Четко и продуманно.
Расставить персонажей по полочкам и каждому присвоить отдельную роль. Это пугает и заставляет нервничать, потому что я уже сомневаюсь, стоит ли выходить за него замуж.
Мы подъезжаем к подъезду, и я удивляюсь, что все прошло настолько гладко.
Вадим просил соблазнения, но я посылаю его просьбу к черту. Скажу, что его брат совершенно не обращает на меня внимания. Я выхожу из машины и поднимаюсь по лестнице в квартиру.
Переодеваюсь в джинсы и футболку, вытаскиваю из волос шпильки и кое-как собираю их в хвост. Я делала профессиональную прическу, и теперь не могу их даже расчесать, так что они уложены как-нибудь, но для боулинга сойдет и так.
Я уже собираюсь выходить, но дверь открывается и на пороге показывается Максим. Он смотрит на меня своим тяжелым взглядом, окидывает с ног до головы и спрашивает:
— Ты скоро?
— Да, только сумочку возьму.
Иду в комнату за сумкой, а у самой сердце колотится, как бешеное.
Он здесь, в одной квартире со мной, и это не то, что настораживает.
От этого хочется завыть. Я подхожу к кровати, куда бросила сумочку, беру ее в руки, поворачиваюсь и натыкаюсь на Максима.
Буквально влетаю в него и чувствую его руки на талии. Он поддерживает меня, чтобы я не упала, и мне кажется, что мгновение замерло.
Но он быстро отпускает меня и отходит на шаг.
— Идем? — спрашивает, но все так же стоит и смотрит на меня.
А потом преодолевает препятствие, подходит ближе и обнимает за талию, склоняется и легонько целует.
Проводит языком по моим губам, проталкивая его внутрь и распространяя по телу жар. Я все еще пытаюсь удержать себя на краю, сдержаться и не упасть в пропасть.
Но Максим хватает меня рукой за затылок и притягивает ближе. Буквально царапает поцелуем, обжигает губы и делает так, что я закрываю глаза и теряюсь в этих чувствах.
Я даже не пытаюсь сравнить его с Вадимом.
Нечего сравнивать.
Он лучший, и этим все сказано. Мне кажется, что мы теряем ощущение времени, перешагиваем черту реальности в другой мир. Туда, где нас не ждет Вадим, где нет два года разлуки и проблем.
Машенька…
Я выныриваю из этого мира за мгновение, и Максим ощущает мою перемену.
Он отпускает меня и отходит, тяжело дышит и смотрит на меня, я пытаюсь что-то сказать, но только открываю и закрываю рот, вдыхая побольше воздуха.
— Яяяянаа, — протягивает руку, и я отшатываюсь.
— Нет, пожалуйста, — шепчу, а на глаза наворачиваются слезы.
Я хочу обратно к нему в объятия.
Хочу, чтобы он снова поцеловал меня, чтобы захватил в кольцо рук и не отпускал.
— Прости, — наверное, я выгляжу слишком жалко, потому что Максим извиняется. — Поехали, Вадим ждет, — я поднимаю на него глаза и смотрю ошалевшим взглядом: — Я не буду тебя трогать. И говорить не буду. Поехали, а то жених будет волноваться, — он не удерживается от сарказма, но мне и плевать на это в данный момент.
Я беру сумку и прохожу вперед, выхожу из квартиры и жду, когда он спустится, закрываю дверь и иду вниз.
Я все так же сажусь в машину и отворачиваюсь к окну, смотря на город. Я молчу, когда он извиняется еще раз и бросает обещание больше так не делать.
Он обещает, а я?
=Попытка поговорить
Максим
Я выхожу на улицу, открываю дверцу машины, достаю давно забытую пачку сигарет и закуриваю. Жду, когда Яна спустится и пытаюсь успокоить нервы. Я слабо помню, как поднялся в ее квартиру и почему полез с поцелуями.
В какой момент я начал целовать ее, а не просто спрашивать, скоро ли она. Хотя шел за этим.
Да кому я вру!
Я пошел следом не за этим.
Я пошел, потому что представил, как она переодевается, как снимает платье и по-другому укладывает волосы, как смывает макияж и, возможно, снимает линзы.
Я хотел увидеть ее глаза. Настоящие, без этого искусственного цветного покрытия. И спросить, почему она их поставила.
