Я перемещаю пальцы к его плечу, поглаживаю гладкую ткань рубашки, исследую до тех пор, пока не нахожу то, что искала. Неровность со взбугрившимися краями, которая когда-то могла отнять его у меня.
— Больше не болит? — шепчу, поднимая глаза. Колодцы гипнотизируют меня, утягивают на дно, маня ощутить драгоценную прохладу.
— Болит иногда.
Мне кажется, что я слышу стук его сердца — так близко мы стоим. Гулкое эхо ударов отдается в грудной клетке, терпкий запах обволакивает. Необыкновенный вечер, в котором мне все удается.
Но через мгновение магия рушится. Я с удивлением перевожу взгляд на свое запястье, которое нестерпимо жжет. Это потому что Булат его держит.
— Ты пьяна? - и голос его хриплый, злой.
Я качаю головой. Ну как он мог забыть? Я вот все о нем помню.
— Я не люблю алкоголь, — говорю с легким укором. — Это всего лишь один коктейль.
Его глаза исследуют мое лицо. Я ему позволяю — я ведь делала тоже самое. Запястье по-прежнему пылает — он держит. Хочется его попросить, чтобы он никогда его не отпускал. Слишком хорошо.
Все вдруг резко меняется. Звуки музыки и голосов пробиваются сквозь сотканный вакуум, и мы больше не одни. Я на дне рождении, а в зале сидит Антон, который меня ждет. Здесь меня быть не должно.
— Я пойду, — я тяну руку из раскаленных тисков, отшагиваю. Улыбаться больше не хочется. Знакомое ноющий зуд крадется к ребрам, а я его боюсь. — Меня ждут друзья.
Разочарование, высотой соразмерное пятиэтажному дому, окатывает меня — Булат отпускает. Я прячу его в себе и, не попрощавшись, разворачиваюсь.
Ловлю взгляды со столов, но и им больше не улыбаюсь. Легкость прошла, появилась оглушенная растерянность.
— Собирался идти тебя искать, — Антон тянет меня за талию и охотно к нему льну, желая спрятаться в комфортное «После». Недопитый коктейль стоит на столе. Протяни руку — и веселье искрящимися брызгами вновь вольется в меня. Но я не тяну. Хватит.
Я старательно пытаюсь включиться в беседу: слежу за губами Ани, рассказывающей о своем дне рождении, когда кто-то нырнул в бассейн с бутылкой шампанского, и стараюсь настроиться на руку Антона, поглаживающую мое предплечье. Сжимаю и разжимаю пальцы. Все еще горят.
И когда я думаю, что мне удается влиться, над столом нависает тень. Он. Я знаю это еще до того, как взгляд успевает подняться к его помеченной чернилами шее.
Лица напротив оживляются: Стас, Егор, даже Кирилл, который неожиданно снова стал мне неприятным, по очереди тянут к нему руки.
— Все сегодня здесь, да? — с энтузиазмом произносит Антон, вставая рядом с Булатом. — Уже полгорода не встретил, а тебя только сейчас увидел.
— Я поздно подошел, — отвечает Булат в своей лаконичной манере.
Я на него не смотрю, лишь задеваю стрелки его брюк боковым зрением. Что это было, там в вестибюле? Почему я все вечно порчу? Для чего касалась его и говорила всю эту чушь про дружбу? Мы с ним не друзья, и вряд когда-нибудь сможем дружить.
Аня задает мне какой-то вопрос. Благодарная за возможность отвлечься, я подаюсь вперед, переспрашиваю. Да, это платье от Etro. Да, шелк. В ЦУМе, кажется. Куплено на деньги мужчины, который только что подошел. Последнее вслух не говорю.
— А где Антон? — я оглядываю опустевшее пространство рядом столом.
— Они с Булатом отошли, — подает голос Егор, собственнически закидывая руку на плечо Ани. — Рабочие моменты вроде перетереть.
Антон появляется за столом спустя минут пятнадцать. К этому времени я успела извести себя кучей вопросов и найти на них массу неприятных ответов. Один из них состоит в том, что Булат решил рассказать сыну делового партнера про то, какую недостойную спутницу он себе выбрал, в прошлом — его содержанку.
— Как? — Стас неопределенно кивает вглубь зала.
— Обсудили кое-что, — Антон обнимает меня одной рукой и быстро целует в волосы. — Кстати, в выходные с их компанией играю в покер. У них мужик один есть — входит в топ сто лучших мировых покеристов. Это не с Вильданом картинками перекидываться. Другой уровень.
