– А-а! Наслышан! Как же, репортажи ваши Палестинские, да и до того…
… и как-то мы с ним сразу сдружились.
* * *
– Мон колонель! – сопровождающий волонтёров лейтенант зашёл в штабную палатку и выпрямился ещё больше, лихо отдав честь, – Русские волонтёры, мсье Корнейчук и Житков!
– Герои сражения при Коленсо[iii], наслышан! – полковник Вильбуа-Марейль[iv], встав из-за стола, отдал честь, и протянул руку, которую одесситы не без гордости пожали.
Побеседовав несколько минут, и выразив своё безмерное удовольствие их службой, он поздравил их капралами и распрощался.
– Месяц назад, – задумчиво сказал Николай, выйдя из палатки и глядя на капральские нашивки в загрубевшей ладони, – и подумать не мог, а ныне – как так и надо… Капрал, ну надо же!
– Интересно живём! – весело отозвался Борис, потянувшись всем телом к жаркому африканскому солнцу.
– Да! – Корнейчук сжал нашивки в кулаке, и будто прислушался к кому-то внутри себя, – И отныне – только так!
[i] В Южной Африке была и большая диаспора евреев, в основном прибывших из России. Некоторые из них приняли участие в той войне. Так, самым знаменитым стал российский подданный Герман Юдилович, который в начале 1900 года получил звание вельдкорнета, а затем возглавил большой отряд буров.
Правда, намного больше евреев диаспоры действовали на стороне британских войск. Африканеров они не любили, так как им, как и прочим иностранцам, не предоставляли права гражданства. https: warhead.su/2020/02/08/brosit-vyzov-britanskomu-lvu-inostrannye-dobrovoltsy-v-angloburskoy-voyne
[ii] Боевой клич сарматов. Польская шляхта считала себя потомками именно сарматов, и такие вещи были известны достаточно широко.
[iii] Значительное сраженное в англо-бурской войне, закончившееся полным разгромом британцев. В РИ произошло 15 декабря 1899 года.
[iv] Франция. Первый командующий европейским легионом в англо-бурской войне.
Глава 22
Сниман принял нас без расшаркиваний, не отвлекаясь на такие нелепые мелочи, как этикет. Сидя у входа в штабную палатку в одной застиранной пропотелой рубахе с подтяжками поверх, он раскуривал старую трубку и рассматривал с такими же непрезентабельными бурскими офицерами лежащую прямо на земле карту, тыкая в неё веточками и переговариваясь негромко.
Символически приподняв жопу с бревна, африканер пробурчал приветствие, и начал расспрашивать Дзержинского безо всяких экивоков, держась без генеральской спеси, но и без панибратства.
– Так… так… – кивал он иногда поляку, задавая вполне дельные вопросы – с моей, дилетантской точки зрения. Где произошла стычка, уровень подготовки драгун и прочее в том же духе. Выслушав Феликса, он задумался ненадолго, хмуря усталое лицо, заросшее густой бородищей, и отчаянно дымя трубкой.
– Есть что добавить? – спросил он наконец меня, жестом отпуская Дзержинского.
Красочно описываю наши злоключения – благо, материал уже фактически сложился в моей голове в острую и очень злую статью, где воедино переплелись африканский колорит, моральный облик бандитствующих британцев, и умелые действия храбрецов-волонтёров. Сниман только крякал довольно, да головой качал при особо острых пассажах.
– Генерал, – закончив рассказ, чуть отступаю в сторону, жестом приглашая близнецов, – позвольте порекомендовать вам моих друзей, Самуила и Товию, выразивших желание вступить в ряды бурской армии.
– Иудеи? – Сниман смерил их взглядом.
– Мы из Одессы… – начал я объяснять расклады.
– Здрасте… – чуточку невпопад влез Товия, улыбаясь и чуть ли не виляя хвостом при виде столь большого, но близкого народу начальника.
– Парни они простые, – ожёг я провинившегося взглядом.
– Видим, – хмыкнул один из офицеров, послышались смешки.
– Сочувствие к народу буров заставило их приехать в эти благословенные Господом земли, а бесчинства англичан преисполнили чашу терпения! Если прежде они, люди сугубо мирные…
Самуил при моих словах об их мирности заулыбался удачной шутке и спрятал за спину громадные ручищи с перманентно разбитыми костяшками.
