И тут зазвонил телефон Арлин. Она взглянула на экран, удивленно приподняла брови и приняла вызов.
– Слушаю? Да-да… Это тебя, – сказала она мне и протянула трубку.
Это оказался не кто иной, как министр, который сильно обеспокоился моим внезапным исчезновением. Он даже обратился к дворцовой охране, а те быстро установили, куда и с кем я ушел.
– Ну что поделать, – сказал я ему, – эти фуршеты и приемы хороши только пока место в желудке есть. А потом душа попросила еще и приятной компании. А что, я там снова для чего-то понадобился?
– Да нет, но не найдя вас, мне многое в голову полезло. Включая мысли о шпионах и диверсантах.
Я ухмыльнулся:
– Странно, а вроде ж вы не из СБ, это им положено всех во всем подозревать…
Когда я отключился и положил телефон на стол, Арлин задумчиво сказала:
– Ты, должно быть, еще и очень важная шишка, раз сам министр с тобой носится, как с расписной торбой?
– Как тебе сказать… Думаю, он хочет въехать в рай на моем горбу.
– Похоже на него.
– И ничего страшного, я его собираюсь использовать строго с той же целью… Правда, наши понимания «рая» отличаются, но в целом нам по пути…
– Интересно, что есть «рай» для тебя?
Я закрыл глаза, и перед моим мысленным взором появились бронемашины. Сотни, тысячи их, идущие со всех сторон, берут Зону в кольцо из стали и брони. Опускаются аппарели, многие тысячи бойцов с «кишкодерами» и пулеметами устремляются вперед, словно живой потоп – единая интернациональная бригада зачистки, самая большая из тех, что были или будут… А следом за ними шагают огнеметные подразделения. И не останется в Зоне больше ничего. Ни камня на камне, ни тоннеля, где могла бы укрыться мерзость, ни единой щели или норы, не залитой очищающим пламенем. Песок превратится в стекло, здания – в пыль, органика – в пепел. И когда Великая Зачистка будет завершена, Зона станет такой же чистой и стерильной, как вода бегущей через нее реки. Навек и вовеки веков, пока кто-то где-то не заметит, наконец, что Мироздание дало сбой, и не разведет соприкасающиеся миры – наш и тот, другой…
– …Саша?
– А? Задумался…
– Ты даже жевать перестал.
– Угу. Представил себе свою мечту.
Что ж, мне придется как следует постараться, чтобы она стала реальностью.
* * *
Разбудили меня то ли косые лучи солнца, пробившиеся сквозь жалюзи, то ли доносящиеся из кухни ароматы. Я зевнул, потянулся, попытался нащупать рядом Арлинку, потерпел фиаско в этом деле и только потом сообразил, что если бы она была рядом, то из кухни не могло бы вкусно пахнуть.
– Проснулся? С добрым утром, Саша.
Я открыл глаза и увидел Арлин, сидящую в кресле с портативным компьютером на коленях.
– С добрым утром. Гляжу, ты уже спозаранку делом занята? И покуховарить заодно успела.
Она улыбнулась.
– Шутишь спозаранку? В ресторане доставку заказала. Слушай, Саша, я вот тут кое-чего в сети нашла… – Она развернула компьютер экраном ко мне и я увидел на нем свою фотографию. – Ты не объяснишь мне, почему погибший граф Арклайт из Аркадии так похож на тебя?
Ну почему все так любят копаться в моем прошлом?!
– Потому что мне пришлось часа на четыре присвоить его имя и личность, чтобы сделать за него то, что он сам сделать не мог.
– Почему не мог?
– Потому что не дожил. Он умер в одиннадцатилетнем возрасте. И, опережая твои следующие вопросы, я официально заявляю, что мне уже порядком надоело рассказывать о своем прошлом, о котором не то что рассказывать – вспоминать неприятно.
– Упс… Прости, я не нарочно… Зато теперь мне понятно кое-что о человеке, который пришел с той стороны Зоны… И возникает уже совсем другой вопрос… Когда ты успел стать начальником школы, если всего дней десять-двенадцать, как пришел?
Я зевнул.
– Да уж, хватка у тебя что надо, для службы безопасности самое оно… В общем, школе дня три. Учти, что это государственная тайна.
Арлин хихикнула:
– Ну, еще бы.
