С ужасом отпрянув от девочки, падаю на пол, тряся головой и задыхаясь в панической атаке. Горечь подкатывает к горлу, внутренности скручивает от страха. Не за себя… Нет… нет… так нельзя. Нельзя! Нельзя! Нельзя! Я не могу её здесь оставить. Не могу. Сдохну, но унесу.
Вскакиваю на ноги и бросаюсь к двери. Закрываю её, чтобы храпящая нянька нас не услышала, и бегом возвращаюсь к девочке.
— Лале, Лале, проснись, солнышко. Проснись, моя хорошая, — шёпотом прошу у малышки, гладя её по волосам.
Она распахивает глазки и непонимающе таращится на меня, прижимая к груди свою куклу.
— Тётя Мирэн…
— Лале, послушай меня. Не только твоей Ясмине страшно и одиноко. Мне тоже. Очень-очень. И я хочу уйти отсюда в одно хорошее безопасное место. Вот прямо сейчас. Пойдешь со мной, Лале? Или останешься?
Те секунды, что она, нахмурив маленькие бровки, думает, воспринимаются мною, как вечность. Я могу её убедить и заставить, но мне нужно, чтобы она добровольно захотела идти, потому что тащить насильно ребёнка, неизвестно куда точно не имею никакого права. Соглашайся же, малыш.
— С тобой, — шепчет тихо.
— Хорошо. Но нам может быть трудно. И идти туда придётся долго. Мы же справимся вместе, правда? — она кивает, а я осторожно обнимаю кроху, чувствуя, как облегчение затапливает с головой, словно решение, принятое в данную минуту, единственно правильное и верное. — Ты у меня очень храбрая и смелая малышка. А сейчас давай быстренько собираться. Надо тебя одеть и обуть. Только тихонько, чтобы никто не слышал. Хорошо?
Она снова кивает, а я поднимаюсь и устремляюсь в её гардеробную. Тут вещей не настолько много, как было у Мирэн, но шароварчики тоже обнаруживаются. Схватив их, а ещё синенькие платьице и хариджи, я возвращаюсь к ребёнку. Одеть не проблема. Лале безропотно и молча позволяет это сделать. Надо решить, как с ней спуститься. Наверное, стоит соорудить что-то типа слинга, привязав её к спине, иначе не представляю, как это провернуть. Что ж, Ромка. Ты не ищешь лёгких путей, правда? Мама опять бы грустно вздохнула. Но поняла бы. В данном случае точно.
Лишь спустя где-то полчаса, или даже больше, я оказываюсь на поддоннике, готовясь сделать тот самый решающий шаг наружу. Ух. Даже страшновато что-то. Лалерин затаилась, прижавшись щекой к моим лопаткам, надёжно примотанная к моей спине простынёй и сверху ещё тонким синим покрывалом, больше призванным скрыть первую, потому что та белая. Ох, тяжеловато будет… Но как там говорят? Своя ноша не тянет? Затеяв это безумие, я однозначно признаю её своей. Так что сейчас проверим. Разворачиваюсь и, придерживаясь за лозу винограда, ищу правой ногой первый зацеп. Мыском нахожу уже присмотренный днём выступ и убедившись в его надёжности переношу на эту ногу свою тяжесть. Теперь главное быть максимально осторожной и не убить руки раньше времени. И учитывать смещённый центр тяжести. Огромный минус — отсутствие страховки, из плюсов, отсутствие нависания, прямой угол и наличие всяких выпирающих декоративных финтифлюшек, названий которых я не знаю. И виноград, да. Тело всё-таки справляется довольно неплохо. Адреналин мне в помощь, как говорится. Осторожно и выверенно, делая шаг за шагом, шепотом рассказывая Лалерин свои действия, я не позволяю себе ни на минуту усомниться в своей способности справиться с этим спуском, и он мне покоряется. Вскоре моя нога вместо скользить по освещённой луной стене натыкается на твёрдую землю. Ю-ху, мы выбрались.
— Всё, Лале. Мы на свободе, — довольно сообщаю я девочке, а в ответ доносится тихое сопение. Спит мелочь и в ус не дует. Надо же.
Перебравшись через овраг, я расправляю подол платья и прячу лицо на всякий случай. Пора искать, где тут дорога, о которой говорила Гапка. Найти её, правда, не составляет труда. В лунном свете она белеет и манит, зовя вперёд, зажигая в душе какую-ту глубинную потребность и тягу к неизведанному, желание пройти этот путь и найти то, что меня там ждёт. Эх, дедушка. Жаль, что мы так и не познакомились. Хотела бы я знать, от кого мне моё шило досталось.