– … мирные, – повторил я, давя голосом, и близнецы закивали усиленно, глядя на генерала преданными глазами. Буры заулыбались уже в открытую, – помогали бурам как возчики и торговцы, то столкнувшись с этими беззаконными негодяями лично, они решили взять в руки оружие.
– Так… – он смерил их взглядом, и близнецы затаили дыханье. Короткий приказ, и чернокожий слуга срывается с места, и босые пятки его взрыли африканскую землю.
Минут пятнадцать мы беседовали с генералом о газетных статьях, пропаганде, Одессе и Москве. Как мне показалось, изрядное невежество, типичное для буров, соседствует в нём с достаточно развитым, практичным умом.
Близнецы в это время вели себя браво – играя мышцами, втягивая животы и надувая грудь. Безыскусно, и несколько даже просто, но африканеры вполне благосклонно отнеслись к желанию показать себя в лучшем виде.
Мишка подъехал верхом, скинув поводья прибежавшему вместе с ним генеральскому слуге, и заулыбался при виде меня.
– Генерал, – опомнился он, изображая подобие фрунта и делая степенный вид, как и полагается ценному военному специалисту.
– Вот, – кивнул тот на близнецов, – волонтёрами просятся. Возьмёшь?
– Здоровски! – степенный вид пропал на миг, и появился заулыбавшийся мальчишка, – Кхм… да, генерал! Парни надёжные, давно знаю.
– Принимай командование, – отмахнулся Сниман, и потеряв интерес, отпустил вскоре и нас. Остался только Санька, ибо натура! К нему буры относятся с уважением… большим, чем ко мне, ежели по чести. Немножечко досадно даже, и гордость одновременно. Так што за брата не волнуюсь – накормят вовремя и вкусно, напоят, и под пули не выпустят.
Отгрузив с близнецами их «приданое» и переговорив с Мишкой, я отправился к отряду Дзержинского, влекомый неутолимым любопытством.
О себе Феликс рассказывал скупо, будто даже и не понимая самого интереса к своей персоне. Зато охотно рассказывал о пропаганде среди рабочих, ссылке и побеге, своих убеждениях.
– Я марксист, – рассказывал он, пока Котяра хлопотал с кофейником и угощеньем, – … в Преторию? Во многом случай, а отчасти и романтика.
Он усмехнулся едва заметно.
– Африка, свободолюбивый народ буров… Действительность оказалась более неприглядной.
– Жалеешь? – кивнув благодарно другу, принимаю чашку с кофе и горячую лепёшку, густо намазанную толстым слоем свежего масла. Сказать бы кому… а здесь так и воюют – с пасущимися неподалёку стадами и дойными коровами. Не сказать, штоб вовсе уж много, но ежели подсуетиться, молочка и маслица можно достать. Ну и из ближайших ферм привозят, и што характерно – бесплатно!
– Нет! – отвечает решительно, и видно, што сам не раз думал над этим, – Колониальная британская система много хуже фактического рабовладения африканеров! Меньшее зло.
– Африканеров проще… – он сощурился, и по худому лицу катнулись желваки, – передавить.
Глаза у Дзержинского постальнели, и видно – сталкивался со… случаями. Я и сам видел не раз неприглядные стороны рабовладения, а просто – глаза закрываю. Приходится.
Много говорили – о нём, обо мне, работе репортёра, уже моих убеждениях…
– Марксист? – тру подбородок в раздумьях, – Наверное, всё же нет – вообще нет, или пока… хм… со временем определюсь. Но социалист – без сомнений!
Феликс ушёл, деликатно дав нам с Котом возможность переговорить наедине.
– Ну и как воюется? – мне почему-то неловко, што он – да, а я с карандашом и фотоаппаратом. Спохватываюсь нелепости вопроса, и такое… будто даже и стыд – за то, што некомбатант, за…
– С Феликсом-то? – он кусанул свою лепёшку и закивал, – Хорофо! То есть хорошо. С Ганецким я уже говорил – авантюрный когда не надо, а Феликс, он…
Котяра зашевелил пальцами.
– … не менее авантюрный, но знаешь?! По уму, а не дурной лихости! Та-акое иногда… – он затряс головой, – но вот всё, всё просчитывает! И объясняет каждый раз – почему именно так. Тактика, потом эта… психо…
– Психология?
– Она! На картах разбираем сперва, где там и што, потом в психологию противника пытаемся вникнуть, снова тактика и эти… штучки всякие. Голова!