Парни начинают сыпать неизвестными игровыми терминами, а я разглядываю круглый отпечаток бокала на столе. Антон играет с Булатом в покер. Они с отцом строят ему гостиницу. Они общаются. Почему моему прошлому суждено так тесно сплестись с настоящим?
— Котенок, поднимайся, — Антон трогает мое колено. — Отвезу тебя домой.
У меня даже получается удивиться. Я и сама хочу отсюда уехать, но зная развлекательный энтузиазм Антона, была уверена, что он предпочтет остаться подольше.
— Ты устала, — поясняет он в ответ на мой вопросительный взгляд. — Этот коктейль быстро с ног валит. У тебя останусь, ладно? Ляжем пораньше.
8
— Привет, мам, — я быстро выглядываю из комнаты персонала и, убедившись, что за стойкой никого нет, прикрываю дверь. — Можешь разговаривать?
— Могу недолго, — отвечает трубка. — Я в магазин на пятнадцать минут вышла. Валю пока попросила подменить.
Я киваю, больше для себя. «Недолго» меня устраивает, потому что наш с мамой разговор редко длится больше двух-трех минут.
Раз в две недели по понедельникам я ей звоню. Задаю обычные вопросы: «Как дела? Как здоровье? Как на работе? Как там тетя Галя?» Иногда интересуюсь про отчима. Прошлой зимой случилось несчастье: он сломал ногу, поскользнувшись на льду. Пьяным. Лежал дома несколько месяцев, а маме пришлось работать одной, ухаживать за ним и содержать. Об это я узнала от Кристины — она написала мне в инстаграме. Так обидно за маму стало, что отчима я еще сильнее возненавидела. Тогда и решила, что, несмотря ни на что, буду с мамой общаться. Приехать в Череповец, правда, заставить себя не смогла — отправила денег, и дала слово регулярно звонить домой и узнавать, как дела. Обида на маму прошла сама собой, потому что я ее поняла. Просто она любит отчима больше, чем себя и больше меня, и ничего с этим не может поделать. Так бывает, я-то точно знаю. Сама готова была на коленях перед Булатом ползать, лишь бы он меня рядом с собой оставил. Думала, жизнь кончится без него.
— Как дела у тебя, мам? Чувствуешь себя нормально?
— Более менее. Спина болит. В сад в выходные ездили с Вадимом, напахались как тузики. — В ее голосе звучит незавуалированный укор: — Помочь-то некому.
Я снова выглядываю за дверь. Возле стеклянного входа останавливается черная Ауди с логотипом «Жемчужных холмов». Это означает, что прибыли новые постояльцы и у меня есть максимум минута, чтобы договорить.
— Наверное, яблок в саду много, да?
Про яблоки мне совершенно неинтересно, как и про картошку с огурцами. Просто мама любит рассказывать про сад, а я хочу сделать видимость, что нас что-то связывает.
— Какие яблоки сейчас, Таисия, — звучит нетерпеливый вздох. — Рано. — И тут же чуть громче: — Девушка! Где у вас тут помидоры по акции? Туда я уже ходила... Там без скидки.
Из вестибюля доносится звук разъезжающихся дверей, означающий, что мне пора прощаться.
— Мам, мне нужно идти.
— Давай. Мне тоже надо ускориться. На минуту опоздаю — Валентина хай поднимет. У тебя как, нормально все?
— Да, у меня все хорошо.
— Ну и отлично. Тетю Галю, кстати, не забудь поздравить. В субботу у нее юбилей.
Я вешаю трубку и, натянув на лицо рабочую улыбку, выхожу на ресепшен. Как раз во время: клиенты, седеющий мужчина и невысокая худая женщина, достают из сумки паспорта.
После их оформления я не сразу могу вернуться к работе и, замерев, разглядываю коньячную поверхность стойки. Обычно так бывает после разговора с мамой. Вроде мы теперь нормально общаемся, но на душе каждый раз остается странный осадок: прохладный, неуютный. Требуется немного времени, чтобы отряхнуться.
Отвлекает меня проходящая по вестибюлю фигура, а вернее то, что эта фигура кажется мне знакомой. Густая шапка темных волос, франтоватые брюки и толстовка с принтом мирового дизайнера. От панических воспоминаний по позвоночнику скребет озноб: Фидель идет на меня, расстегивает рубашку, плотоядно улыбается, отпускает пошлые комплименты… Валит меня на кровать.
