- Полагаю, бренди вы любите сильнее, чем меня.
- Вы так думаете? Достаточно одного вашего слова, и я больше никогда не прикоснусь к нему!
- Мне все равно. Я не хочу, чтобы вы отказывали себе в том, что любите.
- А вы, вы ведь любите меня, Кейт?
- Послушайте, Ричард, дни, когда вы ухаживали за мной, давно прошли. Мне нужно идти. Спокойной ночи.
- Нет, не уходите! Мне почему-то кажется, что сегодня я не могу обойтись без вас.
- Хотите, я налью вам еще один бокал?
- Да... нет! Сегодня я больше не буду пить, Кейт...
- В самом деле?
- Я старею. По естественному ходу вещей я умру задолго до вашей смерти. Это случится не скоро, но когда-нибудь все равно случится, вы же знаете. Вы можете мне кое-что пообещать?
- Сегодня я ничего обещать не буду. Думаю, вы меня переживете.
- Обещайте, что бы ни случилось, не выходить за него замуж.
- Право же, Ричард, я... я никогда не слышала большей глупости! Я не желаю оставаться здесь дольше и выслушивать подобные глупости. Вы не в себе. Позвольте мне уйти.
- Уйти? Куда? Черт возьми, я хочу сказать, вы не уйдете!.. Я вовсе не то хотел сказать, Кейт, простите меня! Вы - моя жена, а я - ваш муж; я люблю вас; и почему-то мне страшно отпустить вас, словно я никогда больше вас не увижу. Но тогда... Сделайте одну вещь, прежде чем уйти, поцелуйте меня! Иначе я не разрешу вам уйти!
Принужденная, миссис Пеннроял поцеловала мужа, точнее, позволила ему поцеловать себя, после чего с содроганием и замиранием сердца вышла из комнаты.
Ричард Пеннроял остался один; угли в камине посерели и умерли. Он пошевелил их ногой, - они рассыпались пеплом. Ему стало холодно. Как тихо было в доме, как одиноко! У него не осталось приятных мыслей, которые могли бы составить ему компанию сейчас, когда жена покинула его; зато многие неприятные воспоминания, затаившиеся в темных уголках его сознания, были готовы обрушиться на него, если он даст им хоть малейший шанс. Почему так настойчиво стремилось вырваться глупое лицо сумасшедшей старой Джейн, его жены, умершей так много лет назад? Почему на нем запечатлелся такой глупый, неразумный упрек? Да, неразумный, ибо в чем же он виноват? Он просто позволил событиям идти своим чередом, не более того... не более! И все же это лицо, глупое старое лицо, тусклое, безжизненное, смотрело на него из всех темных углов, куда бы он ни взглянул. А если он закрывал глаза, то видел его сквозь опущенные веки, даже ближе, чем прежде.
Он открыл глаза; там, во мраке позади лампы, было ее лицо. Может быть, это знак, что ему пора уходить? Не издевается ли она над ним, над его страхом? Страхом? Он не испытывал страха. Он был Пеннроялом, в его венах текла благородная кровь, пусть сейчас он был стар и дрожал; возможно, это из-за того, что в последнее время он слишком много пил. Но - страх? Только не это. Он последует за ним, если до этого дойдет, последует за ней...
Он медленно встал с кресла, не сводя глаз с лица, и направился к нему, протягивая руки. Но он не мог подойти к нему ближе; оно отступало перед ним, подобно блуждающему огню. Он продолжал идти, пересек комнату; казалось, дверь воспрепятствует ей, но этого не случилось. Он выглянул в коридор, - она стояла там. На маленьком столике у двери лежал пистолет. Ричард знал, что он заряжен. Машинально, не глядя, он поднял его, проходя мимо. Затем пошел дальше на цыпочках, и темное, ничего не выражающее лицо указывало ему путь, а если он колебался, впивалось в него злобным взглядом. Что ж, он пойдет за ней до конца.
