Вместе с Мятой играла смазливая девчонка, младше его лет на десять. Он учил её держать кий, шире расставлять ножки и бить, а охранник приносил им с барной стойки коктейли. Игра Мяты походила на ухаживания, но девчонка пускала по нему слюни и без этого. Мята был не прочь покатать шары. Если бы ему нужна была только девчонка, он бы смело пропустил эпизод с бильярдом и сразу перешёл к спальне.
Придумав план на коленке, я подошёл к бармену. Продажа сигарет или алкоголя несовершеннолетним в Бетонке казалось такой мелочью на фоне творящегося безумия, что это даже не считали преступлением. Бармен взял мои деньги, положил на прилавок пачку сигарет и кивнул на дверь:
— Курилка там.
В интернате все пробовали курить. Да что там пробовали, многие становились постоянными курильщиками с двенадцати лет, а к шестнадцати самые трудолюбивые хвастались прокуренным голосом и жёлтыми зубами. Мне же тема с курением не зашла. Поддерживать форму было много важнее, чем пускать от безделья дым.
Вошёл в курилку и встал спиной к двум парням, которые обсуждали, каким уродом стал их общий друг. Курил не в затяжку, чтобы не ударило в голову. Выжидал подходящий момент.
Первый раз я сходил в курилку, чтобы не вызывать подозрений, а все последующие совмещал с походами Мяты. Только с четвёртой попытки мне повезло остаться с ним наедине.
— Привет, меня зовут Данил, — без рассусоливаний начал я, ибо знал, что времени у меня немного.
Мята выпустил дым и посмотрел с прищуром. Кажется, он пытался меня вспомнить. Ему и в голову не могло прийти, что мы не знакомы. Мята был птицей высокого полёта и привык, что всякая шелупонь, особенно незнакомая, держится от него подальше. Для этого он даже охранника нанял. Понимая, что разговор может закончится быстро, я продолжил:
— Извини, что пристаю с разговорами. Не подумай, что я какой-нибудь придурок. Я работаю с Тарасом из мелкой банды, которую в Бетонке обозвали Трубами. О трубах, ты, скорее всего, знать не знаешь, но Тарас… Пару лет назад он работал с Калёными и…
— Ты кто такой, мля? — одной затяжкой Мята скурил треть сигареты и посмотрел на дверь. — Чё надо?!
— Ты помнишь, Тараса?
— Ты осознаешь, с кем разговариваешь?
— Да, — я пожал плечами. — Тебя зовут Мята. Я знаю кто ты. Поэтому и подошёл. Не мог бы ты ответить всего на один вопрос? И я сразу исчезну.
— Исчезни прямо сейчас, — Мята затянулся ещё раз, и сигарета почти закончилась. — Я не станут тебя калечить, потому что у меня хорошее настроение. Он очень скоро я передумаю. У тебя есть время на одну затяжку.
Мята сунул сигарету в рот. Остатки табака истлели за следующую секунду, а я по-прежнему стол перед ним:
— Тебя или твоих друзей интересует компромат на Калёных?
Мята разжимает пальцы, окурок летит на пол, а его кулак с золотой печаткой на среднем пальце срывается ударом в грудь. В грудной клетке хрустит. Я выставляю плечи и прогибаюсь вовнутрь, жгучая боль растекается от груди по всему торсу.
Боль не походит на боль от удара. Казалось, мне вкололи ядовитую инъекцию, которая пожирает плоть и ткани. Я сделал три шага назад и упёрся лопатками о стену.
— Беги, — сказал Мята и показал взглядом на дверь.
Прежний Данил, тот, которого воспитал интернат, взял в руки рупор и орал мне прямо в ухо «Вали отсюда по-резкому!». Но был и другой Данил. Совсем юный и неопытный. Данил, который делал свои первые шаги в мире за пределами интерната. И он сказал вот что: «А почему бы и нет?!».
Сам же я, состоящий из осколков разных Данилов, выбирал из предложенных вариантов. Хотя выбор показался очевидным. Раз уж я притащился в этот опасный бильярд и уже битый час притворяюсь заядлым курильщиком, чтобы получить ответ… Почему бы и нет?!
Вижу, как его наполненная энергией рука срывается и по дуге летит мне в лицо. Окрашиваю мир оранжевым и вместе с блоком бью в бороду. Голова, хорошо знакомая с барбером, откидывается назад, на дизайнерский свитер падаю красные капли из разбитых губ. Мята делает шаг назад и выбрасывает ногу.
