Кто эта девушка вообще такая? И почему ведёт себя так, словно она уже десять лет как его жена?
–Послушайте, – мой голос становится тише, но вместе с тем твёрже. – Вам лучше выйти. Если у вас есть какое-то дело к Егору Денисовичу, то вы можете подождать его в приёмной.
Я понимаю, какую ошибку совершила, только когда у незнакомки начинают блестеть от злости глаза. Она делает два коротких шага по направлению ко мне, щурится и тихо переспрашивает:
–Что ты сказала, дрянь?
Это всё определённо не закончится добром.
Я поднимаюсь и отхожу назад так, чтобы между нами стоял не только стол, но и кресло на колёсиках. При должном старании его можно использовать в качестве оружие, ну или хотя бы отвлекающего манёвра.
Пострадать от рук неуравновешенной особы мне совершенно не хочется.
Но она и сама тормозит, так и не дойдя до стола, словно наткнулась на невидимую стену прямо перед собой. Сначала я не понимаю, что именно происходит с ней, но потом вижу направленный на мой живот взгляд – не злой или надменный, а какой-то... спокойно-задумчивый.
Именно таким голосом – задумчивым, незнакомка и говорит, не поднимая на меня взгляда:
–У тебя слишком большой живот.
Не понимаю, как она это определила: или сама была беременна, или просто очень хорошо знает эту сферу.
–У меня двойня, – зачем-то говорю ей и тут же прикусываю язык, но в ответ не получаю никакого негатива.
Девушка просто медленно поднимает глаза, рассматривает моё лицо и негромко спрашивает:
–От Егора?
Мне совершенно не нравится, как она называет его. Так не говорят о своём начальнике или деловом партнёре – так говорят о старом друге или даже ком-то большем.
Я не смогу спать, если не спрошу у неё об этом.
–Кем вы ему приходитесь?
Незнакомка наконец перестаёт рассматривать моё лицо и поднимает взгляд на мои глаза. Смотрит долго и не моргает, будто пытается высмотреть что-то особенное.
Но в итоге всё же произносит:
–Я Таня, у меня... есть дело к Денису.
Краем сознания я улавливаю, как немного меняется её голос с уверенного и твёрдого на боязливый и жалобный. Эти изменения почти не ощутимы, но почему-то они царапают меня изнутри.
Мне нужно несколько секунд, чтобы понять, что Денис – это отец Егора. Вслед за этим я понимаю и другое: это та самая Таня, что звонила Егору в больнице.
Но узнать, что за дело привело её в кабинет Егора, я так и не успеваю, потому что несчастную дверь ждёт уже второй за день удар.
Смертоносным вихрем в кабинет заносится Егор, скользит взглядом по мне и смотрит на Таню с непонятной мне холодной злостью. Не упуская её из виду, он медленно закрывает дверь, оставляя за ней какую-то девушку с встревоженным лицом, и только после этого говорит, обращаясь не ко мне:
–Тебе нечего здесь делать.
Таня обернулась к двери ещё в тот момент, когда она с грохотом открылась, поэтому точно видела вошедшего. И после «приветствия» Егора просто спокойно сказала:
–Я беременна. Судя по всему, ты скоро станешь дядей.
Глава тридцать третья. Егор
Это просто... блять.
У меня просто отрубаются все эмоции – такое иногда случается в особенно стрессовых ситуациях, и вместо них на полную катушку врубается мозг. Именно благодаря этому я отмечаю у Тани отсутствие живота, вспоминаю, что они с отцом прекратили общение больше четырёх месяцев назад и прихожу сразу к двум выводам: он либо нахрен наврал матери и продолжил трахаться с Таней, либо врёт уже она.
В любом случае, всё это проверить довольно просто, достаточно всего лишь сдать пару анализов. Я не разбираюсь во всём этом, но знаю тех, кто разбирается.
И тут же прихожу к выводу: даже если Таня беременна, это уже не моё дело. Это в любом случае не моё дело.
Но просто интересно:
–Почему ты не сказала отцу? – Спрашиваю у неё так, чтобы Таня сразу поняла: от меня она поддержки не дождётся, какой бы мразью я со стороны не выглядел.
