— И тебе не противно этим заниматься?
— Чем?
— Ну как чем? Ну вот этим. Сношаться по приказу.
Катрин посмотрела на меня, удивлённо приподняв бровь, и задумалась.
— Я не знаю, — наконец, ответила она через минуту. — Не думала об этом. Приказ есть приказ. Не всегда приказывают делать что-то приятное. Но ведь в этом и есть служба.
Мы вышли на дорогу, а точнее сказать, колею, проложенную тракторами. Следы должны были привести нас к населённому пункту, и мы двинулись по ним.
— А когда моя мать рассказала тебе об энергетических чарах? Она сама хоть знала про мою силу?
— Мы несколько раз общались наедине. Потом она постепенно открыла некоторые секреты, когда убедилась, что я не расскажу их главе рода. Она точно не знала, наделён ли ты силой, но предполагала, что это может быть так. Она просила сообщить, если я замечу признаки этого. Но я ни разу не видела их до того дня, когда тебя хотели убить на болоте.
— И про моего настоящего отца ты знала?
— Нет, этого Елена Филипповна не рассказывала. Зато много говорила о том, сколь великим ты станешь, если действительно тебя Бог наградил энергетическими чарами. Она говорила, что если появится новый род, более сильный, чем все остальные, служить ему будет огромная честь. Она хотела, чтобы я стала одной из первых и позаботилась о тебе, потому что у тебя будет много хлопот и потребуется надёжный помощник.
«Вот, значит, кто тебе всю эту чушь внушил, — подумал я. — Выходит, моя матушка тебя целый год обрабатывала, чтобы своему нерадивому сынку опору в жизни воспитать». Слова Катрин были похожи на правду. Я, конечно, понимал, что гипотетически, всё это может быть просто выдуманной историей, а Катрин — хорошей актрисой, но выглядел её рассказ довольно искренним и убедительным.
— И моя мать тебя убедила в том, что ты должна бросить род? Нарушить данную клятву? Пойти на такое бесчестье? — я строго посмотрел на Катрин, решив тоже немного поиграть роль. — Ты предала своих. Почему ты думаешь, что я возьму на службу клятвопреступницу?
Катрин потупилась. Я видел, что слова эти уязвили её.
— Нет, — тихо сказала она. — Елена Филипповна считала, что Птахины отпустят меня сами. Но когда я узнала, что произошёл разрыв с младшей ветвью, и ты встал на её сторону, поняла, что этого не случится. Я решила бежать. Ты прав: это бесчестный поступок. Возможно, я совершила ошибку. Не знаю, смогу ли искупить когда-нибудь этот грех. Но если ты меня не примешь на службу, я не знаю, что дальше делать.
— Надо было думать заранее. Теперь-то что говорить? Как тебя принять, когда ты, во-первых, преступила клятву, во-вторых, находишься в розыске из-за того, что сама же напортачила? Даже если допустить, что я поверю каждому твоему слову, это будет непросто. Как я буду выглядеть в глазах остальных родов? Ты подумала об этом?
Катрин промолчала.
— Так что нет, — продолжал я. — Сомневаюсь, что смогу взять тебя на службу, даже если стану главой рода. Ты не достойна этого.
Катрин не ответила. Мы какое-то время шли молча. Я взглянул на неё и увидел, как по её щеке скатилась слеза. «Не похоже на игру, — отметил я. — Хотя чёрт её знает, конечно». И всё же это было удивительно. Я видел, как Катрин храбро смотрела в лицо смерти, как сохраняла невозмутимость в самых рискованных ситуациях, а теперь расклеилась от такой ерунды.
— Не делай этого, пожалуйста, — произнесла она, наконец. — Иначе я не знаю, для чего жить. Позволь смертью искупить свою вину, но только не прогоняй.
Я подавил тяжёлый вздох. Мне стало жалко её. Девушка с самого детства служила каким-то людям, и даже не представляла, с какой ещё целью может существовать на этом свете.