– Ты знаешь! – Котяра оживился, – Он попервой у поляков был! Польская кавалерия – Жубер, кажется, формировать начал. Сенкевича, што ли, начитался генерал!
Обоим становится смешно, но не почему-то, а просто – живы, сидим вот так с кофе и лепёшками под солнышком, ноги вытянули.
– А у поляков, – Мишка махнул пренебрежительно, – говорильня, как всегда! Два пана – три партии! Да и разговоры, сам понимаешь – сплошь прошлые обиды с планами Великой Польши от моря до моря.
– Покрутился он там, – продолжил Иван, – да и свой отряд организовал, интернациональный. Феликс, он дельный – не смотри, што поляк! С ним сразу десять человек ушло, да потом… сейчас нас тридцать, и вот увидишь – больше будет, куда больше!
* * *
– Дело опасное, – Мишка немногословен, – слыхали про стрелковую засаду на нейтральной территории?
– Ага, – пробасил Товия, – даже читали когда про то в газете, так мороз по шкуре прошёлся! Это панама такая, шо на всю Одессу поговорить! Я…
Переглядки с братом.
– … мы тогда решили, шо если и да, то так и с тобой! Интересно, громко и по уму!
– Хм… – Мишка польщён, но старается не показывать, кусая расплывающиеся в улыбке губы, – а как насчёт повторить?
– Тама? – Самуил чешет бороду, – А засаду не вставят?
– Не тама, а тута, – Мишка чуточку ёрничает, но толстокожие близнецы эту чуточку не воспринимают.
– Это… – Самуил аж привстал, проследив за пальцем, – на минном поле?!
– Ага! – совершенно безумная улыбка, и выпученные в ответ глаза.
– Есть, – Пономарёнок прищёлкнул пальцами, возвращая напученных близнецов оттудова сюда, – план!
– Да?! – сызнова братские переглядки.
– Да! – кивнул Мишка, больше показывая уверенность, чем испытывая её, – А штобы план не сорвался, нам нужно потренироваться!
– Это мы… – Товия ласково погладил ствол винтовки, предвкушая месть британцам за недавний унизительный испуг.
– … не так представляли, – пропыхтел Самуил, не отрывая головы от земли и пытаясь металлическим шомполом нащупать зарытые бурами металлические жестянки, долженствующие изображать мины.
Шомпол упёрся во што-то твёрдое, и он принялся раскапывать вокруг, стараясь не шуметь и не приподниматься.
– Ай! – брат, работающий в нескольких метрах от него, получил палкой поперёк спины от наблюдающево бура.
– Горбик сделал, – погрозил тот прутом, нимало не опасаясь злого взгляда. Пыхтя и строя планы мести, Товия принялся за копанье, старательно прижимаясь к земле.
К вечеру начало што-то получаться, но всё – война войной, а еда по расписанию! Мишка, такой же вымотанный, в изодранной одёжке, приземлился с тарелкой рядышком.
– Я договорился с сапёрами, – устало сказал он, и засунул в рот здоровенную ложку рагу, в котором мяса было много больше, чем овощей, и старательно заработал челюстями, – нам макеты мин сделали, будем тренироваться разминировать – сперва так, а потом вслепую!
– Ой вэй… – простонал Самуил, закатывая глаза, – не так я себе это представлял!
– Ты хотел как-то иначе? – удивился Пономарёнок, и тут же расплылся в преехиднейшей улыбке, – А-а…ясно! Ты таки думал о немножечко стрельбе, после обеда подвиг и лёгкое ранение, после чево тебе целуют в жопку перед строем в госпитале, дают орден с чином, а дней через несколько ты гуляешь с томными на тебя барышнями из приличных бурских семей жидовской веры, с интересными обводами и ещё больше – приданным?
– Ну да, – простодушно согласился тот, – а-а… шутишь!?
– Догадался?! – восхитился Мишка.
– … ещё раз! – не соображающий толком со сна, генерал потёр лицо, не вставая с кровати, – Готфрид! Поставь-ка нам кофе! Чуется мне, что сегодня уже спать не буду!
Набившиеся в палатку буры, припёршиеся едва ли не половиной фельдкорнетства, вытолкали вперёд Мишку, забывшего от волнения все слова на африкаанс и голландском.