Пожилая няня должна ждать меня в кипарисовой роще, которая тут одна и виднеется издалека тёмным массивом впереди. Поправив перевязь с Лале, чтобы ей было удобней, а мне легче, я решительно направляюсь в нужную сторону. Представляю, как очумеет старушка, увидев нашу прибавку в компанию беглецов. Как объяснить? Частичной правдой, как же ещё. Бросить ребёнка на растерзание больному на всю голову психопату, для которого ничего святого нет, я точно не могла. Чем бы я тогда была лучше этого ушлёпка? Но как сделать, чтобы наша троица не привлекла к себе внимание, пока представляю слабо. Ладно я превращусь в мальчика, который сопровождает бабушку в паломничестве. Никто такого от принцессы не ожидает. И никто кроме семьи Мирэн и миразу в лицо меня не узнает, а я сомневаюсь, что он весь такой важный будет по дорогам лично рыскать. Гапке достаточно надеть другой цвет, лица-то никто не увидит, а малая… Можно в мальчика, тоже, но она ведь не сможет притворяться. Выдаст, как пить дать. И раз один мальчик оказался девочкой, почему не может и второй? Не-е. Не вариант. Может будем говорить, что она болеет и мы её по этому поводу в Храм тащим, или что болела. Надо с Гапкой посоветоваться, зачем ещё в эту Обитель ходят. И надо к кому-то прибиться, чтобы не идти только втроём и не привлекать внимание своим количеством. Может ещё паломники какие?..
За этими размышлениями я даже не заметила, как дошагала до нужной мне рощи. Как я и рассчитывала, никто мне не встретился. Искать мою сообщницу не пришлось, она сама вышла мне навстречу, увидев издалека. Оказывается, ждала на опушке. И конечно же вся извелась от переживаний.
— Госпожа, как же я боялась, что у вас не получится, — шёпотом запричитала, бросаясь ко мне.
— Тш-ш, Гапка. Говори тише, пожалуйста. И называй меня Ромин, или Рома. Нечего… моё имя всем слышать, — прошу я у неё. Об этом я уже давно подумала. Исходя из тех местных имён, что я слышала, такой мужской вариант моего, наконец-то родного, не должен привлечь лишнее внимание. — И госпожой не зови. С этого момента я — твой внук. Ты достала одежду?
— Да го… Ромин, — запнувшись, закивала она, и махнула рукой в сторону рощи. — Там спрятала. И себе вот купила, как вы велели.
Свои обновки она, кстати, уже надела. Совсем другой человек с виду. Хоть и в сером.
— На «вы» тоже не зови, бабушка, — хмыкаю я, направляясь в указанном направлении. — Пойдём, я переоденусь. Времени нет. Надо до рассвета в Гьяране быть. Сначала наведаемся к общему порталу. Попытаюсь сбить с толку портальщика, а потом укрыться где-то и найти попутчиков до Обители…
— Я уже нашла, — огорошивает меня старушка, семеня рядом. — Сделав всё, что… ты мне велел, я решила сходить в Храм помолиться за… тебя. И узнала, что завтра утром из Гьяраны отправляется караван паломников в Обитель Праматери. Там много больных, служители и родственники повезут их на телегах и согласны за небольшую плату и посильную помощь взять попутчиков.
И эта бабуля считает себя обузой? Вот что бы я без неё делала? Хочу расспросить подробности, но она меня опережает.
— Гос… Ромин, а что это у тебя на спине?.. Ты же говорил, что из дворца налегке бежать надо, — осторожно интересуется Гапка, заметив мою ношу.
Ага, говорил.
— За спиной у меня Лале, — вздохнув, признаюсь я. Всё равно сейчас кроху придётся отвязывать, чтобы переодеться. Да и нельзя такое скрывать.
— Лале? — потрясённо выдыхает старушка. — Но… зачем? Как же вы… как же мы с ней?
— Помоги мне её снять, чтобы не разбудить. Я всё расскажу по дороге. Оставлять её нельзя было.
Девочка в ответ на наши манипуляции что-то бормочет во сне, разочек даже открывает глазки, но я её укачиваю, и она засыпает обратно. Так что, уложив её в ворохе из простыни и покрывала на землю, за неимением другого варианта, я быстро переодеваюсь в простые прямые штаны, вместо шаровар, стягиваю платье, хватаюсь за рубашку и понимаю, что надо что-то делать с грудью. Эту двоечку с лишним мужской одеждой не спрячешь.