Зачем? Чтобы скрыться?
Закрыться от самой себя?
Я делаю пару затяжек и выдыхаю, выпускаю дым и немного расслабляюсь. Успеваю докурить одну сигарету и начать вторую, когда Яна выходит из подъезда.
На ней кроссовки, джинсы и майка, волосы уложены в пучок, но макияж так и не смыт. Она останавливается в нескольких шагах, и я вижу, что ей некуда деть руки. Яна нервно теребит ими сумочку и дергает замочек, выдавая свое нервное состояние.
И мне становится жаль ее. Я появился внезапно, так что она даже подготовиться не успела. Просто окунулась в водоворот, который я устроил.
Эгоист.
— Садись в машину, — командую, молясь, чтобы она послушалась и не изводила меня своим видом еще больше.
— Максим, — она всегда так. Не Макс, а именно Максим. И протяжно так, что сразу режет слух. Дергает по нервным клеткам и заставляет ежиться как от холода.
— Что, Яна? — вздыхаю и вижу, как она обхватывает себя руками, будто ей холодно.
Я знаю, что она хочет что-то сказать, но молчит.
Просто смотрит на меня, вглядывается в глаза и пытается найти ответы на незаданные вопросы. Она смотрит так… будто ей больно.
Будто она чувствует то же, что и я. Не то, чтобы я обманывался на этот счет, но сомнения таки накатывают.
— Давай поговорим, — едва слышно произносит она. — Давай расставим все точки над “i” и отпустим друг друга.
— Я тебя не держу, — ломаю ее мнение о том, что я пытаюсь ее вернуть и убеждаю себя, что это не так.
Мираж, не более.
Но я сам знаю, что это вранье.
Я не держу, но не отпущу точно.
Яна вздыхает и идет к машине, а я тяну сигарету все медленнее. На третью меня уже не хватит, а после двух и ее тона, от которого в душе селится полный раздрай, я нифига не успокоился.
Я кое-как беру себя в руки и залезаю на переднее сиденье, завожу машину, включаю навигатор и забиваю адрес. Яна отвернулась к окну и вовсе не смотрит в мою сторону. Я вижу, как она делает рваные вдохи и сжимает майку в кулаке, а потом водит пальцем по джинсам, ковыряя ткань.
Я всегда тонко чувствовал ее настроение.
Помню, как однажды она сидела у окна и задумчиво смотрела в даль. Я тогда сразу понял, что она расстроена и чем-то опечалена. Помню, как подошел тогда к ней и обнял за талию, притянул к себе и поцеловал в щеку, даря успокоение.
Она плакала в моих объятиях, ее тело содрогалось в конвульсиях, а я ее успокаивал, шептал теплые слова и пытался сделать так, чтобы не расстроить еще больше.
Я так и не узнал почему она плакала.
Я спрашивал, а она не отвечала, говоря, что просто нахлынуло. Я не верил, но не настаивал.
И сейчас эти воспоминания с головой накрывают меня. Я останавливаю машину неподалеку от проселочной дороги, куда мы уже успели доехать.
Боулинг-клуб находится за городом, и я не доезжаю к нему несколько километров.
Я хочу выйти, но Яна меня останавливает:
— Нет, пожалуйста. Давай поедем к нему, прошу. Он ждет, — почему мне кажется, что она боится? Что в ее глазах отчетливо читается страх…
— Ты любишь его? — спрашиваю прежде чем думаю.
Я не вижу в ее глазах безоговорочной любви.
И счастья там тоже не угадать.
Да и этот ее новый образ…
Ладно волосы. Кто не хочет попробовать новый цвет?
Но глаза. Я пытаюсь понять, почему она изменила их цвет и свои повадки.
Наверняка, день за днем ведет себя так, как нужно, как того требует случай.
Я даже представляю, как она оттачивает движения перед зеркалом.
Как ломает себя.
— Да, люблю, — в ее голосе ни единого намека на уверенность.
— Я тебе не верю, — я действительно перестаю сомневаться.
Забываю о том, что все эти два года считал ее зазнавшейся сукой. Я желаю докопаться до правды, понять, почему она ушла, что стало для этого спусковым рычагом. Той самой кнопкой невозврата. Что сподвигло ее уйти и ничего не сказать?
