— Улыбаешься ты сын… нехорошо так, — не мог не подметить исказившее моё лицо подобие улыбки Родриго Борджиа. — Кому от этого плохо будет?
— Так речь же о Морее зашла. Так что Палеологам, тут сомневаться не приходится.
— Ты сделал слово Борджиа нерушимым, словно гранитная скала. И не станешь делать исключение ради этих осколков сгинувшей Византии. Тогда что?
— Вот это, — достал я небольшой, туго скрученный свиток из внутреннего кармана. — Тут о-очень краткий экстракт того, что получит Александр Ягеллончик касаемо бытия Палеологов в целом и Софьи в частности. Морейская юность, московский расцвет и последующий крах, недолгое литовское увядание, сменившееся неожиданным воскрешением. И, разумеется, связи Софьи со всеми её родственниками, обитавшими в Европе и продолжающими обитать уже не Османской империи, а в Морее. Там такие помои, что не каждая свинья такое жрать станет. Зато подтверждаемые свидетелями, документами, простой логикой, наконец.
Родриго Борджиа быстренько так пробежал глазами по строкам сего действительно очень сжатого экстракта о пакостях византийской династии, то усмехаясь, то брезгливо кривясь. А ведь он знал практически всё. Знал, только вот просто знать и читать про уже известное в определённого рода подаче — разница есть и не столь незначительная. Интерпретация одного и того же события с разных ракурсов может многое подтянуть в нужную сторону. Не зря один из великих говаривал, что самое страшное оружие не ложь, а правда, но поданная нужному человеку в подходящее время и при соответствующих декорациях. Вот такую правду я и намеревался скормить Александру Ягеллончику. Зачем? Странный вопрос. Да чтоб Палеологам жизнь раем не показалась, чтоб не вышло у них подмять под себя пусть не Рюриковичей, а Ягеллончиков.
— Сама Софья, её дядя, брат, племянники, сыновья. Все получили свою долю грязных, но правдивых слов, — констатировал патриарх семейства Борджиа. — А вот жену Александа, Елену, ты тут не тронул, хотя и мог. Почему?
— Любовь, — хмыкнул я, показывая, что тут и ирония, и реально серьёзное отношение. — Топить следует лишь тех, насчёт кого есть уверенность или высокие на это шансы. Александр Ягеллончик не любит Софью, с заметным презрением относится к её сыновьям Василию и Юрию. А вот жену он действительно любит, и если я чего и смогу добиться, так это небольшого и, вполне возможно, временного похолодания между ними. Опасно. Зато если затронуть лишь тех, к кому государь Литвы и без того симпатий не питает, тогда результат будет гораздо лучше. А Елена… Она одна не так много и сможет, будучи тщательно и заботливо отрезаемой любящим супругом от Мореи и всего, что с этим паучьим гнездом связано.
— Вот как ты хочешь поступить. Необычно. Но может оказаться действенно, — призадумался «отец». — А сами Палеологи и Морея, вновь к ним вернувшаяся? Новое пугало для Европы, как Савонарола?
— Не такое наглядное, конечно. Византийцы не устраивают массовых сожжений, уничтожения роскоши и прочих совсем уж явных непотребств. Но вот их «милые забавы» с евнухами, настоящим восточным коварством и жестокостью, показное ослепление и кастрация проигравших в играх вокруг трона и особенно за трон… Я упомянул лишь малую часть тех обычаев, которые Палеологи несомненно возродят. Не смогут не возродить, это у них в крови.
— А ты будешь это показывать, убеждая тех, кто не поймёт сразу. А если кому-то из государей это… понравится?
— Гнилая кровь! — отрезал я. — Таких нужно убирать. Любыми способами во избежание сползания той или иной страны в византийство. А если сгнила правящая династия… Что ж, ведь среди аристократии найдётся иная, более здоровая. Нам нужно лишь наблюдать, советовать и немного помогать. Главное без глупости и лишнего внимания.
— Храм Бездны и его неслышные убийцы.
— И это тоже. Но пока… Я вижу, сюда шествует очень довольная Лукреция. И явно по мою душу.
— Уже вижу, — довольно улыбнулся Родриго Борджиа, — Лукреция, девочка, ты довольна ещё сильнее, чем была какой-то час назад. Какова причина?
