Выстрелы раздаются все реже — не понятно, куда метить, велика вероятность поразить своих же соратников. Мало кто из защитников усадьбы способен распознать «ночное марево» — одно из начальных заклятий запретных разделов колдовства. И совсем уж никто не может рассказать, что такую магию, запертую в крохотных амулетах, частенько используют в приграничных районах Гималаев в качестве дымовой завесы.
Бум! — грохот доносится из середины темного облака — охранник падает с размозженной головой. Один за другим раздаются шесть выстрелов, и шесть тел с разных сторон падают на сырую землю. Защитники в ужасе оглядываются, им кажется, будто они окружены превосходящими силами. Беднягам невдомек, что марево не преграда для светящихся желтым огнем глаз.
Новый залп, один за другим мертвые телохранители валятся изуродованными мешками. Оставшихся сторожей охватывает паника. Они палят наугад, стараясь укрыться за кустами и немногочисленными деревьями.
Мрак понемногу рассеивается, прибитый дождем. Через клубы непроглядного дыма идет рослая фигура, сотканная из тьмы. Отсветы выстрелов озаряют лицо, наполненное холодной яростью. Те, кто еще не потерял остатки самообладания, при виде пришельца сдаются безумию. Слишком сильна смертоносная аура ужаса, расходящаяся волнами от проводника в ад.
Люди бегут, гонимые непреодолимым страхом, но от пули не убежишь. Неумолимая смерть настигает и смельчаков, и трусов; и тех, кто отважился отстреливаться, и тех, кто пытается спасти собственную шкуру. Считанным единицам удается скрыться, тела остальных заваливают двор, превращая территорию поместья в кровавую бойню. Потоки воды окрашиваются красным, гром выстрелов смешивается с небесным громом, молнии освещают страшную мясорубку.
Громадный пулевик ныряет в кобуру, в руке мелькает темная сталь тесака. Нергал шагает к парадному, а от входа отделяется пятерка тонких силуэтов. Они встречаются на широкой террасе: черная, как смоль, фигура убийцы и отряд защитников в белоснежных рубашках.
Похожие, как родные братья — на человеческий взгляд почти неразличимы. Худощавые, стройные, как на подбор высокие. Гибкие жилистые тела скрывают немалую силу, длинные руки сжимают рукояти изогнутых мечей. Белоснежные волосы убраны в сложную прическу, водопад дождя стекает по бесстрастным лицам, кончики заостренных ушей глядят в небо.
Эльфы, полноценный отряд мечников. Нанять таких стоит целое состояние, да и то не под силу любому встречному-поперечному богатею. Нужно чем-то сильно заинтересовать Совет Рода, ну или, как минимум, запугать…
Противники останавливаются, рассматривая друг друга. На взгляд нергала все длинноухие на одно лицо, однако же и там нашелся первый среди равных.
Величественная фигура отделяется от отряда, выдвигаясь вперед. Меч взлетает в приветствии, а затем опускается к земле немым вызовом на поединок.
Ох уж эти эльфы, со своими представлениями о воинской доблести. Хлебом не корми, а дай повыпендриваться, соблюдая сотню непостижимых и лишенных видимого смысла ритуалов.
Нергал мерзко ухмыляется, подражая эльфийским движениям. Темный тесак опускается, являя собой полный контраст к сверкающему клинку противника.
Струи дождя стекают по лицу ушастика, бессильно разбиваются о шляпу Рихтера. Сверкает молния, как сигнал к бою.
Эльф бросается вперед, в мгновение ока обрушивая на врага три удара без замаха и четвертый — секущий, разрубающий сверху донизу. Нергал не отступает ни на шаг, яростный натиск разбивается о безупречную защиту, последний наскок встречается со встречным выпадом. Лезвия врубаются друг в друга, высекая искры. Гномья сталь проверяет искусство эльфийских кузнецов. Ушастый бессильно отступает, с уважением и изумлением поглядывая на оружие противника.
Вообще, эльфы непревзойденные мечники, что неудивительно, учитывая срок, какой каждый из них посвящает искусству владения оружием. Стать поистине непобедимыми мешает только непомерная заносчивость и гордость, переходящая в глупую гордыню. Так, например, ушастый никогда не станет добивать упавшего, не ударит в спину, не прибегнет к подлости. То, что давно считается само собой разумеющимися действиями среди людей.
