Тамбур последнего вагона пустовал. Я резко дёрнул дверь, ведущую в жилую часть, и тут же спрятался за стену. Мои действия оказались своевременны: в вагоне ждала засада. Пальба на короткое мгновение заглушила стук колёс. Я выстрелил в ответ вслепую — пальба загрохотали с новой силой, не давая мне высунуться. Я палил вслепую, пока не закончились патроны.
Противников много, и все — с оружием. А моя энергия иссякала. Я сел, прислонившись к стене. Идея была в том, чтобы повторно войти в энергетическое состояние. После этого мне придётся несладко. Откат будет жёсткий. Но другого выхода не видел.
— Сдавайся, кто бы ты ни был! — крикнули мне из коридора. — Тебе не уйти живым.
— Я и не собираюсь уходить, — я постарался перекричать грохот колёс. Голос мой был слаб, как и я сам, а потому приходилось напрягать все силы. — Мне кое-кого забрать. Отдайте мне её, и никто не пострадает, — я переломил рамку своего семизарядного револьвера (второй я отложил в сторону). В кармане пальто лежала последняя обойма — семь скрепленных клипсой патронов, которые я одним движением засунул вместо выпавших гильз. Щёлкнул замок — револьвер снова был готов к бою. А вот я пока что — нет.
— Ты слишком самоуверен. Ты один? — продолжал меня расспрашивать грубый голос одного из конвоиров, засевших в вагоне.
— Догадайся.
— Для тебя это хорошим не закончится. Ты напал на сотрудников особой императорской службы. Серьёзное преступление, между прочим. Но если сдашься добровольно, это может упростить тебе жизнь.
«Или укоротить её», — подумал я. Конечно, вешайте лапшу на уши! Убийство семи полицейских — это уже смертная казнь. В любом случае, я сюда не сдаваться пришёл. Мне нужна была Катрин, и я твёрдо намеревался её забрать.
Наконец, я снова оказался под защитой энергетической. Ну и хреново же будет после двух вызовов подряд! Но это — потом, сейчас главное — не тянуть кота за причинное место. Сделать всё чётко, быстро, чисто… Хотя нет, чисто уже не получится.
Я поднялся на ноги. И столкнулся нос к носу с мужчиной в гражданском. Мы одновременно выстрелили друг в друга. Мне, понятное дело — ничего. А он отлетел к двери тамбура, забрызгав её кровью.
Вышел следующий. Он был облачён в ледяной доспех, а из рук торчали два лезвия. Получается, в ОИС тоже служили сильные. Вот это совсем ни кстати! Я не знал, сколько протяну, а надо ещё и с сильным драться.
Я навёл револьвер на бойца. Тот отбил мою руку, и пуля полетела мимо, попытался ударить — я отклонил голову. Клинок прошёл перед глазами. Нырнув, я избежал удара вторым клинком и треснул локтем противника по ледяной кирасе. Бронированный боец влетел в вагон и проскользил на спине по полу. А там стояли два его напарника, оба в гражданском. Они навели на меня револьверы и принялись стрелять. Я пошёл прямо на них, и на ходу выпустил оставшиеся пять патронов. Вначале один сотрудник упал, потом — второй. Полы, стены, решётки на камерах — всё теперь было в крови.
В это время поднялся сотрудник в ледяных доспехах. Я отбросил опустевший револьвер и, разбежавшись, засадил коленом в корпус, отчего боец пролетел ещё половину вагона. Он начал подниматься, но я подбежал и нанёс прямой удар ногой. Осколки ледяного доспеха полетели во все стороны, а сотрудник, выбив спиной дверь, оказался в тамбуре.
Когда я подошёл к нему, мужчина лежал на полу, хрипя и выплёвывая кровь. Должно быть, я сломал ему рёбра и повредил лёгкие.
Заключённые, сидевшие за решётчатыми дверьми, стали невольными свидетелями бойни. Это было плохо. Я не хотел, чтобы меня вычислили по моим способностям, но пара десятков человек видели, что я устроил, и все они, как один, на допросе расскажут о парне, который швырял сильного по всему поезду, словно игрушку. А с другой стороны: никто моего лица не видел. Пусть ещё попробуют доказать мою причастность.