А что я мог сделать? Допустим, она говорит правду, допустим, всё так: она предала своих ради эфемерной идеи служить более сильному роду. И что теперь? До конца дней своих прятать от полиции и ОИС? Если бы я принял её на службу, по всем обычаям и законам я должен нести ответственность за её жизнь. Именно так было положено: слуга служит, господин заботится о слуге. Принесённая клятва связывала обоих узами определённого долга. А у меня и без того есть, чем заняться. Проблем хватает. Катрин — взрослый самостоятельный человек, она должна жить собственной жизнью. Мне так виделось, по крайней мере. Если она бежала от рода, зачем закабалять себя снова? Я озвучил эту мысль:
— Почему бы тебе не начать жить самой по себе? Я бы, например, не хотел остаток своих дней ходить в слугах. Что в этом хорошего? Независимость даёт гораздо более интересные перспективы.
— Для тебя, — ответила Катрин, не задумываясь. — Ты рождён править. Я рождена служить. Это моя судьба! Какой во мне прок, если я не смогу выполнять своё предназначение?
— Как бы тебе объяснить… — начал я и остановился. Нет, тут ничего не объяснишь. Да у меня и самого до недавнего времени были похожие мысли: якобы, кроме как в армии, и жизни-то настоящей нигде нет. А теперь оказалось, что есть, и не хуже, а по многим параметрам даже лучше. С другой стороны, я отлично понимал, что у Катрин мало перспектив. Кем она станет? Кухаркой или официанткой? Опустится на самое дно, лишившись всего: уважения, почёта, богатства, семьи, в конце концов.
— Привыкнешь, — закончил я, не найдя подходящих слов.
Уже окончательно рассвело, когда мы заметили вдали избы, расположенные на склоне пологого холма. Оттуда доносились мычание коров и лай собак.
Я осмотрел себя. Да уж, видок тот ещё: пальто помятое, местами грязное, а если хорошо приглядеться, можно было заметить несколько крошечных отверстий и засохших кровавых брызг. Катрин выглядела не лучшим образом: разбитая губа, синяки на лице, пальто не со своего плеча. В общем, ни дать, ни взять — бандиты с большой дороги.
Но деваться некуда. Надо было понять, где находимся и в каком направлении двигаться дальше, поэтому я оставил Катрин на дороге и дошёл до крайнего дома. Крестьянин мастерил забор. Я расспросил его. Тот хоть посмотрел на меня с подозрением, охотно рассказал, что и где есть. От деревни, где мы находились, было около семи вёрст до большого села Черновское. Через него пролегал тракт, по которому можно добраться до Оханска и Ижевска.
Крестьянин указал, в какой стороне находится Черновское, и мы с Катрин в обход деревни, чтобы не светиться лишний раз на людях, отправились в том направлении.
Вышли на грунтовку.
— Придумала уже, куда поедешь? — спросил я, кода мы отошли от деревни.
— Не знаю, — сказала она как-то безучастно.
— Хоть какие-то варианты есть?
— Пока нет.
После нашего последнего разговора она выглядела потерянной. «Наверное, должно пройти время, чтобы бывшая дружинница смирилась со своей новой судьбой», — рассудил я. Но и бросить её в таком состоянии я не мог. Как минимум, надо было убедиться, что девушка доедет до безопасного места и не попадётся в лапы полиции.
— Едем в Ижевск, — заявил я, — а там подумаю, что делать. Как только тебя устрою на новом месте, вернусь обратно. Дел невпроворот, если честно. И так пришлось потратить несколько дней.
— Спасибо, — отстранённо произнесла Катрин.
Мы и версты не протопали, как нас нагнал какой-то странный агрегат — смесь трактора и паровоза. Машина имела пузатый котёл с длинной тонкой трубой, большие задние колёса, маленькие передние. Этот паротрактор тащил доверху набитый дровами прицеп. В кабине сидел мужик лет тридцати в телогрейке и картузе.
— Э, куда? В Черновское? — окликнул он нас. — Давай подброшу. Один — в кабину, другой — на подножку.
Я забрался внутрь, Катрин поехала на подножке. В перепачканной сажей кабине имелось только одно пассажирское кресло — позади водителя, а рядом громоздился короб с углём.
Шлёпнувшись на сиденье, я возблагодарил судьбу за то, что она послала этого тракториста, и я могу немного отдохнуть. Донимала ломота в теле, какая бывает при простуде, и я даже не представлял, как бы выдержал ещё несколько часов ходьбы.
— Ты в Черновское путь держишь? — спросил я.