Это не я изменял ей со своей женой – раз уж на то пошло, я своей жене изменять вообще не собираюсь – и это не я заделал ей ребёнка, следовательно, и разгребать последствия тоже не мне.
–Он не разговаривает со мной, – обиженно сообщает она, проходит к столу и опускается в одно из кресел для посетителей.
Я машинально слежу за ней взглядом, а потом смотрю немного дальше, на мою молчащую Варю. Она тоже не сводит с Тани взгляда, вот только в отличие от моего он не злой и безразличный, он жалостливый и переполнен желанием помочь нуждающемуся.
Этого мне сейчас только и не хватает!
–Жди здесь, – бросаю Тане, обхожу стол, приближаюсь к Варюшке и куда мягче и тише говорю уже ей: – давай выйдем, малыш?
Варя мотает головой и хочет что-то сказать, но поворачивает голову, смотрит в моё лицо и почему-то передумывает.
–Давай, – соглашается очень тихо и позволяет мне вывести её из кабинета.
Мы одни в коридоре, но я не хочу рисковать, поэтому отвожу её к стене и стараюсь говорить одновременно быстро, тихо и очень понятно.
–Она врёт, – я в этом почти уверен. – Поверь моему опыту, малыш, она пустила в ход запрещённые приёмы, лишь бы не упускать деньги моего отца.
Я полный кретин, потому что тут же на эмоциях добавляю:
–Они все так делают – пытаются затащить в постель и привязать тебя ребёнком.
Сейчас я слишком зол и на Таню, и на собственного отца, который спихнул все свои проблемы на сына, поэтому не сразу замечаю, как дёргается и замирает после моих слов Варя. А когда всё же смотрю на неё, вижу тонну обиды, которую она старательно пытается маскировать, но ничего у неё не выходит.
И в итоге Варя просто дрожащим голосом говорит:
–Вот как, – облизывает пересохшие губы, начинает дышать ртом и отворачивается, лишь бы не смотреть на меня. Хмурится, часто моргает, вновь облизывает губы и выдыхает: – Я поняла тебя.
Её слова пропитаны обидой и чем-то ещё, в глазах блестят слёзы, губы, как и руки, мелко дрожат.
Самое интересное, что я в упор не понимаю, на что она могла обидеться – мои слова совершенно точно были не о ней.
У меня редко случается нехватка слов, но сейчас я просто не знаю, что и как сказать. Невероятно злит, что Варя не поняла очевидного, ещё больше злит её обида.
Хочется послать весь мир нахуй и хотя бы пять минут посидеть в тишине.
–Ты сейчас серьёзно? – Хочу верить, что Варя просто шутит, и сейчас улыбнётся и всё у нас будет нормально.
Но нет. Она ничего не отвечает мне, поджимает губы и тупо молчит, глядя куда-то в сторону. Что за детский сад, а?
–Ты же понимаешь, что не права сейчас? – Сохранять показное спокойствие мне сейчас довольно трудно.
Взять бы её за плечи и старательно вытрясти из головы всю эту дурь обиженной девочки. Это желание настолько сильное, что приходится сжать кулаки, лишь бы не наделать глупостей.
Нельзя. По многим причинам нельзя. Первая и самая важная: она беременна. Ей в принципе противопоказаны всякого рода нагрузки.
Причина вторая: тем самым я сам отдалю её от себя. И всё что мы уже сделали и только собирались сделать будет напрасным, потому что она перестанет мне доверять и начнёт бояться.
И мы вернёмся к тому, с чего начинали. Хотя нет – даже в самом начале у неё не было страха ко мне, значит, мы с ней отойдём даже дальше самого начала.
–Я поняла, что ты на самом деле думаешь обо всём этом, – рубит Варя, старательно на меня не глядя.
Я обычный мужик, у которого тоже бывают дерьмовые дни и отвратительное настроение. А ещё у меня есть список вещей, которые я терпеть не могу – беспочвенные обиды там на одном из первых мест.
–Если бы я действительно считал тебя обычной охотницей за деньгами, ты бы не носила моё кольцо на пальце и даже в моём издательстве бы не работала. Я тебе больше скажу: я мог прямо тогда просто пройти мимо, сделав вид, что знать тебя не знаю. Но мы оба сейчас стоим здесь и ведём этот наитупейший разговор. Думаю, это что-то да значит.
