сумочку. — Целый месяц над ним корпела, между прочим — цени мою жертву, — и смущённо улыбнулась, давая понять, что шутит.
Это был шарф. Тёплый шерстяной шарф, который она связала для него своими собственными руками…
— Чтобы он всегда согревал тебя в морозы, — добавила она, искренне любуясь своим творением и уже пытаясь завязать шарф на его шее, чтобы взглянуть, как он будет смотреться.
А Белецкого вдруг будто озарило. Точнее — торкнуло. Он увидел себя и Кетеван со стороны: оставшись вдвоём в пустой комнате в новогоднюю ночь, они дарят друг другу подарки, её руки обвивают его шею… А между тем, Аслан по-прежнему существует, он никуда не делся. Это о нём она мечтает, о нём плачет, его имя шепчет перед сном и пишет на бумажке, загадывая заветное желание…
Он резко отбросил руки Кетеван, буквально оттолкнул её от себя.
— Сандро, что… что случилось? — опешила она. — Тебе не понравилось?
— Ты бы мне ещё рукавички связала, — со всей язвительностью, на которую только был способен, произнёс Белецкий. — Как младшему братику, чтобы не простужался и сопельки не текли. Как ты тогда обо мне сказала?.. Швило?.. Ну, так “швило” и есть… Ребёнок. Дитятко неразумное. Ты же именно таким меня воспринимаешь? И Аслану своему так про меня рассказываешь? — он распалялся всё больше и больше. — Или вы вообще обо мне не говорите? Хотя да, кто я такой, чтобы даже упоминать обо мне… Кто-то вроде евнуха в чужой спальне! Абсолютно безгрешный и безопасный, очень удобный "друг"… Да только вот я ни хрена не евнух, слышишь?! И ты даже представить себе не можешь, что я мечтаю сделать с тобой… и как…
— Дурак, — обиделась Кетеван, бледнея на глазах. Развернулась, чтобы уйти, но он уже опомнился и ужаснулся тому, что сказал. Сделал быстрый шаг, преграждая ей дорогу, и притиснул девушку к стене. Жёстко, почти грубо. Она затихла и смотрела на него испуганно. Он взволнованно дышал, не отрывая взгляда от её губ. “Поцеловать… надо сейчас же её поцеловать”, - стучало у него в висках, но он всё не решался. Хотя знал, интуитивно чувствовал, что если захочет и сделает это — она не оттолкнёт его в данный момент. А впрочем, плевать. Если бы он действительно решился поцеловать её, ему было бы абсолютно всё равно, даже если бы она сопротивлялась и кричала.
…Он не стал этого делать. Отступил назад, выпуская Кетеван из захвата, и понял, что силы его совершенно оставили.
— Чего ты хочешь от меня, Кети? — выдохнул он с отчаянием, привалившись спиной к стене, медленно опустился на корточки и прикрыл в изнеможении глаза. — Ты же видишь, ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. Зачем ты меня приручила? К чему все эти игры? Взгляды? Прикосновения и объятия? Подарки?! — он изо всех сил сдерживался, боясь позорно разрыдаться, как малый ребёнок. Вот тогда действительно получится самый настоящий “швило”…
— Если ты и в самом деле видишь во мне просто друга… то отпусти меня, пожалуйста. Не давай надежды. Не режь по живому…
Она аккуратно присела на корточки с ним рядом и осторожно провела ладонями по его щекам.
— Сандро…
Белецкий открыл глаза.
— Я так больше не могу… — прошептал он.
— Я не хотела, чтобы так вышло, — пролепетала она растерянно и виновато, с болью всматриваясь в его синие глаза, потемневшие от долго сдерживаемых, так и не пролитых слёз. — Я… совсем запуталась.
— Запуталась? — переспросил он.
— Да, я… я не знаю, что к тебе чувствую. Я люблю Аслана, но… ты мне тоже нравишься… правда… — выдохнула она. Ресницы её задрожали. — И меня это пугает. Я понимаю, что не должна… что это неправильно…
— Почему — неправильно? — заорал он, меняясь в лице. — Да что здесь неправильного?! Тебя тянет ко мне, меня… ты и так в курсе, так в чём проблема?!