Нергал делает быстрый выпад, нога оступается, нелепо подвернувшись на водной глади. Убийца припадает на колено, тесак беспомощно падает в попытке выровняться. Клинок эльфа делает полный оборот и останавливается у горла человека. Благородно щадит, дает шанс подняться и продолжить поединок честно. Взгляд эльфа, плюющийся высокомерием, вдруг подергивается болью, глаза округляются от изумления. Потому что в живот, легко пробивая брюшину, входит стилет, направляемый второй рукой «поскользнувшегося» врага.
Убийца легко встает, с резким переворотом выдергивая клинок из внутренностей ушастика. Эльф смотрит непонимающе, все еще не в состоянии осознать случившегося. Меч падает в лужу. Ладони пытаются остановить выпадающие кишки. Дружки позади, не видя раны, не понимают, почему их собрат бросил оружие.
Рихтер гнусно морщится. Да, вот так оно и бывает. Сотни лет тренировок и один подлый удар, перечеркивающий их все. Тесак взлетает вертикальным росчерком, довершая разгром.
Эльф поворачивается к своим, вдоль тела, от паха до макушки, красуется красная полоса, взрывающаяся фонтаном крови. Ноги бедолаги подкашиваются, он рушится на колени, продолжая разбрызгивать красную жидкость по каменному полу. Секунду спустя мертвое тело валится лицом вниз.
Длинноухие глядят непонимающе, ошарашенно. Нергал поднимает меч убитого, лезвие упирается в землю, ступня надавливает сверху. Мощное усилие, и клинок ломается аккурат посередине.
Сильнейшее оскорбление для эльфа. Оружие сраженного собрата положено передать потомку для сохранения чести рода, а теперь, получается, традиция прервется. С громкими проклятиями, потеряв всякую осторожность, разъяренная четверка бросается на убийцу.
Нергал только того и ждет. Грохочет пулевик, самый прыткий падает с чудовищной огнестрельной раной в животе. Трое набрасываются размахивая клинками. Рихтер презирает их нарочито благородную породу: даже мстя за гибель друга и кровное оскорбление, эльфы атакуют поочереди, гнушаясь ударить разом.
Он отбивается шутя, не забывая при этом про пулевик. Удар тесака — выстрел, блок — выстрел, уворот, удар — выстрел! Один ушастый падает с простреленной ногой, второй чудом выживает после попадания в плечо, разворотившего половину ключицы. Третий бьется, отдавая все силы в последней отчаянной атаке.
Клинки звенят, встречаясь в полете с невообразимой скоростью. Эльф кричит тонким голоском, вкладывая вес тела в смертельный удар. Нергал легко смещается в сторону, тесак с противным скрипом скользит по лезвию меча от кончика к рукояти, начисто срубая вычурную гарду и тонкую изящную ладонь.
Ушастый вопит, хватаясь второй рукой за открытую рану, откуда толчками разливается кровь. Тесак поднимается и тяжело падает, довершает начатое. Рихтер шагает по террасе, страшное оружие взлетает еще дважды, приканчивая раненных.
Вот и все. Именно поэтому люди правят миром, а эльфы… Эльфы в жопе.
Теперь не только двор, но и подступы к дому похожи на беспорядочную бойню. Окровавленные тела лежат вперемешку с обрубками, потоки дождя размывают красные следы по полированному мрамору. Убийца направляется к дверям усадьбы.
Эбигейл Нортон сидит на гостевом диване, отупевший взгляд блуждает по гостиной, опьяненный разум с трудом воспринимает реальность. Снаружи слышатся звуки битвы, выстрелы, крики боли и отчаяния. Потом наступает тишина. Только дождь по-прежнему шуршит струями, капли настойчиво барабанят по стеклам и крыше.
Рядом никого, лишь пожилой дворецкий, Абрахам. Большой, черный, как смоль, мужчина в вычурном сюртуке. Хорош как в бою, так и в услужении… Да кстати, и в постели ого-го! Раньше… Сейчас у него редко получается вспомнить былые времена.
Мужчина держит в руках устрашающий двуствольник. Дула направлены на входную дверь, серьезный взгляд не предвещает любому вошедшему ничего хорошего.