— Не. В Светлое. В поместье к барину дрова везу. Это маленько в другой стороне. Дотопаете. Версту всего пройти. А тута далече будет. Сам-то откель? Нездешний? Какими судьбами у нас?
— С поезда, — ответил я. — Заплутали.
— Да как же тут заплутать? Железка — вон она в трёх вёрстах. С какой станции-то? С Васюков, небось? Чего извозчика-то не вяли?
— Ага, оттуда, — кивнул я. — Говорю же, заплутали. Думали, своим ходом доберёмся.
В общем, довёз нас тракторист до перепутья и поехал прямо, нам же следовало идти ещё версту налево.
Черновское оказалось чем-то средним между большим селом и маленьким городком. Застройка была деревянная. Двухэтажные дома встречались редко. Над соломенными крышами виднелся шпиль колокольни и трубы завода.
Я через силу волочил ноги по пыльной грунтовке. Из-за головной боли почти ничего не соображал, сознание находилось словно в тумане. К этому добавлялся жуткий голод. Со вчерашнего вечера, когда в ожидании поезда я стрескал пирог, купленный в привокзальной пекарне, у меня хлебной крошки во рту не было.
— Всё хорошо? — спросила Катрин.
— А что, не похоже? — через силу улыбнулся я.
— Ты еле идёшь, — она ощупала мой лоб. — У тебя жар. Ты заболел.
— Похоже на то. Но нам нельзя останавливаться, сама знаешь. Если только в харчевне посидеть немного. Чая горячего — я сразу как новенький буду.
Харчевня находилась на первом этаже двухэтажного постоялого двора, что располагался на центральной площади между церковью и рынком. Площадь эта оказалась единственным сколько-нибудь оживленным местом во всём селе. Да и тут ощущался деревенский дух и размеренная неторопливая жизнь: никто никуда не спешил, люди брели по своим делам, несколько женщин болтали меж собой возле прилавков. Разгоняя домашнюю птицу, степенно прошла лошадь, запряжённая в бричку. У дома напротив мужик чинил старый паровой автомобиль.
Несмотря на предобеденное время, харчевня пустовала. Нас встретил дородный бородатый хозяин постоялого двора, поинтересовался, что желаем: трапезничать или снять номер. Я сказал, что хотим поесть. Тогда он позвал работницу — щекастую бойкую девушку с длинной косой, а мы с Катрин сели за стол и сделали заказ. Меню не отличалось разнообразием, к тому же пришлось ждать, пока пища приготовится. Но этому я даже обрадовался: возможность спокойно посидеть полчаса казалось настоящей наградой за все мои сегодняшние мучения.
Катрин выражала обеспокоенность тем, смогу ли я выдержать дорогу до Ижевска. Я тоже сомневался в своих силах, но заверил, что всё будет в порядке. В конце концов, теперь нам оставалось лишь дождаться попутку и уехать из села, а в дороге можно и отдохнуть.
Прошло минут сорок, и я уже начал нервничать из-за задержки. Хозяин куда-то ушёл, а кухарки, кажется, спешить не собирались. Я уже хотел пойти поторопить свой заказ, как вдруг входная дверь открылась, и в помещение, гремя сапогами, вошли пятеро в синих полицейских шинелях. В руках — карабины. Возглавлял компанию усатый урядник с саблей на боку, он сжимал в ладони револьвер.
Наблюдая за входящими полицейскими, я никак не мог сообразить, что предпринять. Понял только, что дела плохи. Голова не работала от слова вообще. Пришла мысль: надо поставить энергетическую защиту.
Катрин же сориентировалась мгновенно. Едва стражники показались на пороге, как она выхватила из кармана маленький самовзводный револьверчик, опрокинула стол так, чтобы тот заслонял нас и, встав на колено, принялась палить в вошедших.
Первая пуля попала уряднику в плечо. Тот выстрелил в ответ от бедра. Но вторая пуля свалила его с ног. Остальные стражники наставили на нас карабины, и помещение наполнилось невыносимым грохотом. Послышались глухие удары о стену, зазвенело разбитое стекло.