На завтрак у нас был салат из тунца, томатов и яиц, к нему мягкие тосты с ломтиками мяса и грибным соусом, причем к тому моменту, как мы приступили к трапезе, снедь еще не успела остыть. Видимо, ресторан где-то неподалеку. Хотя что я удивляюсь – дворянский правительственный квартал же.
После завтрака Арлин любезно подбросила меня до особняка графа Сабурова, помахала мне рукой и повернула в сторону дворца. Глядя ей вслед, я внезапно вспомнил, что не взял у нее телефон. Да, лопухнулся. С другой стороны, она никак не намекнула мне, что горит желанием его дать.
Я спокойно вошел в особняк, прошел к его кабинету и спросил у секретарши, у себя ли министр.
– Да, проходите, вас ждут.
Я постучал, вошел и обнаружил, что все в сборе: министр, Скарлетт и Зарецки.
– Доброго утра дамы и господа.
– Доброго, доброго, садитесь, Александер.
Я уселся в свободное кресло.
– Есть новости?
– Да, есть. Я официально получил зеленый свет и нашел финансы.
– Замечательно. Стало быть, дело за новобранцами?
– В общем и целом, они у нас есть… Скарлетт?
Скарлетт кашлянула и сказала, не глядя ни в какие бумаги:
– На данный момент получено от кандидатов третьего-четвертого уровней тысяча сто сорок три прошения о переводе в училище С.И.О., «четверок» среди них двести два человека. Также есть еще три кандидата пятого уровня, но все трое имеют, насколько я понимаю, заведомо недостаточные физические показатели.
– Короче говоря, к нам попросилась примерно половина сиберийских курсантов, имеющих нужные нам уровни дара, – хмыкнул министр.
– Замечательно, – обрадовался я, – хоть и досадно насчет «пятерок». Что там по возрасту?
– Все – от пятнадцати до восемнадцати лет. Разрешения принимать новобранцев моложе пятнадцати нам не дали.
– Ладно, что по самим кандидатам? Что они из себя представляют?
– Если речь о степени готовности – то большинство из них являются кадетами военных училищ. К слову, сегодня-завтра ожидается еще больший поток желающих, потому что заявление о наборе в спецучилище будет сделано только через час по первому телеканалу.
Я взглянул на министра:
– Ну если так, то чего ждать? Можно начинать отбор. Сколько всего человек предусмотрено финансированием?
– Пятьдесят человек, – ответил граф. – Критерии обсудите с Зарецки. Кое-какую бумажную работенку сделаете со Скарлетт, полагаю, она подходит на роль вашего заместителя.
– Конечно… Как только уволится из министерства обороны.
– Да, это уже решено. Вы будете формально числиться в министерстве чрезвычайных ситуаций.
– Отлично. Еще один момент – «кишкодеры». Так вышло, что я никогда раньше не слыхал о сиберийском аналоге, хотя в общем-то знаком с почти всем, что стреляет, от Урала и до Пиреней.
– У нас похожие образцы не приняты на вооружение. А это важно?
– Еще бы. «Кишкодер» – не просто визитная карточка СТО.
– А без них совсем никак? – спросил Зарецки. – В среднем, на один отряд в Аркадии приходится два-три «Стахльверка», в вашем их было два, в частности. Они настолько необходимы?
Я кивнул:
– Да, необходимы. В моем отряде их было два не потому, что больше не надо, а потому, что даже среди эстэошников мало кто осваивает его на должном уровне. Идеальный боец С.И.О. вооружен именно «кишкодером» и ничем иным, а если мы говорим о будущем идеале – то боец, ведущий борьбу с одержимыми в одиночку, не может обойтись без «кишкодера» тем более. При всех моих талантах, за месяц в зоне… ну, полагаю, было не менее четырех ситуаций, где я гарантированно сложил бы голову, будь у меня не «Стахльверк», а что-либо другое.
– Понятно, но тут есть проблема. У нас ничего подобного нет, а закупить их в Рейхе мы не можем. У нас до сих пор отсутствуют дипотношения, сами понимаете.