К счастью, входная дверь оказалась открыта, и он, выходя, не произвел никакого шума. Они выскользнули наружу, преследуемая и преследователь, - в холодную тишину ночи. В ночи была луна, но - тусклая, висевшая очень низко. Тени казались более реальными, чем свет. Снег, на котором могли бы остаться его следы, отсутствовал. Но куда его ведут? Кажется, он направляется на северо-запад, к Малмезону; да, и к пруду на границе двух поместий. Ричард содрогнулся, вспомнив об этом пруде и о том ужасном значении, которое придавал ему этот безмозглый, идиотский призрак старого лица его первой жены. Однако за последние несколько мгновение лицо, казалось, обрело тело; теперь он видел серую фигуру, двигавшуюся перед ним; серую и неясную в тусклом лунном свете, в бесшумно колышущихся одеждах. Это был тот самый путь, которым шла старая Джейн в тот самый день, много лет назад, - в ее последний день на земле; и все-таки, разве она не была сейчас здесь, этой ночью? Она вела его к пруду, но что же дальше?
Она быстро перемещалась впереди, шагах в семидесяти, то исчезая в тени, то вновь появляясь на свету. Она ни разу не обернулась и не поманила его, а продолжала идти прямо, и Ричарду приходилось тратить немало усилий, чтобы не отстать от нее. Наконец, он увидел блеске темного пруда на некотором расстоянии от себя.
Стиснув зубы, он последовал дальше. Серый призрак, наконец, остановился. Но была ли это Джейн? У Джейн не могло быть такой высокой, грациозной фигуры. Должно быть, это призрак какой-то другой женщины. Да и было ли это призраком? А если так, то было ли человеком то, что вышло из-за кустов и направилось к ней?
Две фигуры встретились; мужчина обнял женщину и покрыл поцелуями ее глаза и губы. Поцелуи! Да, это и в самом деле были поцелуи! Теперь они, казалось, разговаривали друг с другом; его руки обвивали ее талию. Лунный свет высветил черты его лица; это был его враг - Арчибальд Малмезон! А женщина была его женой, но не умершей, а настоящей.
- Мы в полной безопасности, дорогая, - говорил Арчибальд. - Комната для тебя подготовлена, и нет никакой возможности ее обнаружить. В течение недели или около того поднимутся шум и смятение, они будут искать тебя, живую или мертвую; и я - вместе с остальными, чтобы отвести от себя все подозрения. В конце концов, будет решено, что ты сбежала в какую-нибудь другую страну, а может быть, Ричард попадет под подозрение, что что-то сделал с тобой, как это случилось с его первой женой. Во всяком случае, рано или поздно они откажутся от поисков; так или иначе, нам никто не будет мешать. В Малмезоне никто не посмеет сунуть нос в восточную комнату, а что касается другой, то ты и я - единственные существа, которые знают о ее существовании. Дорогая, ты ведь не станешь возражать побыть немного пленницей, ведь вместе с тобой будет заключена и моя любовь?
Женщина трепетно прижалась к нему.
- Я и не знала, что будет так трудно расстаться с ним, - пробормотала она. - Я ненавижу его, и все же это было тяжело. Он так несчастен и одинок. Что он теперь будет делать? Он все время повторял, что любит меня, и просил любить его, называть Диком... и еще... он заставил меня поцеловать его. О, Арчи, я ощущаю этот поцелуй всем своим телом. Я всегда буду чувствовать его!
- Нет. Это заставит тебя забыть о нем...
- Тише! Я что-то слышу!
- Ты очень взволнована...
- Ах, смотри! Это он! Господи, помилуй нас!
Сэр Арчибальд взглянул и, действительно, увидел высокую фигуру достопочтенного Ричарда Пеннрояла, без шляпы, с выражением на лице, будто его только что прокляли. Тем не менее, он улыбнулся и поклонился с отвратительной вежливостью.
- Добрый вечер, сэр Арчибальд. Позвольте узнать, есть ли у вас с собой оружие?
Сэр Арчибальд сунул руку внутрь камзола и вытащил пистолет.
- Прекрасно, это очень удобно. Давайте посмотрим на сложившуюся ситуацию. Миссис Пеннроял, раз уж вы - моя жена, может быть, вы окажетесь настолько добры, что дадите нам возможность поговорить? Нет, она предпочла упасть в обморок. В таком случае, нам надлежит поступить наилучшим образом. Но позвольте попросить вас целиться хорошенько, дорогой сэр Арчибальд, потому что если вы промахнетесь, это повлечет за собой неприятные последствия как для миссис Пеннроял, так и для вас самих. Теперь я брошу этот камешек, и когда он коснется поверхности воды, мы выстрелим. Вы согласны? Замечательно.