А еще мне интересно, что связывает ее с мои братом. И почему она прячется за фарфоровой маской безразличия, когда я помню, какой пожар горит в ее душе. Знаю, как он выражается в беспредельной нежности и страсти, которые она дарит без остатка.
Я перестаю ее о чем-либо спрашивать. Завожу автомобиль и мы преодолеваем эти чертовы пару километров. Подъезжаем к клубу, я бросаю ключи парковщику и иду за Яной, которая игнорирует меня и почти доходит ко входу.
— Не спеши, — говорю так, чтобы слышала только она. — Брат просил привезти тебя. Он будет переживать, если с его невестой что-либо случится.
Она разворачивается и сверкает злым взглядом, а я усмехаюсь и меня слегка отпускает. Я уже не хочу крошить все вокруг, мне становится гораздо легче находится радом с ней, хотя я и понимаю, что это обман.
Когда она будет рядом с ним, я снова начну беситься. Меня начнет ломать и выворачивать от каждого его касания к ее коже.
Мы заходим в клуб вместе, подходим к бару, я заказываю виски и ей апельсиновый сок. Я даже не спрашиваю, просто помню, что она любит.
Обвожу взглядом зал и вижу Вадима за столиком.
— Мы с другом, — говорю администратору и иду к Вадиму, передавая Яне сок.
— Вы быстро, — комментирует брат, едва мы подходим. — Я быстро справился и почти сразу поехал сюда. Думал, что буду долго вас ждать, — он улыбается и тянет руку к Яне, вынуждая ее сесть рядом.
— Твоя невеста быстро собирается, — зачем-то отвечаю я и отпиваю из бокала.
— Таки решил выпить? — Вадим кивает на стакан, а я понимаю, что купил алкоголь не задумываясь.
— Да, хочу расслабиться, — киваю и поворачиваю голову в сторону дорожек. — Ты забронировал?
— Конечно, — отвечает Вадим, а затем задает вопрос Яне: — Что ты пьешь?
— Апельсиновый сок, — спокойно говорит она, а я вижу, как его брови ползут вверх. — Твой брат купил, я не успела предупредить, что люблю, — Вадим понимающе кивает и забирает у нее стакан, ставя его на стол. — Я закажу твой любимый, — говорит он, встает и идет к бару.
— Так быстро меняешь вкусы? — тут же спрашиваю у нее, прекрасно помня, что любит она апельсиновый.
Я смотрю на нее и стараюсь понять, что не так.
Что с ней? Почему у меня ощущение, что это ее сестра-близнец?
Она, вроде, и Яна, но совершенно другая.
Даже сейчас.
Она сидит ровно, поставив руки на стол, а прежняя Яна устроилась бы на спинке дивана и закинула ногу на ногу.
— Это какой-то пазл? — спрашиваю у нее.
— В смысле? — она улыбается, и я понимаю, что она делает это для Вадима, который, скорее всего, смотрит в нашу сторону.
— Твое поведение, привычки, любимые блюда и напитки. Ощущение, что ты намеренно все меняешь. Даже внешность. Не хочешь быть собой?
— С чего ты взял, что знаешь, какая я?
— Знаю, Яна. Знаю. Я чертовски хорошо тебя знаю. Помню каждый чертов стон подо мной, знаю, какая ты, когда тебе хорошо. Ты извиваешься, призывно закусываешь губу и стонешь. Господи, как ты стонешь, — я говорю, а сам чувствую, что член стоит колом.
Я хочу ее.
И она меня хочет.
Она так часто-часто дышит, делает вдохи и выдохи, чтобы успокоиться, что у меня не остается сомнений — она возбуждена. Я перевожу взгляд на Вадима и спрашиваю:
— А он? Он знает, какая ты? Видел, как ты кончаешь, ощущал твои руки на своих плечах, когда ногти врезаются в кожу. Почти на грани удовольствия и боли. Знает, какая ты на вкус и как ты дрожишь, если провести языком по твоему клитору? — меня несет.
Я сам понимаю, что говорю лишнее. Вижу, как расширяются ее глаза, как она сверкает ими и буквально прожигает меня.
А я продолжаю слово за словом вгонять ее в краску.
До тех пор, пока она не говорит:
— Прекрати.
Но я и не думаю останавливаться.