Натыкаюсь животом на подошву, на секунду сбивается дыхание. Отдаю приказ сфере выбросить в ядро всю энергию. Контраст оранжевого усиливается, а вместе с ним притупляется боль.
Придерживаю ногу Мяты, обтекаю её разворотом через спину и бью предплечьем. Он ловит мою руку и берёт на излом. Сжимаю зубы от боли, и с удвоенной яростью задираю его ногу. Он падает на лопатки и гнёт мою кисть ещё сильнее. Чувствую, как в руке что-то лопается. Боль проходит даже сквозь оранжевую завесу энергии. Взваливаюсь сверху и пробиваю с левой в челюсть.
От удара его голову выворачивает в сторону, а затылок бьётся о грязную плитку. Взбешённый он подсвечивает обе руки и швыряет меня к противоположной стене. Спиной чувствую, как ломается штукатурка и осыпается на землю крошкой.
Мы оба на ногах. Понимая, что энергия вот-вот закончится, я срываюсь и иду в нападение. Пара-тройка быстрых ударов, блоков и подсечек. Из второй схватки я выхожу проигравшим. Лицо пухнет от пропущенных, кружится голова, тошнит. Я напрягаюсь и добавляю в ядро энергию, но во внешних слоях остаются сущие крохи. Ломлюсь в атаку ещё раз.
Оранжевая энергия сильнее, чем красная, но она не всемогущая. Мне повезло застать Мяту врасплох, и покоцать его лицо. Но в боевой готовности, я был слабее, как бы не было горько это признавать…
Он останавливает меня вытянутой левой ногой и выдаёт удар с разворота, перепрыгивая на правую. Я успеваю выставить блок, но… Разве способен блок остановить удар кувалды или капот летящей на тебя машины?
Меня сносит в сторону метра на три. Я ломаю подоконник и разбиваю головой стеклопакет. Оранжевый мир дважды мигает и оставляет меня в обречённой реальности. Лёгкие сжимаются спазмом. Я выплёвываю густой ком крови, и съезжаю на пол.
Дверь в курилку распахивается. На пороге показывается охранник. Бешенные глаза сканируют комнату и охреневают от увиденного. Он врывается в курилку и ломится ко мне.
— Стоять!
— Но…
— Выйди и проследи, чтобы сюда никто не вошёл! — приказывает Мята.
Охранник покорно кивает и прячется за закрытой дверью. Мята достаёт из кармана платок и принимается вытирать сначала окровавленное лицо, затем — руки, в конце — обувь. Наклоняется и берёт меня за шиворот. Поднимает на вытянутые руки.
Нахожусь на грани потери сознания. Внутри всё болит. Кажется, что какие-то органы работают неправильно. Немного помогает дуновение свежего воздуха из разбитого окна. Я бросаю взгляд в сторону и вижу внизу асфальт. Пять этажей. Но мне хватило бы и трёх…
Мята подносит меня к окну и отпускает руки. Я падаю задницей на остатки подоконника и опираюсь о раму. Кажется, полёт на асфальт отменяется. Он достаёт пачку сигарет, суёт одну себе, вторую — мне. Чиркает кремень зажигалки, и курилка в очередной раз наполняется дымом.
— Как, говоришь, тебя зовут? — ни с того ни с чего голос Мяты становится не только спокойным, но и дружелюбным.
— Данил, — отвечаю я и закашливаюсь не то от дыма, не то от булькающей жидкости в лёгких.
— Отсаженный, ты, однако пацан, Данил, — Мята придерживает меня за плечо, видя, что я сползаю на бок. — Задавай свой вопрос, раз уж познакомились…
Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя. Мята его предоставил. Вообще было удивительно смотреть, как он изменился. Я бросился на него с кулаками и неслабо помял лицо. Почему он сменил гнев на милость? Впрочем, мне ли не знать ответ? В интернате я многие годы держался на плаву и не падал в канаву лузеров потому, что каждый раз выбирал давать сдачи и драться. Так случилось и в этот раз. Мята оценил мою смелость. Хотя мне повезло, что он оказался адекватным мужиком. Будь на его месте кто-то задиристее и высокомернее, валялся бы я на асфальте пятью этажами ниже.