Энергия прекратила действие, и я оказался очень слаб. Вдобавок голова раскалывалась. Применение силы только усугубило ситуацию. Я сел на пол тамбура, глядя, как угасает жизнь в моём противнике. Тошнило. Как же хреново-то… А поезд, как ни в чём не бывало, спокойно громыхал колёсами, неумолимо двигаясь к пункту назначения с кучей трупов на борту.
Я поднялся, прошёл пару шагов и чуть не упал. Остановился, прислонился к стене. Следовало поторопиться, если не хочу на ближайшей станции встретить армию полицейских.
Катрин сидела в камере, рядом с которой я остановился.
— Ты в порядке? — спросила она через решётку, увидев моё состояние. Дружинница выглядела спокойной и сосредоточенной. Я всегда поражался, как в подобных ситуациях ей удаётся сохранять хладнокровие.
— Да-да, всё нормально, я сейчас… оклемаюсь чуть-чуть. Знаешь, у кого ключи?
— У кого-то из конвоя, но они побежали в первый вагон.
— Вот чёрт, — проворчал я и, пошатываясь, побрёл дальше по коридору, перешагивая трупы сотрудников ОИС.
— Отцепи вагоны! — крикнула вдогонку Катрин. — Надо остановиться, прежде чем мы доедем до следующей станции.
— А я знаю, как это делается? — я не остановился и даже не оглянулся.
— Ладно, сделаю всё сама. Только ты побыстрее.
— Ага, — проворчал я под нос, — попробуй тут…
Я обшарил трупы в первом вагоне и, отыскав ключи от камер, выпустил Катрин. Та пошла расцеплять состав, я же собрал с мёртвых врагов оружие, патроны и раздобыл для Катрин пальто и шляпу. Их нашёл в купе сотрудников ОИС. Женской одежды, к сожалению, не оказалось. Да и откуда ей здесь взяться?
К моему семизарядному револьверу патронов ни у кого не оказалось. Так что я сменил его на длинноствольный хромированный револьвер, найденный у одного из конвоиров (офицера, судя по нашивкам), с гладким барабаном и гравировкой. Зарядка и экстракция стреляных гильз происходили не совсем обычным способом: при полувзводе курка ствол поворачивался, а потом сдвигался вперёд вместе с барабаном. Второй револьвер — штатная полицейская модель М-2003 с заряжанием через дверцу барабана. Компактное, но довольно мощное оружие калибра 4 линии (самый ходовой в здешней Российской империи револьверный патрон). Такие же подходили и к первому. К обоим стволам имелись поясные кобуры с подсумком для двенадцати запасных патронов. Ещё штук тридцать я ссыпал в карман пальто. К сожалению, клипс, соединяющих патроны в пачку для быстрой зарядки (в моём мире сей причиндал назывался «лунной клипсой» в переводе с английского), не нашлось. Оба оружия обладали ударно-спусковым механизмом одинарного действия, как и большинство здешних моделей.
Катрин тоже вооружилась полицейским М-2003. В дополнение к нему она взяла револьвера по типу британского «бульдога», которые в моём мире выпускались в конце девятнадцатого столетия, со стволом два дюйма и калибром 4,5 линии. Заряжался от тоже через дверце барабана. Оружие было старым, с сильно потёртым воронением. Его она запихнула в карман пальто. Во второй карман положила ещё один компактный револьвер, с переломной рамкой и скрытым курком. Этот имел стандартный калибр в 4 линии, большую спусковую скобу и ударно-спусковой механизм двойной действия, что было редкостью для этого мира. Тут такие только входили в употребление и не пользовались спросом: считалось, будто из-за тугого спуска они теряют в точности, и неумелый стрелок может в молоко выпустить весь барабан за несколько секунд. Впрочем, для карманного револьвера, из которого обычно стреляли в упор, всё это было несущественно.
Карабины брать не стали: когда выйдем в населённые места, они привлекут нежелательное внимание.
А вагоны всё замедлялись, замедлялись и вот мы, наконец, встали. Вокруг — лес, непроглядная темень, тишина. Я отыскал керосиновый фонарь, и мы сошли с поезда.
При свете фонаря полезли напрямик сквозь лесную чащу. Раздвигали ветви, которые так и пытались хлестнуть нас по лицу, перелезали через поваленные деревья, выискивая более-менее приемлемую дорогу. Но какой там! В этом кромешном мраке дальше трёх метров было невозможно ничего не разглядеть при тусклом свете фонаря, что поскрипывал в моей руке.