Я, наконец, тоже сообразил что делать. Реакции у меня сейчас были дико заторможенные. Достав длинноствольный револьвер, я бросился на пол и из положения лёжа принялся стрелять куда-то в направлении противника. Целиться времени не было, да и расстояние небольшое. Просто взводил курок и жал на спуск. И так шесть раз. Опустошив барабан первого револьвера, Катрин вытащила 4,5-линейный «бульдог» и принялась стрелять из него. Она положила двоих, ещё одного ранила. Раненый и остальные двое спешно попятились в дверь. Всё это заняло считанные секунды.
С улицы донеслись ружейные и револьверные хлопки, снова зазвенело разбитое стекло. Дом обстреливали снаружи.
— К окну! — крикнула Катрин. — Они возле дома!
Я едва расслышал её слова, ибо уши мои заложило. Пока поднимался, Катрин достала третий револьвер, пристроилась у окна и принялась стрелять в тех, кто вёл по нам огонь. Стреляла она планомерно, методично. В ответ тоже летели пули, но Катрин не обращала на них внимания — спокойно делала своё дело, пока в барабане не закончились патроны. Тогда она спряталась за стеной и принялась извлекать стреляные гильзы.
— Прикрой! — крикнула она мне. — Не дай им подойти.
Я подполз к окну, достал свой второй, полицейский, револьвер. Высунулся. Выстрелил, один раз, другой… На площади перед харчевней стояли две машины с блестящими рупорами сирен на капоте, за ними прятались несколько человек, ведя по нам огонь из укрытия.
Опустошив барабан, я тоже спрятался. Наступило затишье. Мы сидели рядом с Катрин, она зарядила, наконец, один из своих револьверов и теперь готовилась продолжить бой.
— Уходим через задний ход, — сказал я, заряжая своё оружие. — Мы здесь в ловушке. Надо прорываться из посёлка.
Катрин кивнула, и мы ринулись через кухню во двор. Однако тут нас уже встречали двое в гражданском, с карабинами. Они стояли шагах в десяти от двери и, увидев, как мы выбегаем, вскинули оружие.
Катрин оказалась быстрее. Одного пуля ударила в правую ключицу, и тот рухнул в траву, выронив карабин. Я навёл ствол на второго. Выстрелили мы одновременно. У Катрин брызнула кровь из плеча, а полицейский схватился за щёку. Катрин тоже выстрелил в него, и тот упал. Её левый рукав намок от крови, но она не обращала на это внимания.
— Туда, — крикнул я, указывая на проход между домами, ведущий на улицу. Недолго думая, мы помчались в том направлении.
На улице — никого. Вышли мы с противоположной от главной площади стороны. Эту улицу полиция то ли не догадалась перекрыть, то ли не успела. Так или иначе, путь был свободен, и мы побежали со всех ног к ближайшему перекрёстку.
Мы уже были близко, когда из-за угла выехала большая чёрная машина. Дверь открылась. Мы резко остановились и навели стволы на водителя. К нашему удивлению он оказался безоружным. Он продемонстрировал нам пустые ладони.
— Полегче, ребят, полегче, — сказал водитель. — Опустите стволы и залазьте в машину, если хотите поскорее убраться отсюда.
Глава 9
Мужчина, что сидел за рулём, производил впечатление человека состоятельного и утончённого. На вид — лет пятьдесят. В усах, козлиной бородке и зачёсанных назад волосах уже белели седые пряди. Одет он был в сюртук из зелёного камлота, рубашку с накрахмаленным воротником и бежевые брюки. На пальце сверкал большой золотой перстень.
— Ты кто такой? — спросил я, продолжая держать незнакомца на мушке.
— Всё расскажу по дороге, — мужчина произнёс это спокойно, с лёгкой усмешкой на устах. — Поверьте, зла я вам не желаю.
— С чего нам тебе верить?
— Можете не верить, но скоро тут будет полиция. Я уеду, а вам придётся самим выбираться из сложившейся ситуации. Так что решайте быстрее, верите вы мне или нет.
— Ладно, мы поедем, — согласился я. Мужчина был безоружен, и вид его не вызвал опасений. В любом случае, один пожилой господин лучше толпы разгневанных стражей порядка и сотрудников спецслужб. Хотя, если вспомнить последнюю мою встречу с незнакомым пожилым господином…
— Тогда забирайтесь на заднее сиденье, задвиньте шторки и пригнитесь, чтобы вас не заметили полицейские, мимо которых нам придётся проехать.