— Очухалась? Это хорошо. Я люблю, чтоб брыкались.
В груди мерзко сжимает от подступающей паники, я сглатываю, следя за каждым его движением. А мужик уже собирается перекинуть ногу через спинку козлов и залезть в повозку, как его подельник, резко крякнув, начинает заваливаться набок, пока не повисает безжизненным кулем. Я ещё пытаюсь сообразить, что произошло, цыкало ныряет в повозку, стараясь укрыться, и тут у него на лбу буквально на моих глазах с глухим хлопком расцветает алое пятно, из которого торчит странная штука, напоминающая стрелу.
Нет. Меня не вырвет. Меня не вырвет. Я вроде как сильная. Задолбалась я быть сильной. Хочу побыть слабой. И поплакать на сильном плече. Чтобы кто-то большой и сильный обнял и пожалел.
— Эй ты как? Живой? — кажется, перед моим остекленевшим взглядом кто-то машет рукой.
— Не знаю, — честно признаюсь я хрипло.
— Значит живой, — хмыкает низкий мужской голос. — Ты ведь Рома?
— Да, — поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с прищуренными внимательными глазами, цвет которых не рассмотреть под глубоким капюшоном. Огромный широкоплечий мужчина в тёмно-серой жупархе, склонив голову набок рассматривает меня с пристальным интересом, отчего по коже пробегает толпа ледяных мурашек. Пугающий тип. Опасный. Сильный.
— Я — Рэн, — слегка ухмыляется он. — Знаешь, где ключ?
— Нет, — поборов самоубийственное желание помотать больной головой, отвечаю ему, нервно сглатывая. Он понятливо кивает и проскальзывает мимо клетки к трупам моих похитителей, принимаясь их методично обыскивать, начав с цыкала.
— Рэн, там причал замаскированный. И баркас пришвартован, — раздаётся новый голос, и на козлы взбирается ещё один пугающий мощью и опасной аурой незнакомец. — Что ищешь? — интересуется он, заметив манипуляции своего товарища.
— Уже нашёл, — сообщает тот ему, доставая из кармана цыкала ключ. — На баркасе кто-то был?
— Пусто, — второй мужчина переводит свой взгляд на меня, удивлённо прищуриваясь. — Это он? Наша пропажа?
— Он самый, — отвечает Рэн, открывая замок.
— Кто вы? — наконец отмираю я.
— Добрые путники, — хмыкает тот, что на козлах. И с такой «доброй» улыбкой, что прям вот сразу верится. — Вылазь, мелкий.
Что-то мне не хочется. Прошмыгнуть бы да дать дёру, но сомневаюсь, что такой финт с ними пройдёт. Понять бы что им от меня надо. И откуда знают моё имя? Сознание после сотрясения мутится, и мозги работают со скрипом. Голова по-прежнему раскалывается, не добавляя ясности. Хмурясь, рассматриваю присевшего у дверей клетки Рэна, пытаясь определиться со своими выводами и действиями.
— Мы помогли вашему каравану отбить нападение, — понятливо щурясь, сообщает он. — Тебя с сестрой и второй девочкой из вашего фургона не досчитались. Девчонок я нашёл. Ты молодец, что приказал им спрятаться. Твоя Лялька выбралась из расщелины, в которой сидела, только после того, как я ей обещал найти тебя и помочь. Вот, собственно, выполняю обещание. Так что прекращай ломаться. Вылезай из клетки, времени мало.
Чувствую, что не врёт. И уходит, оставив дверь открытой. Вполуха слушая тихий разговор мужчин о баркасе и возможных планах преступников, я таки покидаю своё ненадёжное укрытие. Убегать уже не кажется разумным. Понятия не имею, где нахожусь и как вернуться к лагерю. Придётся положиться на свой дар и поверить этим двоим. Но тут возникает новая проблема. Среди паломников я позволила себе слегка расслабиться. Находясь целый день в повозке среди женщин, которым не положено пристально рассматривать мужчин, даже будь они подростками, а во время привалов, держась в стороне от всех, я расслабила повязку на груди, чтобы не так сильно передавливала и не причиняла дискомфорт. Под свободным каптаном скрывавшем меня до колен издалека, или в темноте, это не было заметно, как и моя пятая точка, да и не чувствовала я пристального к себе внимания. А вот с этими вооружёнными до зубов хищниками, похожими на ассасинов из столь популярной в моём мире игры, с пронзительными проницательными взглядами точно надо быть осторожней. Не производят они впечатление невнимательных и ненаблюдательных. Скорее совсем наоборот.