— А никакой, папа, — неугомонное создание обняло своего отца, а затем схватило уже меня за руку, тем самым побуждая подниматься из удобных объятий кресла. — Просто с подругами хорошо отдыхаем, небо ясное, солнышко. Ещё мне Чезаре нужен, чтобы Бьянке напомнить, что мы — это хорошо, но дочь почаще навещать нужно. Она его слушает охотнее, чем даже меня. Меня просто любит, а его слушает и даже слушается, вот так!
Ввот это жалоба! И не поспоришь, не возразишь, особенно если смотреть на это одухотворённое личико, преисполненное этакого негодования на вселенскую несправедливость по отношению к себе несравненной и безупречной. Играет, понятное дело, зато как качественно. Это понимал я, осознавал Родриго Борджиа, а вот та же Ваноцца почти всегда принимала за чистую монету, без каких-либо признаков театральщины.
Пришлось вставать и, поддавшись влечению слабо преодолимыми внешними силами, двигаться в сторону чисто женской компании. Но вот как-либо воспитывать Бьянку — тут Лукреции предстоит обломиться с печальным хрустом. Моя подруга и советница, скажем так, не питала особой привязанности к детям несознательного возраста, предпочитая перекладывать почти все на нянек и кормилицу. В отличие от Лукреции, которой реально нравилось возиться с детьми. Не с любыми, понятное дело, а с теми, которых она считала родными и близкими. А уж маленькая Ваноцца была таковой сразу с двух сторон, как ни крути.
Местами забавно было наблюдать, как спорят Бьянка с Лукрецией. Ну чисто семейные разборки, причём привычные такие, будничные. Даже интересно, как именно впишется во всё это Мигель? Спрашивать не стану, просто понаблюдаю со стороны. Наблюдать — это порой весьма и весьма любопытное занятие.
Спустя недолгое время, меня неожиданно оторвала от ленивого такого приставания к Хуане Изабелла. Дескать, вопросы появились по поводу того, чему учу именно я. почему сейчас? Ну вот чисто девичья любознательность и всё тут! Остальные дамы восприняли это как дело совершенно естественное, привыкли, что я последние месяцы вожусь со сводной «сестрой» примерно тем же манером, как это было с Лукрецией, но несколькими годами раньше. Бьянка так и вовсе довольно скалилась, искренне считая, что бывшей светской синьоре сейчас достаётся нагрузок по полной, от чего состояние тела и духа… довольно измученное. Изабелла и сама порой изображала нечто подобное, иногда и вовсе жаловалась на бессердечного младшего брата, которому Железная корона на голове явно убрала немалую часть сочувствия к хрупкому телу сестры. Игра на публику, конечно, но ведь в тему же, что ни говори.
— О, я вижу, вопрос по новым пистолетам и их перезарядке, — делаю вид, что принимаю это за истину. — Пойдём тогда чуть в сторону, покажу пару приёмов как на быстроту, так и чтобы осечек не случалось. Хуана, я совсем-совсем ненадолго.
— Возвращайся… Мы все тебя ждём.
Верю. Знаю. Так что целую прекрасную Трастамара, после чего с некоторым усилием отрываюсь от очень уж притягивающего и уже вполне себе страстного тела. Хорошеет девушка всё сильнее и сильнее, что не может не радовать.
Что до Изабеллы-Алисы, так она явно не просто так меня отозвала. Чего-то важного и срочного вроде как не просматривалось, следовательно… Видимо, очередная мысль в голову пришла. Причём такая, которой срочно надо поделиться, чтоб случаем не убежала и не перегорела. Всякое ведь случается, дело оно особенное, своя специфика присутствует.
— Изабелла?
— Показывай мне правильную перезарядку и прочее, а я буду делать вид, что внимаю мудрости. Той, которая нам двоим была известна с самого начала. Ты же понимаешь…
— Ещё бы! А что именно из того, что иным слышать нельзя, ты хотела сказать?
— Мало и много, Чезаре. Кажется, я знаю, как именно можно узнать то, что ты хочешь насчёт связи миров. Не всё, но хотя бы следующий шаг. Направление, в котором стоит идти, чтобы оно не было заранее тупиковым.