Мы торопились. Следовало как можно быстрее уйти от железнодорожных путей, добраться до ближайшего тракта, поймать попутку и уехать подальше, пока полиция не блокировала дороги. Как только станет известно о перестрелке (если уже не стало), сюда прибудет вооружённая толпа, может быть, даже с собаками, и пойдёт по нашему следу. Так что отдыхать нельзя.
Но как же я паршиво себя чувствовал! Ноги подкашивались, башка трещала, сонливость наваливалась, подташнивало — в общем, обложило со всех сторон. И куда я такой дойду? После того, как я дважды сконцентрировал энергию, меня совсем развезло, и я волочил ноги из последних сил. А впереди — несколько часов пути по ночному лесу, дебрям, бурелому и хрен знает, чему ещё.
Местность я примерно представлял. Тракт находился в том направлении, в котором мы двигались, до него было вёрст пять-шесть, может, чуть больше. Но брести в ночи без компаса придётся долго. Два-три часа, в лучшем случае. А можно заплутать так, что до завтрашнего вечера круги наворачивать.
— Спасибо, что вытащил, — сказала Катрин, когда мы отошли от железной дороги. — Сожалею, что тебе пришлось из-за меня рисковать.
— А что поделать? Я не мог тебя бросить.
— Ты говорил, что не веришь мне.
— Я до сих пор не знаю, верить или нет. Но это не имеет значения. Когда выберемся, тебе придётся уехать далеко отсюда. Тебя будут разыскивать. И полагаю, мы больше не увидимся. Так что теперь не важно, работаешь ты на Птахиных или нет. Если работаешь, тебе же лучше: род всегда защитит тех, кто служит ему. Вернёшься, скажешь, что задание провалено.
— Если бы это было возможно… — Катрин шла позади, раздвигая руками ветви.
— Жалеешь, значит, теперь, что своих бросила? — усмехнулся я.
Катрин не ответила.
Вдруг я споткнулся о корягу, и чуть не упал. Успел схватиться за ствол ближайшего дерева. Остановился.
— Всё в порядке? — спросила Катрин. — Ты не ранен?
— Ерунда. После драки всегда такое состояние.
— Уже много времени прошло.
— Знаю. Подожди немного. В себя приду. Почти не спал сегодня. Да и вчера одна неприятная вещь произошла. Всё разом навалилось. Отдохнуть бы…
— Нам надо добраться до тракта.
— И без тебя знаю, — я нашёл в себе силы и сдвинулся с места. Мы побрели дальше. Я боялся, что потеряю сознание, или силы совсем меня оставят. Вот так подстава будет!
Катрин взяла у меня фонарь и сообщила, что пойдёт впереди. Я возражать не стал, поплёлся за ней, постоянно спотыкаясь и чуть не падая от усталости.
Не знаю, сколько прошло времени: час, два, три… Всё вокруг было, как в тумане. Казалось, мы целую вечность бродили по этому проклятому лесу. Шли молча. Сил на разговоры не оставалось. Когда пересекали овраг, я оступился и чуть не покатился вниз. Некоторое время сидел в траве на склоне. Была б моя воля, прямо здесь бы и уснул. Катрин снова справилась, как я себя чувствую, а потом терпеливо ждала, пока я ни поднялся.
Спустившись в овраг, оказались у ручья. Я умыл руки и лицо, попил. Даже сил как будто поприбавилось. И снова — в путь.
Катрин шагала вперёд, как ни в чём не бывало, и я не прекращал ей удивляться. Допросы, побои, двое суток в камере — и хоть бы что! Впрочем она не испытывала и десятой доли того, что испытывал сейчас я.
И вот — поле. Повезло. Если есть поле, значит, где-то — дорога, ведущая к ближайшему населённому пункту. В кромешной тьме мы брели по скошенной траве, пока не наткнулись на скирды.
— Короче, будь что будет, а я — спать, — заявил я. — В таком состоянии от меня проку пало. Только не забудь разбудить, если по нам начнут стрелять, — с этими словами я плюхнулся в сено и отрубился.
***
Едва боярин Ярослав Всеволодович закончил утренний туалет и с гладко выбритым подбородком и напомаженными бакенбардами, умытый и надушенный вышел из собственной комнаты, направляясь в столовую, где его уже ждало за обеденным столом всё семейство, прибежал вестовой и сообщил, что пришло срочное письмо из Оханска.