– Есть проблема – нужно решение. Либо найти способ через посредника закупить, либо начать производство у себя. Второй вариант мне нравится больше, потому что «Стахльверк М2» – образец хоть и отличный, но в нем слишком многое принесено в жертву снижению себестоимости. Статистически, каждый кишкодер в среднем делает в бою двенадцать с половиной выстрелов, меняя при этом два с четвертью владельца. Он окупается даже за такое число выстрелов, но если мы пытаемся создать СТО нового образца – то и кишкодеры нужны соответствующие, и они при этом окупятся. Все-таки, от них будет зависеть жизнь первоклассного воина, ага?
Министр забарабанил пальцами по столу.
– Думаю, я знаю, кто этим заинтересуется. Но нужны финансы. А финансы выделят вы сами знаете при каких условиях. Придется поначалу закупить партию «Стахльверков», но это я организую.
– Тогда у меня все, – сказал я, – вроде, вопросов больше не осталось. Матфей, давайте найдем где-то свободный закуток и обсудим критерии отбора.
* * *
С программой мы мудрить не стали, а просто взяли систему испытаний, по которым проходят отбор кандидаты в элитные спецподразделения.
– Только я не уверен, что это осилят подростки в пятнадцать-восемнадцать лет, – заметил Зарецки, – оно для военных со стажем разработано – отсеивает девять из десяти.
– Ясно, что не осилят полностью. Надо просто заставить их выложиться на полную, а потом взять тех, кто покажет самые лучшие результаты. Сколько времени это может занять?
– С учетом предполагаемого количества кандидатов – несколько дней.
Жизнь показала, что Зарецки с прогнозом ошибся: в течение дня после объявления о наборе поступило еще две с лишним тысячи прошений, так что на тесты пришлось отвести неделю, а инструкторы получили указание ужесточить нормативы.
За это время я успел скатать в ближайший к столице городок, где министр выделил под спецучебку временно законсервированную военную базу, рассчитанную примерно на полк.
Выбор именно этой базы я сразу же одобрил: оказалось, что тут база внутри базы, с внутренним ограждением, периметром из колючей проволоки и прочими средствами удержания непрошеных гостей. В прошлом, во время Херсонесской войны, тут был центр подготовки шпионов, забрасываемых в Содружество, а сейчас база весьма кстати пустовала.
Тут я оглядел инфраструктуру и познакомился с персоналом. Армейская часть численностью в роту состояла, в основном, из зеленых ребят с такими же зелеными сержантами, а вот командиром роты оказался пожилой капитан, лет сильно за сорок, со скандинавским именем Арнстрем.
– Капитан, как же вышло, что вы в этом звании чуть ли не до пенсии задержались? – спросил я.
Он ухмыльнулся:
– Это из-за слишком буквального понимания устава и офицерского долга, – ухмыльнулся он. – Говорят, «кому война, а кому мать родна» – вот таким, кому мать родна, я не раз поперек горла становился. Пару раз даже под трибуналом прогулялся, было дело… Оба раза оправдали, но карьеру с моими принципами сделать трудно. Ну а теперь нашлись заступники – дали возможность до пенсии дослужить.
В обязанности капитана и его роты входила исключительно внешняя охрана объекта от незаконного или вооруженного проникновения, и его полномочия сводились лишь к праву требовать у входящих и выходящих документы, разрешающие эти самые вход и выход, в целом же мы, относясь к разным ведомствам, должны вести параллельное сосуществование. Он сам по себе, моя школа сама по себе. А для внутренней безопасности по указанию министра организовали отдельное частное охранное предприятие, работающее непосредственно на меня за деньги все того же министра.
Руководитель охранки – бывший военный по имени Рудольф Петровески, чей возраст я навскидку определить не смог: лицо и руки его оказались покрыты обширными следами пластических операций и пересадок кожи. Непонятно, то ли ему тридцать, то ли все пятьдесят.
– Вы в каких войсках служили? – спросил я его.
– В пехоте. Огнеметный взвод.
– С Порчей дело имели?
– Было разок.
– Уже не в Планпандое ли?
– Так точно.
Все понятно. Тот самый «очень храбрый огнеметчик». Неудивительно, что министр поставил во главе охранки надежного, проверенного и, надо думать, очень лояльного человека: пластические операции, скорее всего, были за счет графа, а никак не за казенные деньги. Ну, меня это вполне устраивает.
– А остальная охрана?
– Больше половины – в прошлом огнеметчики.