Варя не отвечает. Она просто молча пожимает плечами с таким видом, будто бы ей абсолютно всё равно и на разговор, и на ситуацию в целом. Вот только хрен там был: ей совершенно не всё равно.
И слёзы уже сейчас блестят в глазах, которые она продолжает отводить в сторону, лишь бы на меня не смотреть.
Я могу несколько суток подряд провести по уши в работе. Могу бросить всё и уже к вечеру выступать на какой-нибудь экологической конференции в Париже, если потребуется. Я умею без применения угроз и шантажа запугивать так, что пару раз впечатлен был даже отец, а он у меня тот ещё толстолоб.
Но почему-то за тридцать лет жизнь так и не научила меня справляться с женскими слезами.
И всё, на что меня сейчас хватает – это послать к херам всё своё недовольство и злость, притянуть Варю к себе и просто крепко обнять.
Злиться дальше я буду буквально через минуту, но пока что это именно то, что нужно нам обоим.
Глава тридцать четвёртая. Варя
Я никогда не понимала, как люди мирятся или выходят из ссор. Всё, на что хватало нас с Пашей – это не разговаривать друг с другом весь вечер, а на следующий день сделать вид, что ничего и не было. Никто из нас не просил прощения и уж конечно мы не говорили о произошедшем, потому что в итоге это снова заканчивалось криками, непониманием и обидами.
Меня очень цепляют слова Егора, хоть на краю сознания и крутится назойливая мысль о том, что он мог говорить совершенно о другом и даже не понять моих чувств. Не зря же все и всегда говорят, что женское и мужское сознания совершенно отличны друг от друга.
Я уже мысленно готовлюсь к повторению истории с долгим молчанием, но Егор делает что-то очень удивляющее: обнимает меня, прижимает голову к своей груди, тяжело вздыхает и ничего не говорит.
Мы стоим так совсем недолго, буквально пару секунд, а затем я слышу над своей головой:
–Я очень злой.
Верю безоговорочно, но не знаю, что ответить, поэтому просто вздыхаю и молчу. Но и Егор тоже молчит, и с каждой секундой я чувствую себя всё более неуютно, словно кто-то втыкает в мою кожу сразу десятки острых игл.
–Я очень расстроена, – говорю так же честно, как это сделал и Егор.
–Я вижу, – отзывает он и копирует мой вздох.
Мы просто стоим и наверняка со стороны выглядим по-детски наивными: два взрослых человека, что обнимаются тайком в коридоре. Но эта мысль не трогает меня, потому что мне по большей части без разницы, что подумают обо мне другие.
Зато Егору не всё равно. И он демонстрирует это, когда немного отстраняется, заглядывает мне в глаза и своим тихим спокойным голосом говорит:
–Сейчас я разберусь с Таней и мы с тобой уйдём, как и собирались. И поговорим, если тебе это нужно.
Живущая во мне гордость потребовала, чтобы я отказалась, сказала, что всё хорошо, и сделала всё, чтобы выглядеть сильной и независимой. Но в том-то и суть семейной жизни: мне не нужно быть сильной рядом со своим мужчиной.
За меня это будет делать он, а я... мне нужно помогать ему в этом.
Хоть это и совершенно непросто.
–Где мне подождать тебя? – Спрашиваю я, практически заставляя себя доверять ему.
Надеюсь, со временем это будет даваться мне легко и спокойно, как должное.
–Я бы взял тебя с собой, – Егор поднимает руку и проводит ладонью по моей щеке, а я сама едва удерживаюсь от того, чтобы податься навстречу, – но не думаю, что это будет спокойный разговор двух уравновешенных людей. Может, выпьешь чаю? Дальше по улице есть кафе.
С этими словами Егор лезет во внутренний карман пиджака и что-то достаёт. Недолго перебирает, а затем вкладывает мне в руку карту известного банка со своим выгравированным именем на ней. Называет пин-код, дважды просит повторить, а потом провожает до лифта. И стоит в коридоре до тех пор, пока дверки не разделяют нас.