Сказав своим домашним, чтобы начинали завтрак без него, боярин удалился в собственный кабинет. Запечатанный конверт лежал на столе. Ярослав Всеволодович сел на кресло возле камина, в котором потрескивали дрова, сломал сургуч. В конверте обнаружилась вырезка из позавчерашнего номера газеты «Оханский вестник» и короткая записка.
В вырезке сообщалось, что вчера в Оханске возле городского сквера было найдено тело молодого человека, скончавшегося при загадочных обстоятельствах. Личность покойного была установлена сразу: это оказался член семьи Птахиных-Свириных, Михаил, некогда носивший фамилию Барятинских, но после изгнания, перешедший на службу другому роду. Предполагалось, что смерть боярского отпрыска как-то связана с враждой, которая уже давно идёт между Барятинскими и Птахиными.
В записке же сообщалось: «Главная проблема устранена». И печать — крест и череп. Прочитав записку, Ярослав Всеволодович довольно ухмыльнулся: наконец-то, давно пора. Михаил много попортил всем крови, но больше он никого не побеспокоит.
— Хорошая работа, — произнёс старый боярин, сложил записку и газетную вырезку обратно в конверт и бросил в камин.
Глава 8
Сон был тревожный и болезненный. К тому же я замёрз, а сено так и норовило залезть то в нос, то в рот, то в уши.
— Вставай, скоро светает, — услышал я голос Катрин сквозь вязкое марево, в котором бултыхалось моё сознание.
Я продрал глаза, девушка сидела в моём изголовье. Она тоже замёрзла: подняла воротник пальто, грела озябшие пальцы. Изо рта шёл пар. Ночью захолодало. Пока мы шли, я не замечал этого, но стоило остановиться и прилечь, как начало пробирать до костей.
— Надо идти, — повторила Катрин, — мы сильно задержались.
— Долго я спал? — я спешно поднялся, оглядываясь по сторонам. Светало, беспечная тишина повисла над миром, на траве лежал иней. Небо было чистым — день ожидался солнечным и холодным.
— Часа три. Я не стала тебя будить. Тебе надо было набраться сил. Если не сможешь сражаться, могут быть проблемы.
— Ладно, идём. Не будем терять времени. Кажется, погони пока нет, но кто знает, как скоро нас найдут.
Я ожидал, что сон даст силы. Может, он, конечно, и дал, вот только я этого не заметил. Зато почувствовал, что простудился. Меня знобило, ломило суставы, из носа текло. Ну и естественно, никуда не делась головная боль. Сейчас бы в постель и отпиваться горячим чаем с мёдом, а не шкандыбать в ночи по холоду неизвестно куда.
Идти было не намного легче, чем вчера. Я не знал, что со мной и почему после встречи с «боярином» Крыловым, который чуть не убил меня своими магическими щупальцами, никак не получается нормализовать самочувствие. Приключения с побегом от полиции выдались не вовремя. В своей кровати под присмотром врачевателей я наверняка оклемался бы быстрее.
— Ты хорошо была знакома с моей матушкой? — спросил я у Катрин, решив прояснить некоторые моменты, пока есть подходящее время.
— Первый раз она меня вызвала к себе, когда глава рода дал мне задание наблюдать за тобой. Как я поняла, это была её инициатива. Она попросила своего отца, чтобы тот дал к тебе охрану.
— Получается, она уже тогда боялась, что меня убьют? Так в качестве кого тебя приставили: шпионки или телохранительницы?
— Я не задумывалась над такими вопросами, просто делала, что прикажут. От меня требовалось войти к тебе в доверие и защищать в случае неприятностей. Но Птахины, разумеется, хотели быть в курсе того, что с тобой происходит.
— И как часто подобное практикуется? Я имею ввиду, как часто посылают молодых девушек шпионить за кем-нибудь через постель?
— Обычное дело, — пожала плечами Катрин. — Ты так спрашиваешь, будто удивлён этим.
— Да это я так… — кажется, я опять выдал своё незнание здешних порядков. — А прежде тебе давали подобные миссии?
— Один раз только. Пару лет назад я полгода жила в поместье дворян Бирковых. Птахины вели с ними торговые дела, и нужны были некоторые сведения.