Кое-как в своём одурманенном мозге я восстановил логические цепочки, поправил ячейки памяти и спросил про давнюю подставу от Калёных. Ответ Мяты ударил меня, будто электрический разряд:
— Подстава от Калёных?! Не было никакой подставы! Вернее она была, но в обратную сторону!
— Как это?! — я почувствовал горечь в груди и влагу на ладонях.
Рассказанное Мятой переворачивало картину отношений Тараса и Калёных вверх тормашками. Каждое слова Мяты почти зеркально противоречило словам Тараса. Я считал Тараса нашим безоговорочным лидером, и уважал его. Сперва я даже счёт слова Мяты выдумкой, которая расползлась по Бетонке про слишком амбициозного подростка. Но чем больше я об этом думал, тем больше приходил к выводу, что слова Мяты могут быть правдой.
Не я ли оказался наживкой в заброшенном ангаре, где Тарас за спинами своих пацанов нечестным путём выбивал бабки? Да и вообще, разве не за доказательствами странности поведения Тараса я сюда пришёл?
В истории Мяты Тарас был отнюдь не жертвой, а преступником. Едва он получил место в банде, освоился и понял, как всё работает, тут же принялся подстраивать схему под себя. Не прошло и трёх месяцев, как он накинул на крышуемые Калёными бизнесы дополнительный процент, который шёл напрямую ему в карман.
Сначала Тарас наваривался на мелком бизнесе, а затем нашёл способы заработка и на наркоте. Находил залётных барыг и предлагал им охрану от лица Калёных, хотя никто из банды об этом не знал. Всего за три месяца Тарас наладил постоянный приток налички к себе в карман и не собирался останавливаться.
Вскоре случилось то, что должно было случится. Калёные узнали про его левые делишки. Обыскали его хату и нашли кучу налички. Его должны были грохнуть, но тогда у пацана и пробудилась способность Прыжок. Он убежал и на время спрятался.
Калёные объявили на Тараса охоту, а он выставил им ультиматум. Грозился разослать полицейским сложную и налаженную годами схему поставки и торговли наркотиками. Калёные отвалили. Болтовня Тарса могла принести им куда больше проблем, нежели подпорченное самолюбие.
— Хочешь сказать, что он до сих пор их шантажирует? — спросил я.
— Нет, конечно. Если он что-то и знал про схему Калёных, то за два года она поменялась на корню. Скорее всего, они просто о нём забыли. Или забили на него. Пожалели и оставили в живых. А спустя два года вот как всё вышло. Теперь ему не соскочить…
Мы разговаривали минут сорок. Охранник дважды заглядывал в курилку и спрашивал, всё ли нормально. Мята выпроваживал его и просил передать девчонке, что скоро вернётся.
Мог ли я представить, что драка в туалете обернётся таким разговором? Хрен с ним с разговором. Мог ли я представить, что после драки в курилке я обзаведусь другом? Нет, конечно. А ведь случилось именно так:
— Ладно, Данил, засиделся я тут с тобой, — сказал Мята и протянул руку. — Звони, если будут какие-то вопросы или дела. Не обещаю, но, может быть, чем-нибудь помогу.
— Спасибо.
Мы пожали друг другу руки, обменялись номерами, и Мята ушёл. Я же достал телефон и набрал Карате. С недавних пор Карате пользовался трубкой. Когда Трубы жили в подвалах и промышляли кражей элитного алкоголя, Карате ещё мог позволить себе такую роскошь — остаться без связи. Больше нет. Всё закрутилось так сильно, что даже один пропущенный звонок в теории мог привести к катастрофе. Карате смирился. Причем, оказалось, что трубка у него была. Валялась среди вещей с отключенным аккумулятором.
— Да.
— Тарас вернулся?
— Что? — Карате говорил спросонья.
— Тарас вернулся?
— Не знаю. Я сплю.
— Посмотри!
— Что случилось?
— Карате, пожалуйста, встань и посмотри, вернулся ли Тарас.
— Ладно, — в трубке раздались шлёпающие шаги и звук дверной ручки. — Нет. Что случилось?
— Где деньги?
— У него в шкафу, — ответил Карате, хотя в его голосе сквозило неуверенностью.
— Проверь!
И снова я слушал двадцать секунд тишины, которая прерывалась звуками раздвижных дверей и шуршащих вещей. А затем Карате сказал то, чего я больше всего боялся:
— Денег нету! Он свалил с нашими бабками?!