— И это…
— Среди трофеев, взятых в Стамбуле, были карты. Много, разные. Большая часть интересна только здешним, но парочка… Готова съесть пару полных пригоршней пороха, если это не то, что потом стало артефактом, известным как Карта Пири-Рейса! Два дня назад я тебе об этом говорила, а ты попросил проверить как следует. Я проверила, это оно. Не та карта, но явно то, с чего он её перерисовал, многое загадив, но сохранив часть. И не только…
— Хм?
— На картах всё изображено так, как в нашем мире. Грубо, схематично, сразу видно, что рисовал не географ. Но есть одна интересная деталь. Южная Америка не отделена от Антарктиды. Подчёркнуто не отделена, это не случайная помарка на карте.
Упс! Больше и сказать было нечего. Хотя нет, я продолжал возню с пистолетом, дабы не было и тени подозрений, но факт, сообщённый Изабеллой, неслабо так меня приложил по голове. Карта Пири-Рейсса… Так называемый «неуместный артефакт» по мнению учёных моего мира/времени, наряду со множеством других. Хотя насчёт конкретной карты было множество попыток натянуть сову на глобус до полного вылезания глаз у бедного пернатого.
— И давно эти карты у османов?
— Кто ж их знает! — пожала плечами Изабелла. — Их нашли в хламе, почти мусоре. И не выбросили только потому, что знают — Борджиа любят всё необычное. Твоя репутация, братец, и тут играет свою роль. Но судя по ветхости пергамента. Им явно не один век.
— То есть следов уже не найти…. Жаль. Хотя я всё равно попытаюсь. Но ты права. Раз нашёлся один такой артефакт, то имеет смысл поискать другие. Помнишь про них что-нибудь?
— Разве что про распираенные хрустальные черепа где-то у американских индейцев.
Улыбнувшись, я щелкнул Изабеллу по носику и произнёс:
— Маловато будет, как говорил один не шибко умный, но настырный персонаж. Ма-ло-ва-то! Я вот прямо с ходу несколько назову.
— А давай!
— Саккарская птица, найденная где-то близ Каира. По сути очень похожа на модель планера и датируемая временем до нашей эры. Багдадская батарейка, которая вот действительно батарейка. С помощью такой вот штуки можно было проводить гальванизацию, покрывая те же вазы слоями золота или серебра. Многие совершенно непонятные знания инков и прочих об астрономии, недостижимые без телескопов. Перечислять можно много… а точного понимания нет. Догадываешься, к чему я клоню?
— К тому же, что и я, раз начала этот разговор. Нужно искать и проверять. Может в это время ещё сохранились знания о тех, кто создавал эти, как ты их назвал, неуместные артефакты.
— Назвал не я, но всё верно. И, что забавно, большая часть оных по ту сторону океана.
Мне уже хочется туда отправиться. Я же не королева и тем более не императрица. А ты скоро станешь повелителем целой империи. Итальянской?
Чуть подумав, я ответил.
— Всё же нет. Сербы будут изображать из себя оскорблённые дирижабли. Лучше назвать Медитерранской. Как ни крути, а метрополия по берегам Средиземноморья. Нейтральное название порой лучше всего. Никто особенно не счастлив, но и возмущения не наблюдается, что гораздо важнее. А путешествие по ту сторону Атлантики… Будем посмотреть, как глубока эта кроличья нора.
И вспыхнувшие таким знакомым пламенем азарта глаза Изабеллы. Нет, Алисы, которая почуяла дорожку не то в новую Страну Чудес, не то и вовсе в Зазеркалье. Дорога, она ведь возникает под ногами идущего. Это как она, так и я успели не просто понять, но и проверить на собственном опыте.
Приложения
Хронология
1492, 2 января — падение Гранады (Гранадского эмирата), этого последнего мусульманского государства на испанских землях, знаменует собой окончание Реконкисты. Авторитет Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского поднимается на доселе непредставимый уровень.
1492, 8 апреля — умирает Лоренцо Медичи по прозвищу Великолепный, правитель Флорентийской республики, великий дипломат и интриган. Власть переходит к его сыну Пьеро Медичи, чьё положение изначально неустойчиво.
1492, 5 июня — попадание Кардинала в тело Чезаре Борджиа
1492, 25 июля — смерть Папы Иннокентия VIII
1492, 2 августа — начало конклава
1492, 3 августа — начало первой экспедиции Христофора Колумба
1492, 4 августа — окончание конклава, 214-м Папой Римским избран Родриго Борджиа.