Я чувствую себя не очень уютно с его картой в руке и мыслью о том, что мне придется тратить чужие фактически деньги, хоть и понимаю, что это довольно глупо: мы уже почти семья, вместе живём и почти вместе работаем, во мне его дети, в конце концов, и я наверняка не должна испытывать неловкость и смущение.
Однако эти мысли не спасают меня от того, что в кафе дальше по улице я добрые десять минут стою и кусаю губы, глядя не на предложенные угощения и напитки, а на их ценники. Центр города, большая проходимость и большое количество конкурентов сделали своё дело: здесь действительно дорого.
А потом мне позвонила мама, и это стало побегом от одной неприятности к другой. Разворачиваясь и выходя из кафе с видом «мне нужно ответить и я не хочу, чтобы вы слышали это», я вначале мысленно отругала себя за стремление ответить на звонок, потому что уже от одной только мысли об этом в груди стало неприятно тяжело и грустно.
Но потом я поняла: это правильное решение. Я не могу игнорировать свою мать всё время, и лучшее, что я сейчас могу сделать – поговорить с ней, объяснить своё состояние и положение и, если найду в себе силы, рассказать о том, что мы с Егором видели её в том кафе.
Иногда всё, что нужно для решения проблемы – разговор. И почему-то решиться именно на него нам порой так невыносимо сложно.
Я держу телефон в руке, но отвечаю на вызов только после того, как отхожу подальше от кафе с припаркованным у дороги автомобилям. Тут всё ещё многолюдно, но уйти в тишину я не могу, потому что всё ещё помню просьбу Егора ждать его здесь.
–Привет, мам, – голос звучит неприятно тихо и откровенно жалко.
И, конечно же, тонет в окружающем шуме так, что мама ничего не понимает. Мне приходится прокашляться и повторить приветствие уже куда громче и увереннее.
–Ты хорошо себя чувствуешь? – Мама не приветствует в ответ, но сегодня её звонкий голос кажется мне беспокойным и сильно уставшим.
–Не уверена, – честно отвечаю ей, касаясь сугроба у дороги носком ботинка. – А ты?
–И я не уверена, – спустя небольшую паузу грустно вздыхает она.
И я не могу просто проигнорировать это.
–У тебя что-то случилось? – Спрашиваю осторожно и невольно задерживаю дыхание, устремив невидящий взгляд на улицу перед собой.
Мама молчит. Несколько долгих секунд она ничего не говорит, и я могу слышать лишь окружающую её тишину. А затем в трубке раздаётся её негромкий вздох и слова, что без ножа режут меня изнутри:
–Ты должна вернуться к Паше.
Глава тридцать пятая. Егор
Когда двери лифта разделяют нас с Варей, я ещё какое-то время стою и жду непонятно чего. Действительно не понимаю, чего затупил, просто стою и держу перед глазами её встревоженное бледное лицо на фоне стальных стен лифта.
Пока реальность не решает вновь напомнить о себе самым действенным образом.
–Егор! – Зовёт Таня со стороны кабинета.
И, конечно же, делает это так, что офисная жизнь тут же замолкает и застывает, и все находящиеся в поле слышимости выглядывают или оборачиваются вначале на Таню, а потом слаженно поворачивают головы в мою сторону.
Кто-нибудь когда-нибудь объяснит мне, почему косячил отец, а разгребать это всё теперь должен я?
Ответ сам находит меня по дороге в кабинет. Я захожу, закрываю дверь на ключ и иду к столу, мимоходом отмечая, что Таня уже сидит в одном из кресел для посетителей. И тут случается оно, самое настоящее чудо: у меня звонит телефон. И губы сами растягиваются в усмешке, потому что я сам собирался позвонить отцу и переложить на него его же проблему, но раз он сам звонит...
–Отец, – отвечаю на его вызов с улыбкой и мыслью о том, что жизнь иногда не такое уж и дерьмо.
Таня ёрзает в кресле, напряжённо выпрямляя спину. Нервно трёт коленки ладонями, бегает взглядом по кабинету и неловко отворачивается, когда понимает, что я неотрывно смотрю на неё.
–Ты почему такой довольный с утра? – Не упускает отец момента подловить. – Пил?
Вообще редко пью, предпочитаю держать голову ясной, а снять напряжение можно и другими, более приятными способами.