— Гапка, нож есть?
— Да… Ромин. Я купила, — кивает няня, явно офигевая с происходящего.
— Давай сюда.
Она опасливо протягивает мне нужную вещь. А дальше я зверски издеваюсь над одеждой Мирэн, превращая платье и хариджи в котором пришла в длинные полосы ткани.
— Помоги перемотать грудь, чтобы не видно было, — протягиваю Гапке свёрнутые рулоны.
Дважды объяснять не приходится и вскоре я превращаюсь в хлипкого парнишку. Остаётся такая малость, как волосы. А вот здесь даже плакать хочется от жалости. Я к этой косище уже привыкла.
— Не режь, — гладит меня по руке старушка. — Каптан с капюшоном глубоким. Я тебе куфий на голову купила, замотаем и спрячем, снимать на людях не будешь. Жалко такую красоту.
Понимаю, что это глупо. Что такое волосы, когда на кону жизнь? Жизни? Но воспоминание о гладкой лысой макушке заставляет меня пойти на поводу этой блажи. И Тай. Я ведь встречу его. Я хочу быть для него красивой. Пусть это не моя внешность, не моё тело, пусть эти волосы не я растила. Но я их заслужила. Я приняла вызов, с которым бедняжка Мирэн не справилась. Значит, уже моё всё. И думать я впредь только так и буду. Нет больше Мирэн. Есть я, Ромин, для всех. И Рамина для того, кто, надеюсь, меня уже ищет. И я совсем не Рифата имею в виду.
Потому переплетаю косу потуже и позволяю Гапке намотать мне на голову тёмно-серый платок, который она назвала куфией. Намотка интересная получается, лицо, если нужно, тоже можно спрятать. Следом натягиваю простой коричневый кафтан, или каптан, как его здесь называют и обуваю высокие мягкие сапоги.
— Ну как? Можно меня в этом узнать? — хмыкаю, поворачиваясь перед своей попутчицей, красуясь.
— Нет, — ошарашенно бормочет она, рассматривая меня. — Ты теперь даже двигаешься по-другому.
Ещё бы. Это притворяясь Мирэн в этих её узких платьях, приходилось семенить. А теперь я спокойно могу размашисто шагать, как мне удобно. Может и не по-мужски, что в общем-то поправимо при должном старании, но и не по-принцессному.
Спрятав остатки одежды Мирэн под грудой камней, мы общими усилиями привязали спящую Лале к моей спине, хоть Гапка и порывалась свою подставить, и отправились наконец в путь. Роща, казалась небольшой и быстро осталась позади, но вдоль дороги и дальше росли кипарисы. Идти пока не тяжело. Ноша действительно своей оказалась. И мило спящей. Что-то мне подсказывает, что это всё ещё последствия моего ведьмовского и возможно не очень умелого и тонкого вмешательства. Но вреда я ей точно не причинила. А сонливость… пройдёт.
— Вы… Ты обещал рассказать, зачем надо было брать Лале, — то ли моя настойчивая просьба была воспринята за приказ, то ли Гапка решила сразу не допускать в обращении даже намёка на мой пол, чтобы ни при каких обстоятельствах не выдать, но обращалась она ко мне теперь, как к парню. Буду следовать её примеру.
— Помнишь, я говорил, что мне привиделась Богиня. В общем у меня не только дар Убеждения усилился. Появились и кое-какие новые способности. Я теперь могу видеть и знать многие вещи, — на этих словах Гапка бросает на меня удивлённый и настороженный взгляд. — И когда, я… хотел напоследок проверить, как кроха себя чувствует, мне привиделось её будущее. Миразу… он страшный человек. Он… больной на всю голову. И в ярости из-за моего побега будет творить ужасные вещи. Я… не хочу рассказывать то, что видел. Просто поверь мне. Её нельзя было оставлять.
Она закрывает глаза, скорбно поджав губы. А потом кивает с пониманием и одобрением. Некоторое время мы шагаем молча. Эйфория потихоньку начинает спадать, и ноша становится весьма ощутимой. Ничего. Донесу. Я и не такие тяжести таскала в походы. Эх, держись изнеженное тело. Закончилась халява. Теперь пахать придётся.
— Расскажи мне про этих паломников. Где они собираются? Мы сможем уже сегодня к ним присоединиться?