– Вот! Вот! – он тыкал в Снимана пустыми жестянками, и наконец вспомнил. Подобравшись, начал объяснять генералу ситуацию.
– Так… – одеваясь по ночной прохладе, командующий запрыгал на одной ноге по потёртой шкуре леопарда, вдевая вторую в штанину, – засаду? Снова, но уже на минном поле?
– Да! – Мишка закивал головой, – Хотел расчистить место от мин, да устроить лежку. Британские офицеры там инспекции часто устраивают, а по недосягаемости к пулям и бурским удальцам, ведут себя беспечно.
– Дельно, – восхитился Сниман, и глянул на Мишку, сощурившись, – и как?
– Вот! – снова пустые жестянки, – мы с близнецами… Товия, Самуил!
Толпа расступилась, и вперёд протолкались близнецы, угвазданные в земле и увешанные такими же пустыми жестянками.
– Вот! – повторил Мишка, – Мины! Все, все пустые! Обманул нас Баден-Пауэлл, и… вот!
Сниман зажевал бороду, потому как – коллизия! Есть возможность, и какая возможность… но буры в атаку не ходят!
– Я… – Мишка оглянулся на близнецов, – мы вперёд пойдём!
Братья закивали согласно, в глазах их виднелся отблеск грядущих пожаров.
* * *
Добровольцы, вызвавшиеся поддержать атаку, собирались в широких траншеях перед минным полем. Негромкие разговоры, смешки, бряцанье оружия, да приглушённое ржанье лошадей с замотанными тряпками мордами.
– … знак Божий! – негромко вещал молодой, но длиннобородый мужчина с фанатичным взглядом карих глаз, – он…
Не дослушав, пробираюсь дальше, ловя обрывки фраз, и стараясь запечатлеть в памяти всё увиденное. Небо потихонечку светлеет, и кавалеристы в последний раз проверяют подпруги.
– На конь! – негромко командует Дзержинский, взлетевший в седло, и почти тут же из ножен вылетает блескучий клинок. Конница, ядром которой стал его отряд, выходит из траншей в заранее подготовленных местах, сразу устремляясь к Мафекингу.
Стискивая кулаки, провожаю взглядом Мишку, Котяру, Самуила, Товию, Феликса… и только тихий рокот копыт.
«– Только бы живы, – бьётся в голове, – только бы…» Рядом молится вслух Санька, кусая губы.
Выстрелы и заполошные крики раздались, когда кавалерийская лава уже преодолела большую часть расстояния. За ними тяжёлой трусцой заспешили буры, стараясь ступать там, где проскакала конница. Пусть и уверили их в отсутствии мин, но… а вдруг!?
– Марга! – донёсся до меня слитный рёв сотни глоток. Начался бой за Мафекинг.
Глава 23
«Русские идут!» – кричал заголовок на первой полосе, и Гиляровский, крякнув предвкушающе, развернул шуршащие листы, пахнущие свежей типографской краской. Короткое предисловие под заголовком…
«– Марга! Коммандо Дзержинского захватило город…»
… и сразу – групповая фотография русских героев штурма.
В центре – уверенно идущий в легенду Мишка Пономарёнок, глядит чуть сощурившись и строго, будто спрашивая, а всё ли ты, лично ты… и почему-то совестно. Ему, который и правил статью, отбирал годящие фотографии и всё-всё-всё, споря с редактором до хрипоты! А каково другим? Вышло, да как вышло!
Владимир Алексеевич сощурился довольно, мельком кинув взгляд на незнакомого ему щеголеватого Дзержинского, о котором так лестно отзывался в письме Егор. На Самуила с Товией, будто шагнувших на фотографию прямиком из Ветхого Завета, времён этак завоевания Иудеи. Мощные парни, таких легко представить с мечами и в доспехах, атакующих филистимлян в первых рядах, карабкающихся на полуразрушенные стены вражеского города. Хорошо получилось, правильно!
Герои на любой вкус, на все времена! Рослый, несколько долговязый по младости, Пономарёнок, станет предметом воздыхания гимназисток и горячечной зависти мальчишек, а заодно и грамотной части крестьян, в первую очередь староверов.
Дзержинский соберёт симпатии поляков и литвинов[i], а заодно и р-революционно настроенной части интеллигенции. Красавец, щеголь, лихой кавалерист и убеждённый марксист. Ох и будут сохнуть по нему барышни…