Громкий стук заставляет судью вскрикнуть. Абрахам, не задумываясь разряжает в дверь оба заряда, деревянная преграда разлетается в щепки, сраженная с близкого расстояния, но за ней — никого. Дворецкий шагает вперед, вглядываясь в проем, но не успевает даже вскрикнуть.
Один за другим грохочут шесть выстрелов, черное тело отлетает, жалко подергиваясь, разрываемое на части беспощадными пулями. Перед женщиной падает обезображенный кусок мяса, бывший совсем недавно верным безотказным слугой.
Эбигейл не в силах испугаться или сочувствовать умершему. Она поднимает взгляд. В комнату входит смерть.
Смерть идет навстречу, тщательно обходя лужу крови, растекающуюся на полу. За спиной развиваются полы плаща, широкая шляпа скрывает лицо. Странно, у смерти нет ее бессменного атрибута — косы.
Пьяный взор с трудом фокусируется на темной фигуре. В глубине души зарождается безотчетный ужас. Он пробивается сквозь алкогольную пелену, ломает защитный экран показного равнодушия, вырывается наружу тонким писком. Глаза невольно увлажняются, в комнате раздается жалостливый всхлип.
Смерть уже рядом. Недрогнувшая рука поднимается, в ладони вырастает длинный стальной коготь. Он входит в грудь женщины, беспрепятственно рассекая податливую плоть. Из пронзенных легких вырывается предсмертный хрип, сталь входит глубже, пронзая сердце. Мышечный мотор сокращается в последний раз и застывает навеки. Глаза наполняются болью и запоздалым раскаянием. Ответный взгляд смерти жжет пламенем, обещая долгие невыносимые пытки в аду.
Нергал смотрит на мертвую Эбигейл. От нее ощутимо разит мощнейшим перегаром, из уголка губ стекает струйка слюны. Рыхлое тело не старой, в общем-то, женщины наводит на мысли об излишествах и праздной жизни. Отвратительное зрелище.
Убийца забирает оружие и ретируется, не оглядываясь.
Глава № 17
Нергал исчез из квартиры ранним утром, девушка проснулась от ощущения пустоты. Она ждала его к завтраку, потом к обеду, затем к ужину. Убийца заявился поздним вечером, когда Карина уже вообще сомневалась в том, что он жив.
Весь день за окном гремела гроза, пугая близкими вспышками. То и дело слышались завывания полицейских машин, город стоял на ушах. Карина догадывалась, что это определенно как-то связано с Рихтером. Девушка лежала на кровати, сжавшись в комок, перед глазами проносились неясные грезы.
Она понимала, что не может вернуться к прежней жизни, никак и никогда. Как ни странно, сожаление об этом прошло, будто внутри что-то выгорело. Интересный вопрос: как с пользой и наиболее полно провести несколько оставшихся часов жизни? Особенно, если единственный родственник далеко, навещать «друзей» опасно для их же жизни, а единственный в мире, кто тебя понимает — безжалостный убийца. Может, просто лежать, предаваясь меланхолии, в то время как за тонким стеклом бушует буря?
Карина приготовила обед из скудного набора имевшихся продуктов. Выходить из квартиры страшно, слишком маргинальный район, да даже подъезд не внушал уважения. Рутинные дела успокаивали девушку, направляя мысли в более практичное, позитивное русло.
Наступил вечер, плавно переходящий в ночь. Гроза за окном стихла, хотя тучи и продолжал плакать. Где-то за стенкой кричали пьяные голоса, переругиваясь на все лады. Девушка не зажигала свет, боясь разрушить зыбкую таинственную атмосферу маленького чуда.
В прихожей хлопнула дверь, вспыхнула лампа, у входа остановился Нергал. С него лилось ручьями, одежда промокла до нитки. Шляпу и плащ пришлось выжимать, ботинки хлюпали, рубашка и брюки будто искупались в бассейне. Карина суетливо помогла мужчине раздеться, вещи отправились сушиться в ванную и на кухню.
Девушка смотрела с тревогой, стараясь понять, сколько новых ран появилось у Рихтера за сегодня. Придется ли зашивать порезы, удивляться новым шрамам? Нергал стянул кольчугу, и Карина выдохнула. Если повреждения и имелись, то слишком несущественные, чтобы о них упоминать.