Хочется спрятаться за стойку, свернуться в комок, уползти, раствориться. Это я и собираюсь сделать, но оцепенение играет против меня: Фидель, будто что-то почуяв, замедляет шаг и начинает крутить головой. Наверняка, он кого-то другого ищет, но результат остается один: находит именно меня. Я сжимаю пальцы в кулаки — Фидель останавливается. Беру трубку, делая вид, что мне срочно требуется позвонить — идет в мою сторону.
— Мы непременно все исправим, — обещаю выдуманному собеседнику. Нетвердой рукой вешаю трубку — дольше игнорировать пристальный взгляд из-за стойки не представляется возможным.
— Москва деревня, да? — насмешливо подает он голос. — Заскочил сюда по старой памяти, а тут мордашка из-за стойки торчит знакомая. Думаю, надо поздороваться.
Я заставляю себя посмотреть на него. На парня, который когда-то казался мне милым и симпатичным, и с которым я даже — смешно подумать — хотела дружить, ведь он был доверенным лицом Булата. Сейчас его правильные черты лица и кривая улыбка не вызывают во мне ничего, кроме неприятия и тошноты. Я мечтаю, чтобы он поскорее ушел и больше никогда в моей жизни не появлялся.
— Здравствуй, Фидель, — Улыбкой себя не утруждаю и располагающим тоном тоже. Он едва меня не изнасиловал.
Он щурится. С подозрением, недобро.
— А чего это ты на работу подалась?
— Не должна была?
Теперь в его взгляде цветет удовлетворение.
— Тоже отлучили от кормушки, значит?
— Ты ведь куда-то шел? — не выдержав, огрызаюсь я. — Мне нужно работать.
— Так работай. Ты же здесь говорящая башка. Я твой клиент, задаю вопросы, — он наваливается локтем на стойку и требовательно выплевывает: — Номера у вас есть свободные?
Горло сдавливает спазмом негодования, так что рот распахивается сам собой. Начинают пылать щеки. Ублюдок снова пытается меня унижать.
— Есть, — до боли сжав пальцы в балетках, удерживаю его взгляд. — На какой срок? Стандартный, стандартный в видом парк, полюкс. Люксы, к сожалению, все заняты.
— Я с улицы и всегда терпеть не мог таких шлюх как ты, — зло цедит Фидель, игнорируя мою рабочую скороговорку. — Сначала крутите жопой, а когда на эту жопу находите приключений, начинаете вопить, что не такие. И вас, блядь, жалеют, а в итоге в заднице остаешься ты сам.
Мне неуютно, обидно, немного страшно. Чувствую себя совершенно беспомощной. Что мне делать? Позвать охрану?
— Я тебя не понимаю, — от волнения я начинаю бесцельно перекладывать бумаги. — Если ты не уйдешь — я позвоню секьюрити.
— Все ты понимаешь, тварюшка. Пять лет труда к херам полетели из-за дешевой давалки, которая мне сама на трах намекала.
Листы неуклюже разлетаются по столу. Фидель больше не работает у Булата? Считает, что из-за меня? Ерунда. Я здесь совершенно ни при чем. Я никогда ни на кого жаловалась, а тогда мне и вовсе было стыдно.
— Ты ошибаешься насчет меня, Фидель. Я никогда Булату слова про тебя плохого не сказала. Если у тебя больше нет вопросов по номерам, я вернусь к работе.
— Дура ты, блядь, — презрительно роняет он, и я вдруг замечаю, что на на манжетах его модной толстовки собрались катышки, а ногти, всегда аккуратные и ухоженные, неровные и местами под них забилась грязь. — Как-нибудь еще увидимся.
Я даже вслед ему смотреть ему не могу — настолько меня трясет. День рождения отца Антона словно открыл запечатанный шлюз, в который потоком хлынуло мое прошлое. Я презираю Фиделя, но я никогда не хотела ему навредить. Та глупая выходка была случайностью, продиктованная желанием по уши влюбленной девчонки вызвать ревность. Фиделя она не должна была коснуться.
Дальше все становится еще хуже: неожиданно меня просят зайти в кабинет управляющего отелем. За все два месяца, что я здесь работаю, это происходит впервые.