Он поднял камень и уже собрался бросить его, когда баронет впервые нарушил молчание.
- Мистер Пеннроял, я не хочу, чтобы это продолжалось дальше.
- Подлец и трус! - прорычал тот; его ярость на мгновение прорвалась сквозь тонкую маску насмешливой вежливости. - Тогда я застрелю тебя, как собаку, ибо ты собака и есть!
Больше не было произнесено ни слова. Сэр Арчибальд поднял пистолет; его противник высоко подбросил камень, и когда тот коснулся поверхности воды, оба нажали спусковой крючок.
Ричард Пеннроял промахнулся; пуля сэра Арчибальда поразила врага в сердце; он покачнулся вперед и назад, после чего упал ничком, швырнув пистолет в распростертую на земле фигуру своей жены; но пистолет пролетел мимо и ударил сэра Арчибальда в висок. Прежде, чем улеглась рябь, поднятая падением камня, мистер Пеннроял перестал существовать.
Миссис Пеннроял все еще была без сознания, но когда сэр Арчибальд приблизился к ней, она приподнялась и посмотрела: сначала на него, а потом на мертвое тело.
- Оно того не стоило, - сказала она.
- Все кончено, - пробормотал он. - Ты не ушиблась?
- Что нам теперь делать?
- Мы должны вернуться в Малмезон.
- Но его нельзя оставлять здесь.
Сэр Арчибальд склонился над телом своего врага и повернул его лицом кверху. Его выражение было спокойным и счастливым.
- Я брошу его в бассейн, - сказал он. - Он будет не первым мертвецом, лежавшим там.
Он наклонился и, взяв мертвеца за руки, потащил его к одному из лестничных пролетов, ведущих вниз, к воде. Кейт сидела и смотрела на него, сложив руки на коленях. Она услышала всплеск и увидела рябь. Сэр Арчибальд вернулся, поднял пистолет и тоже бросил в бассейн.
- Сегодня ночью поверхность покроется льдом, - сказал он, - а остальное сделают рыбы. Идем!
В потайной комнате Малмезона мягко горели свечи в дюжине канделябров из полированного серебра. Их свет падал на роскошную мебель, достойную будуара прекрасной и благородной дамы. Широкие кресла из черного дерева были обиты тонким синим шелком; в украшенном инкрустацией шкафу стояли золотые сервизы; пол был застелен персидскими коврами и шкурами; в камине пылал огонь, а на столе стоял накрытый ужин, способный вызвать аппетит даже у Эпикура. Высокое зеркало в дальнем конце комнаты отражало свет свечей, в нише неподвижно замерли старинные доспехи, металлические рукавицы покоились на рукояти меча; можно было подумать, что кто-то из их прежних владельцев, превратившийся в духа, мрачно взирает из-под опущенного забрала на окружающее великолепие.
Это была самая приятая и прекрасная сцена, какую только может явить этот мир; она была способна пробудить любовь к жизни у самого сурового аскета.
Через массивную дубовую дверь, укрепленную массивными железными полосами, вошли два бледных, изможденных человека - мужчина и женщина. Свет, ударив им в глаза, заставил их заморгать и отвернуться. Мужчина подвел женщину к камину, усадил в низкое кресло и, взяв с кровати в нише синее атласное покрывало, нежно накинул его ей на плечи. Она, казалось, не замечала, где находится и что происходит вокруг нее; она сидела с застывшими глазами и лицом, время от времени вздрагивая, явно погруженная в какие-то неприятные воспоминания. Мужчина подошел к столу, налил бокал вина, поднес его к губам женщины; после некоторого сопротивления, она немного отпила.
- Здесь ты в такой же безопасности, - сказал он, - как на каком-нибудь необитаемом острове в Южном море. Я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась, пока тебе придется оставаться здесь.
- Но какой в этом смысл? - спросила она с каким-то апатичным раздражением.
- Скоро мы сможем уехать отсюда, - ответил он. - Дорогая, не печалься. Наше счастье впереди.
- Мне никогда этого не забыть, - произнесла она с дрожью в голосе. - Что толку? Я не могу уйти от него. Как ты думаешь, поверхность уже замерзла?
- Забудь об этом. Когда ты согреешься и выпьешь еще немного вина, ты успокоишься. Не было сделано ничего такого, о чем стоило бы пожалеть, Кейт. Я люблю тебя больше, чем когда-либо.