Пользуясь тем, что на меня не смотрят, поправляю одежду. Сутулясь и совсем не понарошку пошатываясь, осторожно приближаюсь к мужчинам. Рэн слегка поворачивает в мою сторону голову.
— Что с тобой?
— По башке сильно треснули, — признаюсь, выглядывая из повозки. Впереди виднеется река. Судя по всему та, в которой меня топить собирались.
— Сильно говоришь? Давай, посмотрю, — предлагает мужчина, и я едва сдерживаюсь, чтобы не шарахнуться. Вот нервируют они меня.
— Не надо. Там только шишка. Пройдёт, — как можно спокойней отвечаю, но он подозрительно прищуривается, явно не поверив.
— Зря. Караван с храмовниками и целителями уже скорее всего двинулся дальше. Пока нагоним, пройдёт время.
От услышанного меня накрывает волна неконтролируемой паники. Что значит, двинулся? Этого не может быть!
— Как?!! Двинулся?!! Там же… там же моя Лялька. И бабушка, — хриплю я, испуганно таращась на мужчин.
— Твоя бабушка категорически отказалась ехать дальше без тебя, так что они ждут в лагере, — пытаются меня успокоить, но результат получается ещё хуже.
— Одни?!! — едва не срываюсь я на визг. — С ними же что угодно может случиться!!!
В приступе паники, усугублённом сотрясением, я бросаюсь вперёд, собираясь выпрячь хотя бы одну из двух лошадей, мирно прядущих ушами перед фургоном.
— Не одни. Успокойся. С ними надёжный человек, который защитит их в случае чего, — накрывает моё плечо тяжёлая рука Рэна. — Но времени терять действительно не стоит. Надо караван догнать. — И обращаясь к своему товарищу, командует: — Кор, давай уберём лишнее из повозки.
— Думаешь забрать её с собой? — вскидывает тот удивлённо бровь.
— А как ты предлагаешь везти старушку с ребёнком? Да и этот герой — скупой кивок в мою сторону. — Едва на ногах держится. Куда ему в седло?
— Я из без седла могу, — вырывается у меня обиженное. Тоже мне…
— Поверю на слово. Но своим бабушке с сестрой ты живой нужен. Так что сядь и не мельтеши, — приказывает этот весь из себя крутой тип, заставив меня скрипнуть зубами. Нет, он может и прав, но бесит.
Впрочем, спорить сил у меня не находится, поэтому я усаживаюсь прямо тут, уперевшись спиной в передний борт повозки. Складываю руки на груди, пряча её, и только потом понимаю, что этот жест может выглядеть вызывающим, или, что ещё хуже, по-детски обиженным. Но, кажется, на это никто не обратил внимание. Рэн и тот второй, который, вроде как Кор, уже дружно примеряются к клетке. Что ж. Пускай занимаются. Может и хорошо, что они меня болезным посчитали. Не надо участвовать во всех этих мужских делах с перетягиванием тяжестей. Куда мне до этих громил?
Краем глаза наблюдая за своими спасителями и пытаясь лишний раз не шевелиться, чтобы не тревожить ушибленную голову, я сама не замечаю, как заваливаюсь в угол, задремав. Просыпаюсь от того, что меня встряхивает, приложив спиной об бортик. Сдержать стон не получается, как и порыв свернуться калачиком.
— Ты как там? — снова этот ровный голос, который был бы приятным, если бы так не напрягал.
— Живой, — ворчу, разлепляя глаза и осматриваясь вокруг. Клетки в повозке больше нет, как и тела цыкала.
— Иди сюда. Поговорить надо, — командует Рэн.
— О чём? — уточняю подозрительно. Понимаю, что нет ничего странного в том, что взрослый матёрый и возможно связанный с военными структурами мужик разговаривает с пацаном таким командным тоном, но ничего не могу поделать со своим внутренним раздражением.
— Ты всегда со старшими пререкаешься? — недовольно интересуется мужчина. Вот вроде и голос не повышает и тон почти не меняет, но по коже колючие мурашки бегут. — О нападении тебя хочу расспросить. Свои душевные секреты сможешь оставить себе.
Приходится признать, что меня поставили на место. Ла-а-адно. Как парень при мозгах, я, наверное, должна признать авторитет явного лидера. Впрочем, как девушке, мне это объективно тоже не мешает сделать. По крайней мере, временно.