Пока я поднимаюсь на лифте, то все больше наполняюсь уверенностью, что вызывают меня из-за Фиделя. Он наверняка нажаловался, что администратор вечерней смены Тая была с ним груба, и теперь мне придется объясняться.
— Здравствуйте, Андрей… — я украдкой смотрю себе на ладонь, куда записала его отчество. — Витальевич. Вы вызывали?
Андрей Витальевич, мужчина лет тридцати пяти, которого я видела лишь в день приема на работу, отрывается от массивного черного моноблока.
— Таисия? Проходите. Надолго не задержу.
Он выглядит вполне миролюбивым, но это не мешает мне набрать в легкие воздуха, чтобы начать оправдываться. Я не для того строго блюду дисциплину, чтобы позволить Фиделю на себя клеветать. Надо будет — расскажу, что этот человек на меня зол, и он, а не я, бросался оскорблениями.
— Все наши сотрудники проходят ежегодное медицинское обследование. Вам тоже необходимо это сделать.
— Но у меня ведь есть… — я растерянно смотрю на поблескивающие стекла его очков. — Я еще в «Планете» я сдавала.
— Следует обновить. Сохраняйте чеки на анализы — их стоимость будет возмещена.
— Это все, Андрей Витальевич? — А про себя думаю: скажи «все», чтобы мне не приходилось опускаться до оправданий.
— Это все, — его тонкий рот трогает одобрительная улыбка — К вашей работе нареканий нет. Виталина вас хвалит.
Против похвалы я не могу устоять — тоже расплываюсь в улыбке. Так приятно, когда тебя ценят. А медкнижка — сущая ерунда.
— Спасибо. И мне тоже очень нравится у вас работать. И отдельное спасибо за возможность пользоваться тренажерным залом. Бассейн просто замечательный.
Поняв, что снова много говорю, я смолкаю и начинаю пятится назад. Впереди у меня два выходных и как раз будет время сдать анализы.
9
Обняв себя руками, я растеряно разглядываю бумагу, где черным по белому напечатано: тестирование на морфин, опиаты, марихуану, метамфетамин, кокаин — отрицательное. Тест на амфетамин — положительный.
Непонимание — вот что я чувствую. Так и сказала этому плотному дядечке в форменном белом халате. «Я не понимаю… Не понимаю. Я никогда… честно никогда…».
Он просил меня вспомнить, не пью ли я какие-нибудь таблетки. Я ответила, что за последнюю неделю пила только аспирин, и спросила, что мне сейчас делать. Меня ведь уволят с работы, которой я так дорожу. И не просто уволят — а будут при этом смотреть как на лгунью, выдававшую себя за ответственного сотрудника. А я ведь никогда, никогда…
Но врач оказался добрым и сказал, что если я так уверена в своей правоте, то мне нужно как можно скорее пройти медицинское освидетельствование в государственном учреждении. В случае, если повторный анализ будет отрицательным, выдадут новое заключение и на учет меня никто ставить не будет. На этих словах я едва не расплакалась. Меня могут поставить на учет? Как преступницу? Но я ведь абсолютно не виновата. А если это станет известно маме, когда наши отношения только наладились? Я никогда ей не докажу, что это недоразумение.
Сидя в метро, я лихорадочно перебираю причины, которые могли повлиять на результат теста: не пахло ли в нашем подъезде краской, не ела ли я булочку с маком(читала в интернете, что такое бывает)и даже вспоминаю состав витаминов для волос.
И внезапно меня осеняет. Пятница, день рождения Дениса Макарова. Булат, пожимающий кому-то руку, мое волнение и зеленый коктейль, уничтоживший его и заодно превративший вечер в череду раскованного веселья.
Я ошарашенно разглядываю узловатые пальцы соседки напротив до тех пор, пока динамик громкоговорителя не объявляет мою станцию. Да, это точно оно. Я ведь и впрямь чувствовала себя странно, но списала это на крепость коктейля.
Терпения ждать, пока эскалаторная лента вывезет меня на поверхность, у меня нет, поэтому я бегу по ребристым ступеням, то и дело задевая стоящих сумкой. Оказавшись на улице, жадно дышу, чтобы привести себя в чувство. Всего одна нелепая случайность — и едва наладившаяся жизнь может помчаться под откос. В моей крови действительно есть наркотик. А если повторное тестирование это подтвердит? Как я буду смотреть в глаза Андрею Витальевичу, Виталине?