Рихтер прошел на кухню, девушка поставила на стол тарелку с приготовленным блюдом. Мужчина лишь сдержанно кивнул, не раскошеливаясь на лишние комплименты. Он ел, а Карина застыла у окна, наблюдая за трапезой краем глаза.
— Кого сегодня убил? — неожиданно для самой себя спросила девушка.
Нергал стрельнул взглядом, пытаясь понять, действительно ли ей интересно, или спутница просто ищет повод для разговора.
— Окружных судей… — нехотя пробормотал мужчина, — Всех. И главного судью.
Карина заметно вздрогнула, настолько обыденно это прозвучало. Так, наверное, в иной семье жена спрашивает у мужа, вернувшегося с работы — как успехи, сколько булок испек? — а тот отвечает — да как обычно, два короба.
— Разве так можно? — спросила девушка, невольно сбиваясь на тон школьной учительницы, — Зачем ты делаешь такие ужасные вещи?
Нергал долгое время не отвечал, пережевывая пищу. Наконец, усталый взгляд оторвался от тарелки.
— Это уже не люди, — убежденно сказал он, — Звери. Твари. Подонки самой распоследней паршивости. Для таких, как они, в этой стране нет суда, нет закона. Они сами суд и закон. Я лишь восстановил давно утерянную справедливость. Зачитал обвинение, огласил приговор, исполнил правосудие.
— Неужели возможно хоть чего-то добиться смертями? — Карина с ужасом заломила руки.
— Можно. Или нельзя. Я делаю то единственное, что умею. Борюсь со злом тем способом, что мне доступен. Если бы каждый из жителей Пруссии сделал то же самое, мы жили бы совсем в другой стране.
— Ты не понимаешь… Ведь у этих плохих людей могут быть очень хорошие, добрые, ни в чем неповинные дети!
Убийца грустно усмехнулся, серые глаза блеснули желтой вспышкой.
— А вот на это мне вообще насрать.
— И сколько еще ты будешь убивать? Где конец списка смертей? Есть ли у него конец?
Нергал пожал плечами, не удостоив ответом. Зачем, если все и так очевидно. Нужно идти до конца, не останавливаясь и не сворачивая на полпути.
— Неужели тебя не мучает совесть? Не страшно предстать перед Единым? — Карина невольно вспомнила о боге, что часто случалось с ней в моменты большого волнения, — Не боишься попасть в ад?
Она встретилась взглядом с мужчиной, содрогнувшись от проскочившей в нем жестокости.
— Я уже был в аду, девочка, — мрачно ответил Рихтер, — Меня не напугать байками о вечных муках. Я отрицаю твоего бога, отрицаю всех богов! Я плюю на лицемерных служителей культа, разжиревших с подаяний простачков. И презираю тех, что склоняют колени в тупом раболепстве, вместо того, чтобы взять собственную жизнь в свои руки!
В его словах прозвучало столько убежденности, страстный тон заставил девушку испуганно умолкнуть. На самом деле, она ведь, по сути, ничего не знала о непростой судьбе этого странного человека.
— Но ты ведь тоже соблюдаешь определенные ритуалы, чтишь свои кодексы… Я видела… Значит… исповедуешь какую-то религию? — Карина тщательно избегала слова «поклоняешься».
Нергал мотнул головой, ладони потерли усталое лицо.
— Хадо-хито не религия. По-крайней мере в том смысле, как ее понимаешь ты. Я не верю в бога, не молюсь, не прошу милости свыше.
— Если это не религия, то что?
— Философское учение или своеобразный культ. Свод правил для постижения смысла жизни.
— Вот так просто? Раз — и смысл? На блюдечке?
Рихтер ограничился кивком. Он не любил повторяться.
— Объясни… — попросила девушка.
Убийца поднялся, остановившись у окна. Религиозные беседы никогда не были его коньком. Трудно сформулировать такие простые мысли… Еще сложнее облечь их в слова.
— Большинство живет бессмысленно, не заботясь о судьбе, не задумываясь ни о чем, кроме простейших материальных благ. Это комитос, — в голосе прозвучало презрение, — Мусорные, бесполезные люди. Чтобы подняться на первую ступень, стать хоть чуточку более осмысленным, нужно найти собственное предназначение, хадо. Умение, страсть, талант, если угодно.