— Собираются при Храме Праматери, он один в городе, остальные только Навию и Явару посвящены. Ждут уже несколько дней, как я узнала, как раз для того, чтобы могли присоединиться ещё нуждающиеся в милости Богини. Мы не будем выделяться, — обнадёживает меня Гапка.
— Хорошо. Тогда нужно придумать нам историю, если вдруг придётся о себе что-нибудь говорить. Посоветуешь что-нибудь правдоподобное?
— Не знаю даже, что тебе советовать… внучок — вздыхает старушка. — Мы можем сказать, что идём просить за чьё-то здоровье.
— За твоего мужа может? — выдвигаю я предположение.
— Нет. Старая я уже, значит, и муж у меня старый должен быть. Такому уже стыдно чертогов Навия бояться да милость у Богини выпрашивать. К Праматери больше за женское здоровье идут просить, за деток. Можем сказать, что за малышку хотим умолять. Да негоже к ней болезни кликать таким притворством.
М-да. Даже если бы гоже, не заставишь ребёнка болезнь сыграть.
— А может… Скажем, что мы с Лале брат и сестра. А болеет наша мать, твоя дочь, назовём её, например, Малика, или, как скажешь, по-другому. Сильно болеет. Не встаёт. Беременная. Отец наш, допустим, умер, вот она и слегла. Вот и идём. Как думаешь, поверят?
Гапка даже останавливается и ошарашенно на меня смотрит. И даже забывает, что ко мне на «ты» нужно.
— В такое могут поверить, — нахмурив брови, тянет она. — Как вы это придумали только? С тех пор, как… тогда… вы выжили, изменились вы сильно, принцесса. Словно другим человеком стали. Вы сильнее, смелее, решительнее, чем когда-либо до этого. И мысли такие говорите. И силы эти… такое раньше только ведьмы умели, но ведь нет их больше.
Горько хмыкаю. Хотелось бы мне тебе признаться. Но сейчас точно не время. Никому от этого добра не будет. Может потом как-нибудь.
— Смерть многое меняет Гапка. Слишком многое. Я побывала по ту сторону. И выбрала жизнь. И за эту жизнь теперь готова бороться до последнего. Вот и изменилась. Сильно. Да.
Дальше разговор как-то не клеится, и мы снова молчим некоторое время, каждая, переваривая своё. Я не могу не думать о том, что в пути может возникнуть уйма ситуаций, в которых я никак не сойду за Мирэн. А Гапка не дура. Уже подозревает что-то странное во мне. И вот что с этим делать? Как ей признаться, что её обожаемая госпожа таки своего добилась и умерла? И как она отреагирует? Что меня ждёт, если кто-нибудь узнает обо мне правду? Конечно, исходя из того, что Тай выпросил у Богини моё спасение таким радикальным способом, можно предположить, что прецеденты с попаданцами в этом мире уже были. Но вот совсем не факт, что это всем известно, что к этому нормально относятся, и что это мне ничем не угрожает. Я скорее поверю, что наоборот. Человеки — они человеки везде.
— Ты пользовалась общим порталом, когда-нибудь, Гапка? — прерываю я молчание, решив вытянуть как можно больше информации.
— Нет, только с вашей… твоей семьёй ходила в Замайру. Но в здании общего была, когда провожала зятя, пару раз.
— Расскажи, чем они отличаются, пожалуйста. И, кстати, нам надо придумать тебе другое имя. Как я себе.
Старушка задумывается на минуту.
— Я могу быть Заримой, так хотела назвать меня мама, когда родила, но бабушка настояла по-другому. А про портал, конечно, расскажу. Что именно… тебя интересует?
— Всё, — хмыкаю я. — Вот буквально каждая деталь, которую ты сможешь вспомнить.
И она принимается добросовестно вспоминать. А на память, как оказывается, пожаловаться точно не может. Подробное описание здания, зала, самого портала и того, как он выглядит, кто его обслуживает и кучи других деталей занимает у нас почти час. Ноги потихоньку начинают гудеть. Лале спокойно себе дрыхнет. Мы идём. И всё бы хорошо, если бы не странное предчувствие, зарождающееся внутри. Вот прямо чудится мне, что навстречу нам кто-то едет. Я даже в родном мире предчувствиями не пренебрегала. А оказавшись в этом и узнав, что ведьма, и подавно поняла, что приходят эти видения и знания не просто так.
— Надо спрятаться… Зарима. Немедленно, — чувствуя, как тревога уже ощутимой горечью подкатывает к горлу, велю я, сворачивая с обочины в высокую траву и направляясь к высоким тёмным свечкам кипарисов.