1492, 21 августа — Родриго Борджиа, принявший имя Александр VI, коронован папской тиарой.
1492, 1 сентября — становление Чезаре Борджиа кардиналом. Вместе с ним в сан кардинала возведён Бернардино Лопес де Карвахал, посол Кастилии и Арагона при Святом Престоле.
1492, 3 сентября — булла, запрещающая настоятелю монастыря Сан-Марко Джироламо Савонароле проповедовать на землях Флорентийской республики, а также находиться там, объявление его и его сторонников еретиками. Бегство Савонаролы, до которого дошли сведения о готовящемся принятии этой буллы, из Флоренции.
1492, 21 сентября — заключение между родами Борджиа и Медичи союзного договора.
1492, 26 сентября — кардинал Джулиано делла Ровере покидает Рим, направляясь в Остию, город, где у рода делла Ровере много сторонников, а у Папы нет и тени власти.
1493, январь — посланники Александра VI заключают договор с султаном Османской империи Баязидом II об обмене находящегося в Риме брата султана Джема Гияс-ад-Дина на немалое количество христианских пленников из числа воинов, захваченных османами.
1493, 11 февраля — бегство кардинала Джулиано делла Ровере во Францию.
1493, 20 февраля — Александр VI объявляет как самого Савонаролу, так и всех его последователей, не пожелавших раскаяться, еретиками, отлучёнными от церкви.
1493, конец февраля — прибывшие во Флоренцию войска Чезаре Борджиа захватывают — с полного согласия Пьеро Медичи — монастырь Сан-Марко, этот оплот Савонаролы и поддерживающей его флорентийской знати. Пьеро Медичи, поддержанный Римом, объявляет себя герцогом Флоренции.
1493, 15 марта — возвращение Христофора Колумба в Испанию с известиями о Новом Свете и его богатствах.
1493, 4 апреля — смерть «от естественных причин», выразившихся в удавлении гарротой, Джема Гияс-ад-Дина в замке Святого Ангела. На территорию Папской области прибывают последние из выкупленных христианских пленников, что должны составить ядро армии рода Борджиа.
1493, 23 апреля — булла «Об изничтожении оспы». В Риме открываются первые места, где любой человек может получить прививку от этой опаснейшей в то время болезни, уносившей ежегодно многие и многие тысячи жизней, а немалый процент выживших оставляя обезображенными на всю оставшуюся жизнь.
1493, 5 мая — коронация Пьеро I Флорентийского в Риме. Речь «О подготовке к Крестовому походу» и соответствующая булла. В этот же день умирает от яда Джан Галеаццо Сфорца. герцог Милана, отравленный по приказу собственного дяди, Лодовико Моро Сфорца.
1493, 7 мая — консистория, на которой возведены в кардинальское достоинство Диего Уртадо де Мендоса-и-Киньонес, архиепископ Севильи, Франсиско де Борджиа, архиепископ Неаполя, Хуан де Борджиа-Льянсоль де Романи, архиепископ Сполето, Доминико Гримани, патриарх Венеции, Ипполито д’Эсте, архиепископ Эстергома.
1493, 10 мая — булла «О Новом Свете», устанавливающая исключительные права належащие к западу от Канарских островов территории Испании, Португалии и… Святого Престола.
1493, 14 мая — взятие в результате военной хитрости войском Чезаре Борджиа Остии, важнейшей крепости рода делла Ровере, «морских ворот» Рима.
1493, 20 мая — Лодовико Сфорца узурпирует власть в герцогстве Миланском в обход законных наследников, то есть детей отравленного Джан Галеаццо. Вместе с тем. опасаясь чрезмерных осложнений с Римом и Неаполем, он высылает вдовствующую герцогиню и её детей в Неаполь, к родным.
1493, конец мая — войско под командованием Мигеля де Корельи, соратника Чезаре Борджиа, вынуждает к сдаче Арче и Сору, столицы двух небольших герцогств на востоке Папской области, принадлежащих роду делла Ровере. Теперь у главных врагов Борджиа в Папской области остаётся лишь Сенигаллия.
1493, 29 мая — договор между родом Борджиа и Ферранте Неаполитанским о помолвке между Джоффре Борджиа и внучкой короля Ферранте Санчей, герцогиней Салерно и Бишелье. Также заключён оборонительный союз между Римом и Неаполем.