— В том, что я люблю Аслана, — внезапно разозлившись, тоже закричала она, испепеляя его гневным вглядом. — Люблю! Слышишь? Только его одного! И буду любить до самой смерти!!!
“Но я другому отдана, — я буду век ему верна”, — некстати всплыли у него в голове пушкинские строки.
— Ну и катись ты к дьяволу, — выдохнул Белецкий устало, поднимаясь. Он словно подвёл для себя некую условную черту. Поставил точку. И в голове, и в сердце была мертвенная пустота. Ледяная стылость.
Вот и поговорили…
Он не помнил, как добрёл до комнаты Жорки, нашёл там на кровати в груде верхней одежды, сваленной друг на друга, свою куртку, как спустился по лестнице и вышел в ночь…
Перед тем, как дверь общаги за ним захлопнулась, в спину выстрелили строки из песни “Агаты Кристи”:
— Но я устал, окончен бой, беру портвейн, иду домой.
Окончен бой, зачах огонь и не осталось ничего…
И правда. Ничего не осталось.
ЧАСТЬ 2
Запомни… а лучше выучи, как пароль:
грусть имеет предел, и любая боль
преодолима, лишь оттолкнись от дна.
Счастье случается, вера в него нужна!
И не старайся зря подобрать ключи
к сердцу тому, что рядом с твоим молчит.
Сильные плачут, слабые только врут.
Помни, на каждый пряник всегда есть кнут.
Вместо "тянуть резину" — руби с плеча,
о близких и нужных людях умей молчать.
Друг может выстрелить в спину, а враг спасти,
если ты сделал выбор — тебе нести.
Время не лечит, если не хочешь сам,
даже у Бога оставлен любовью шрам.
Знай, что у каждого страха есть стоп-рычаг!
Мысли — твоя тюрьма, но и твой очаг.
Пустое даётся легче, но суть одна:
за важные в жизни вещи горька цена.
Не верь в бесконечность завтра, живи "сейчас",
да будет любая правда тебе в запас!
Ответы ищи в тишине, оставляя шум…
…и это последнее, что для тебя пишу…
2019 год, Москва
Определившийся номер был ему незнаком, однако, услышав в трубке хрипловатый и низкий женский голос, он даже не удивился. Словно знал это заранее.
— Здравствуй, Сандро, — волнуясь, произнесла собеседница. — Это Кетеван.
— Здравствуй, Кети, — откликнулся он после секундной заминки. — Я узнал.
— А, ну да, конечно, — она засмеялась коротким отрывистым смехом. — Наверное, больше никто из твоего круга общения не называет тебя "Сандро"…
— Не поэтому. Просто узнал. Голос у тебя не изменился.
— Приятно слышать, — ответила она. Повисла неловкая пауза.
— Как ты меня нашла? — поинтересовался наконец Белецкий. Она снова издала странный нервный смешок.
— Шутишь?! Да тебя каждая собака знает. Ты же у нас теперь… звезда.
— Я не в этом смысле. Кто дал тебе номер моего телефона?
— А что, это засекреченная информация? — Кетеван пыталась отшучиваться, но он понимал, что она тоже страшно волнуется. Как и он сам… Стараясь владеть своим голосом, он, тем не менее, так стиснул пальцами спинку дивана, что та аж заскрипела.
— И всё-таки? — с нажимом произнёс он.
— О, как всё серьёзно. Ты так оберегаешь своё личное пространство? Я тебя даже боюсь… Анжела, конечно, предупреждала, что ты стал довольно замкнутым и закрытым в последние годы, но чтобы настолько…
Всё ясно… Анжелка, его бывшая жена.
Белецкий прерывисто вздохнул.
— Я не знал, что вы с ней общаетесь. Ты давно в Москве?
— А с чего ты взял, что я в Москве?
— Номер московский определился.
— Ах да, точно… — она хихикнула, дивясь собственной глупости. — Со вчерашнего вечера.
Он молчал. Теперь Кетеван должна была объяснить, чем вызван её звонок, чего она, в конце концов, от него хочет. Но она как-то растерялась, замешкалась… Это было невыносимо.