— Ты помнишь, что я сказал тебе в последний вечер вместе? Помнишь, Яна? — она мотает головой, будто хочет избавиться от наваждения, а я вижу ее глаза, полные слез. — Я сказал тебе, что… — она не дает мне договорить.
Резко вскакивает, хватает со стола апельсиновый сок и рывком выплескивает его мне в лицо.
Мне кажется, что вокруг все замирает. Она остужает меня, и я смотрю на то, как она гордо уходит в сторону туалета.
А я… мне предстоит найти объяснение для своего брата, который ошарашенно смотрит ей вслед, а затем переводит взгляд на меня.
=Игра для одного зрителя
Яна
Толкаю двери, ведущие в женский туалет и включаю воду. Умываюсь. Раз за разом черпаю ледяную воду и умываю ею лицо, размазывая косметику.
Я забываю, что перед этим желательно снять линзы, не чувствую, что жжет глаза от большого количества туши, попавшей внутрь. Я не замечаю этого и продолжаю неистово тереть лицо.
Смотрю на себя в зеркале и мне хочется врезать по нему.
Разбить вдребезги и смотреть на его осколки, как на части своей души, которая уже давно разделена на сотни, а может и тысячи частей.
Я дрожу, как осиновый лист на ветру, вздрагиваю от каждого воспоминания, которое болезненно задевает сердце. Оказывается, оно все еще живое. Достала из сумки косметичку, поставила ее на раковину и стала снимать макияж ватным диском.
Я вытираю глаза, смываю помаду с губ, токалку с лица, и через полчаса смотрю на себя с новым слоем макияжа.
Размеренные движения, тени, подводка, тушь, тоналка, пудра, матовая помада.
Я успокаиваюсь.
Смотрю на свое отражение и мне становится чуточку легче. Я прятала воспоминания глубоко в себя, закрывала шторку и позволяла себе приоткрывать ее лишь изредка. Тогда, когда настоящая я рвалась наружу и требовала скорби.
Когда новый цвет глаз, волосы, тонна макияжа уже не спасали и даже сквозь них выглядывала прежняя Яна.
Слабая, чувствительная девушка, позволившая себе влюбиться в бедного художника.
Та, которая надеялась на счастье, думала, что может выжить в мире, где всем наплевать на чужие проблемы.
Я слишком сильно надеялась, что люди добры, сопережевательны. Что окружающие помогут в трудную минуту и протянут руку.
Я ошиблась.
Никто нам с матерью не помог.
Все сочувственно смотрели, но не предлагали и крупинки помощи.
Мы все сами.
Слышу, как двери открываются и судорожно собираю косметику. Отмечаю светловолосую, улыбающуюся девушку, которая заходит в кабинку. Закидываю косметичку в сумку и иду на выход, еще не зная, что скажу Вадиму.
Я вспомнила то, что не должна была. И сейчас дико жалею об этом. Хотя и беру себя в руки и спокойно воспринимаю происходящее. Пока иду в зал, переключаюсь.
Думаю о другом.
Вспоминаю Машу и прихожу к ним уже полностью собранная.
— Ты в порядке? — первое, о чем спрашивает Вадим.
Я слабо киваю и улыбаюсь, думая, стоит ли мне рассказывать. Или извиняться, или, наоборот, ждать извинений от Максима.
— Прости меня, я не должен был, — Максим извиняется, а я коротко киваю, хотя вообще не представляю, что он сказал Вадиму.
— Ничего, — отмахиваюсь и отвечаю как можно ровнее.
— Нет, — говорит Максим. — Прости, что засомневался в твоих чувствах к брату, ты действительно его любишь.
И я не понимаю, то ли он такую историю для Вадима придумал, то ли он о том, что было в машине.
Я киваю и сажусь на диван, беру персиковый сок, который терпеть не могу из-за сладости и приторности, но упорно пью, хотя после слов Максима начинаю сомневаться в том, что это дает результат.
Вообще после его появления все стало бесполезным. И волосы, и глаза, и привычки, и пара татуировок на теле в целях протеста.
— Мой брат бывает излишне вспыльчив, — говорит Вадим. — Я помню, как он отметелил меня из-за того, что его подружка оказалась стервой, — он смеется, обнажая белоснежные ровные зубы, а я впервые замечаю его черную натуру.