Глава 23. Минус два
Остаток ночи и всё утро, мы обрывали Тарасу телефон. Позвонили раз двести, но он так и не поднял, а затем и вовсе стал недоступен. Напряжение нарастало. Проблема и так казалась неподъемной, но с каждой минутой накатывала, словно снежный ком. Истекали последние сутки, чтобы вернуть полмиллиона Калёным. Желудь обзвонил всех своих знакомых и спросил про Тараса. Глухо.
— Есть номер Стерильного? — спросил я.
— Нет, — ответил Карате.
— Думаешь, он залёг на дно без нас?! — Желудь хоть и понимал, почему Тарас исчез, но до последнего отказывался верить.
— Он забрал восемьдесят тысяч. С такой суммой он спрячется на год, а может нашёл что-то получше, чем сидеть в подполье. — ответил я. — Нужно найти номер Стерильного.
— Зачем?
— Попробуем выйти на Тараса через него, — сказал я, хоть и сам не верил своим словам.
— Если бы по телефону можно было выйти на человека, которого прячет Стерильный, то Стерильный уже давно просрал бы свой бизнес, — сказал Карате, пролистывая записную книжку. — Если клиент сам не захочет, чтобы его нашли, то его не найдут.
Карате был прав. Мои идеи походили на желание уцепиться хоть за что-то. Одно время я всерьёз размышлял, чтобы позвонить Мяте и спросить номер Стерильного, но доводы Карате меня остановили.
Каждый погрузился в свои мысли, а спустя десять минут из молчаливого тупняка нас вырвал звонок в дверь.
— Да ладно?! — Карате удивлённо посмотрел на меня. — Вернулся?
— А вы говорили! — крикнул Желудь и побеждал открывать.
Карате бросил телефон на стол, а я облегченно выдохнул. Заставил же, козлина, нас понервничать. Нужно будет ему высказать…
— Пацаны? — прилетел в кухню испуганный голос Желудя. — Это не Тарас…
В прихожей нас ждали четверо мужчин. Трое короткостриженых быков в спортивных куртках — позади, а перед ними — мужик покруче.
Сорокалетний крепыш в майке поло, рукава которой трещали от накаченных бицепсов. Кривой нос, шрамы на обеих щеках, поломанные уши. Из затылка бритой головы торчал хвост. Крепыш стоял, широко расставив ноги, держал руки в брюках. По внешнему виду и повадкам было понятно, что раньше он был таким же, как те, что стояли за его спиной. Прошло время, он набрался опыта, заслужил уважение и получил повышение. Теперь он водил быков за собой.
— Кто Данил? — спросил крепыш и скользнул по нам презренным взглядом.
— Я.
— Чё с бабками?
Прежде чем ответить, я протолкнул собравшийся в горле ком:
— Мы работаем над этим.
— Слышь, работник, бля! — человек Калёных подошёл ко мне в упор. — Один хитрожопый уже отработал! Заныкался и надеется, что мы его не найдём. Мы будем убивать его медленно и болезненно, но с вас долг никто не снимал. Чё с мордой?
— Что?
— Чёго с мордой, спрашиваю, идиот?! — крикнул он и влепил мне поучительную пощёчину.
Сам того не осознавая, я обратился к сфере. Сработал какой-то внутренний предохранитель. Обидчик хотел применить ко мне силу, значит я должен быть разжечь ядро и двинуть ему в ответ. Не уверен, что мне хватило бы смелости ударить в ответ, но проверять и не пришлось. Энергии не было. Я не увидел оранжевый занавес и притормозил.
— Алё, щенок! Я с тобой разговариваю! — вторая пощёчина прилетела с другой руки.
Отступив на пару шагов, я собрался с мыслями и вспомнил, что после встречи с Мятой выгляжу не лучше, чем побитая собака:
— Подрался.
— Подрался он, — сорокалетний мужик перековеркал мои слова, словно подросток. — Когда тебе бьют морду и макают головой в унитаз это называет не подрался, а получил по щам!
— У нас остался ещё один день, — подал голос Карате, — и мы хотим…
Голос Карате оборвался. Крепыш ударил с левой под дых, а после схватил за голову и толкнул, наполнив ладони красной энергией. Карате упал на задницу, перевернулся через голову и врезался в стену.
— Тебя кто-то спрашивал, мусор?! Говорить можно, когда я спрашиваю!
Мужик повернул голову дальше и остановился на Желуде. Правая рука выскочила из кармана. Щелкнула пружина, и из рукоятки выскочило чёрное матовое лезвие.