Огнеметные подразделения практически в любой стране считаются элитой среди обычной пехоты, и неспроста: эти парни встречаются с Порчей на гораздо более близких дистанциях, чем все остальные. К тому же, огнеметчики почти никогда не используются в военных действиях и потому в глазах общественности окружены неким таким ореолом праведности: обычные войска чаще стреляют в других людей, чем в Порчу, а на войне людей с людьми еще поди разберись, на чьей стороне правда. В то же время огнеметчики зачастую имеют дело только с потусторонней нечистью и грехом братоубийства по умолчанию не запятнаны. Если добавить сюда, что в огнеметные подразделения обычно стараются набирать только храбрых и волевых людей – сам факт службы огнеметчиком уже хорошая рекомендация. Да, огнеметчики тоже часто бегут с поля боя, но все же реже обычной пехоты: тяжелая огнестойкая экипировка шансов на успешный побег оставляет мало, и сами огнеметчики это отлично понимают.
Так что в общем и целом я охранной службой доволен.
Третьим человеком, с кем я познакомился, был Нолем, интендант-квартирмейстер в запасе, который возглавил «карманное» предприятие графа по обслуживанию базы. Нолем и Петровески ознакомили меня с тем, как устроена безопасность и как планируется наладить быт. Очень многое еще не приехало, но работа кипит, дня три-четыре – и все будет готово к приему первых курсантов.
Заодно я посмотрел свой рабочий кабинет и личные жилые комнаты, включавшие санузел и душевую. Обставлено все неплохо, есть даже комната отдыха с телевизором и балкон.
Мое внимание привлекли стекла в окнах. Я постучал по одному костяшками – никакого дребезжания.
– Пуленепробиваемые?
– Естественно, как и во всем комплексе, – ответил Нолем.
Я поехал в столицу, оставшись вполне довольным тем, что увидел: все серьезно, с военной основательностью и размахом.
* * *
В первый же день испытаний было отсеяно три с половиной тысячи человек – всего лишь на забеге на длинную дистанцию и комплексе физических упражнений. Это, как и предсказал Маттиас, только увеличило количество желающих: запретный плод всегда сладок, и если чего-то мало – то оно особенно желанно. Спецучилище, которое на первом же тесте отсеяло почти девяносто процентов кандидатов, авансом приобрело репутацию элитного. Вкупе с показанной мною схваткой и умело запущенной рекламной кампанией это принесло определенные плоды в виде новых кандидатов – причем отнюдь не новичков. По словам Скарлетт, были даже рапорты о переводе от чрезвычайно перспективных людей, причем некоторые из них, будучи уже на третьих-четвертых курсах, просили перевода в С.О.И. даже с тем условием, что стоимость уже пройденного обучения в своих училищах они будут погашать в счет своего жалования. Были даже рапорты от действительных солдат и офицеров.
К сожалению, в силу возраста они не подошли: я не уверен точно, что девятнадцать-двадцать лет это уже слишком поздно, но сейчас не то положение, в котором я мог бы рискнуть.
Тем не менее, новые кандидаты показали в целом хорошие способности: те самые два теста, на которых посыпалась первая волна, они в большинстве своем осилили, чему я только рад: у меня места всего на полсотни человек, и я хочу, чтобы это были лучшие из лучших.
Три дня спустя я снова съездил на базу на сдачу объекта, убедился, что готово все или почти все. Шли последние согласования с армейскими службами снабжения, еще ехали грузовики с экипировкой и прочей материальной базой, но обслуживающий персонал уже обустраивается на своих местах, казармы готовы принять курсантов, на кухне раскладывают по местам последние кастрюли, кладовые уже наполняются всем необходимым.
Заодно я встретился с инструкторским составом и остался доволен и ими тоже: отнюдь не самые последние люди в своем деле.
По пути назад у Скарлетт зазвонил телефон.
Она перебросилась с министром парой слов, а затем сказала мне:
– Ну, все готово. Отобрано, ни много ни мало, сто личных дел. Это с запасом – еще пятьдесят человек надо будет отсеять. Это вы, полагаю, сделаете сами.
Остаток обратного пути я провел в чрезвычайно хорошем расположении духа. Подумать только – все уже почти готово, формальности и препоны преодолены, а у министра меня уже ждут толстые стопки личных дел. Только и осталось, что выбрать из них самых-самых лучших – и можно приступать к реализации моей мечты.