— Извините, — ворчу пристыжено. И осторожно поднимаюсь, чтобы перебраться к нему на козлы. — Что вы хотели узнать?
Он терпеливо дожидается, пока я усядусь, управляя повозкой и бросая из-под капюшона пристальные взгляды, под которыми я едва не забываю, как по-мужски сидеть, настолько мне хочется демонстративно прилежно сложить ладони на коленях. Вместо этого опираюсь локтями на широко расставленные колени, позволяя полам каптана впереди провиснуть. Надо где-то срочно спрятаться и перемотаться, а то уже сил никаких нет следить за каждым своим движением и даже дыханием.
— Насколько я понял, тревогу в лагере поднял ты, — констатирует Рэн, когда я выжидающе замираю на другом конце скамейки. — Как узнал?
— Я не знал. Просто вечером женщина из нашей повозки хоаль Рахима угощала всех напитком, который с кем-то там ещё сварила для всех. А я почувствовал, что его не надо пить. Сам не стал и бабушке не позволил.
— Ты интуит? — бросает на меня изучающий взгляд мужчина.
Эм, это что за зверь?
— Да, — осторожно, но согласно киваю я, прикинув, что мои периодические озарения можно и так назвать.
— И что дальше? — продолжает допрос Рэн, удовлетворённо хмыкнув.
— Дальше проснулся ночью, перед рассветом, от ощущения опасности. Пошёл спросить у часовых всё ли в порядке, а те оказались беспробудно спящими. Как и все остальные в лагере. Разбудить удалось только одного человека. Асхаба. Он здоровяк, думаю снотворное его из-за этого толком не взяло. А потом закричала моя Лялька. Я бросился к ней. Нашёл раненную бабушку, — на этом воспоминании я резко поворачиваю голову к попутчику. — Как она? С ней всё в порядке?
— Да. Рвалась ехать с нами тебя искать, — хмыкает мужчина.
— Это на неё похоже, — не сдерживаю и я облегчённый смешок и продолжаю докладывать: — Ляли в фургоне не было, как и её подружки Саяны. Я бросился в рощу искать. Догнал подонка, утащившего их, лишь тогда, когда этот урод напоролся на сук. А потом появился ещё один. Я велел девчонкам прятаться, а сам решил отвлечь от них внимание. Но меня стукнули по голове, подкравшись со спины. Очнулся незадолго до вашего появления. — Непроизвольно поднимаю руку и трогаю гудящий затылок. — Дальше… Лежал и слушал этих мразей. Правильно, что вы их… Но у них какая-то хозяйка имеется.
— Хозяйка? — заинтересованно поворачивает ко мне голову Рэн.
— Да. Они обсуждали, что поставляли хозяйке девушек, а та продавала их в наложницы старым сморчкам. А девочек тоже растила на продажу. Это нельзя просто так оставлять!!! — не скрывая ярости, заявляю я, и с удовлетворением наблюдаю, как играют желваки на красивом мужественном лице.
— Не оставим. Можешь быть уверен, — говорит с суровой непререкаемостью, не позволяющей усомниться в его словах. Потом бросает в мою сторону заинтересованный взгляд. — А тебя зачем прихватили?
Э-э-э, и вот что ему отвечать? Непроизвольно начинаю краснеть, вспомнив, что со мной хотели сделать эти сволочи, понимая, что своей реакцией непозволительно палюсь. С отвращением передёргиваю плечами и сплёвываю в сторону, отворачиваясь.
— Задница им моя понравилась, — брякаю зло правду, понимая, как она выглядит. Но лучше так, чем ещё вопросы, на которые я не знаю, как ответить.
От мужчины слышится изумлённый выдох, но ему хватает такта прекратить наконец этот допрос. Некоторое время мы едем молча. Потом нас нагоняет Кор, который, оказывается, оставался чтобы обыскать баркас на предмет улик. Кратко доложившись Рэну, который явно в их компании главный, тот некоторое время скачет рядом, а потом уносится вперёд на огромном гнедом жеребце, смотря на которого мне хочется рыдать от умиления. Хочу такого. Ужас, как хочу! Где бы разжиться?!!
Дорога, по которой мы едем, не такая наезженная, как та, которой шёл караван, но холм, где стоял наш лагерь, я довольно быстро узнаю. Мы просто поднимаемся на него с другой стороны, объезжая ту самую рощу, в которой всё случилось ночью. И по мере движения понимаю, что Рэн был прав. Караван действительно ушёл. Поляна выглядит какой-то сиротливой и пустой, и этот вид сжимает моё сердце страхом. Не знаю, что буду делать, если Гапка с Лялькой всё-таки ушли. Слишком я успела срастись с ними.