— Зачем ты мне звонишь? — спросил он прямо.
— Зачем? — её обескуражил этот вопрос. — Я надеялась… я думала… ты что, не рад меня слышать?
— Рад? — он хмыкнул. — Кети, это немного не то слово. Я… просто в шоке. Потому и хочу узнать, зачем понадобился тебе двадцать лет спустя.
— Ты не допускаешь мысли о том, что я могла просто соскучиться? Вдруг меня внезапно накрыла ностальгия по годам учёбы, по Щуке… по нашей дружбе и по тебе.
— Ага. Внезапно накрыла, — ровным голосом повторил он. Она психанула:
— Чёрт, я так не могу!!! Не могу по телефону… У меня полное ощущение, что я разговариваю с чужаком. С незнакомцем, а не с тем Сандро, которого я знала…
"Ты не знаешь меня, теперешнего, — подумал Белецкий. — Совсем не знаешь, Кети".
— Это нормально, — сказал он вслух. — Мы оба изменились, слишком много времени прошло.
— Прости, я, наверное, действительно свалилась тебе, как снег на голову… — пробормотала Кетеван. Ему показалось, что она с трудом сдерживает слёзы.
— Подожди, — перебил он торопливо, уже сдаваясь, уже понимая, что не сможет ей отказать. — Если тебе легче лицом к лицу… если ты хочешь увидеться — хорошо, давай увидимся. Но учти, у меня очень плотный график. Сегодня я освобожусь только около одиннадцати вечера.
— Я знаю, — она шмыгнула носом, — у тебя спектакль…
— Можем увидеться до моей утренней репетиции, выпить кофе где-нибудь недалеко от театра… Скажем, часов в девять. Тебе удобно?
— Удобно! — она ухватилась за это предложение, как утопающий за соломинку. — Сандро, мне всё удобно! Только скажи, куда нужно подъехать…
Условившись о месте встречи, Белецкий отключил телефон и некоторое время сидел, уставившись в одну точку невидящим взглядом. Казалось, что не произошло ничего страшного: мир не перевернулся, всё осталось на своих местах, просто бывшая однокурсница и по совместительству первая любовь позвонила ему с просьбой о встрече… Это ведь ни к чему его не обязывает. Не обязывает, верно?.. Но смутное ощущение неправильности происходящего уже зародилось в нём и теперь разливалось по венам тревожно-ядовитым предчувствием.
1994 год, Москва
Их холодная война продолжалась до самого конца зимы.
В январе ещё куда ни шло — сначала сдавали сессию, затем начались каникулы… А вот февраль принёс с собой возобновление занятий, и волей-неволей Белецкому и Кетеван пришлось сталкиваться в коридорах и аудиториях Щуки.
Всё это время они не разговаривали. Ни разу не перекинулись ни словечком, даже в компании однокурсников избегали смотреть друг на друга, пусть даже мимолётно. Это подчёркнутое игнорирование выглядело столь демонстративным, что не осталось незамеченным ни для кого, включая преподавательский состав.
— Белецкий! Нижарадзе! — сердился Мастер. — Может, оставите свои личные разборки за стенами училища? Здесь надо работать, друзья мои. Работать до кровавого пота, а не устраивать показательные истерики…
Слышать это было унизительно и неприятно, но Белецкий ничего не мог с собой поделать. Он не хотел даже глядеть в сторону Кетеван. Чтобы… чтобы не сорваться.
Он отчаянно тосковал по ней. По их общению, прогулкам, беседам на уютной кухне в компании милой тётушки, по совместным визитам в общагу, по их спорам и даже ссорам… Вот только так всерьёз они ещё никогда не ругались.
Иногда ему казалось, что он ненавидит её. Ненавидит за эту необъяснимую власть над ним, за дерзкую красоту и вызывающее поведение, за все те душевные (да и физические тоже!) муки, которые ему пришлось вынести по её милости. Но… стоило вновь услышать неподалёку её заливистый смех, неподражаемый хрипловатый тембр голоса, уловить аромат её волос, подсмотреть украдкой за трепетанием её ресниц… и он понимал в отчаянии, что по-прежнему обречённо, безнадёжно, безумно любит её.