Я замечаю их не сразу, потому что сидят мои, пора уже признать, дорогие сердцу попутчицы в стороне под тем самым деревом, где я спала. Неподалёку привязаны два коня, над костром висит парующий котелок, рядом с Гапкой уплетает что-то из походной плошки Кор, а у валуна, вытянув длинные ноги в высоких сапогах полусидит ещё один «ассасин» только помельче как-то, с виду спящий. Рэн правит прямо к этой разношерстной компании. Старая нянька вскакивает, придерживая за руку рвущуюся навстречу Ляльку, а я от радости, что вижу их целыми и почти невредимыми едва могу дышать. Стоит повозке остановиться, скатываюсь с козлов, забыв и про сотрясение, и про всё на свете. Подлетев к ним, сначала хватаю на руки Ляльку, сжимая в объятиях и целую улыбающуюся мордашку, а Гапка обнимает нас двоих, тихонько плача и причитая, как она волновалась и боялась за меня. Едва сдерживая подступающие слёзы, прижимаюсь к её лбу своим, и замираю так, в полной мере прочувствовав, что не одна в этом мире, что у меня здесь уже есть родные люди. И даже, если так случится, что я по каким-то неведомым и независящим от меня причинам не найду Тая, я уже не одинока.
— Со мной всё в порядке, — шепчу старушке, когда она спустя пару минут отстраняется и принимается меня ощупывать, ища повреждения и раны. — По голове треснули, болит немного, но это пройдёт. Как вы? Как твоя рана?
— Всё хорошо, не волнуйся. Меня целитель подлечил, — уверяет Гапка, умильно гладя меня по рукаву.
А я поворачиваю голову и снова целую почему-то непокрытую хариджи голову девочки, привычно спрятавшей лицо у меня на шее.
— Ляля, мне сказали, что ты просто невероятно хорошо спряталась. Ты такая большая умничка у меня. Я очень тобой горжусь.
— Правда-правда? — тихо спрашивает она.
— Самая настоящая правда.
— И ты не сердишься? — тянет с волнением.
— За что? — с удивлением интересуюсь я у напряжённой крохи.
— Что я больше не прячусь?
— Нет, конечно, — ошарашенно выдыхаю я и, припомнив слова Рэна, про то, чем он её выманил, уверяю. — Если бы не ты, меня бы так быстро не спасли. Спасибо тебе, маленькая.
Она довольно выдыхает и расслабляется в моих руках.
И кстати про Рэна. Вспомнив, что мы не одни на этой поляне, я поднимаю голову, ища глазами своего спасителя. Он обнаруживается возле лошадей. Как раз насыпает овса в торбу-кормушку и надевает её на голову прекрасному в своем ухоженном совершенстве чёрному, как вороново крыло, жеребцу, которого я прежде не видела. По-видимому, его собственному. Наверное, к фургону был привязан. А-а-а-а, ну так нечестно! Я ж изойду от зависти! Смотреть на таких прекрасных сильных породистых созданий и тащиться в повозке. За что-о-о?!!
— Эй ты, Рома, тащи свою задницу сюда и садись завтракать, — слышу окрик Кора, заставивший меня вздрогнуть от неожиданности. Далась им всем моя филейная часть.
— Да-да, пойдём Рома, — тут же всплескивает руками Гапка и, ухватив меня за рукав, тащит к костру. — Хали Корин сказал, что нам надо поспешить, чтобы нагнать караван. А я там жаркое приготовила, пока… вас ждала.
И словно получив разрешение, мой желудок отзывается на это предложение громкой голодной руладой, показав, насколько рад предстоящему потреблению пищи.
У костра так выходит, что я занимаю место напротив Кора, получаю от Гапки свою горячую плошку с ложкой, и ловлю на себе изучающий взгляд жующего мужчины. Сейчас, когда он снял капюшон, я могу рассмотреть его внешность, что и делаю мельком, стараясь, чтобы мой взгляд нельзя было принять за женский. Тёмные волосы, голубые с синевой глаза, которые заставляют сердце трепыхнуться, напомнив те, которые мне снились. Немного резковатые, но при этом мужественно-привлекательные черты волевого лица, и пронзительный взгляд.