— Прости, — срывается с моих губ.
— За что? — удивлённо вскидывает он брови.
— Я и забыла эти её слова. Маленькая была. О том, что я твою душу притянула. Выходит, это моя вина, что ты несвободен от меня.
— Глупая, — смеётся Тай, беря моё лицо в ладони. — Конечно ты притянула, привлекла в свои сны собственной вкусной силой, чистым светом, теплом. Но остаться я решил сам. И сейчас решаю я.
О чём он говорит? Что решает? Что сейчас вообще произошло? И кто эта ведьма, которую он себе возьмёт? Я? Серьёзно? В голове роится столько вопросов, что я снова начинаю проваливаться в боль. Она скалится острыми клыками, пугая знакомой агонией. Но на этот раз остаётся без добычи. Мужчина склоняется к моим губам, заслоняя собой от одного из моих личных монстров. И целует. Впервые за все наши общие сны.
Таю в его руках, растворяюсь в нём, забываю себя. Меня нет, есть ощущение этой ласки, его языка во рту, нежных губ на губах. Ощущение силы и мощи мужского тела, рядом с которым можно чувствовать себя маленькой и хрупкой. Я так давно мечтала хотя бы во сне его целовать, но боялась оттолкнуть, показав всю глубину своих чувств. А сейчас… сейчас… Мои руки впиваются в широкие плечи. И хочется, чтобы он сжал меня ещё сильнее, удержав подле себя, забрав себе… Ему одному я готова это позволить. Какая ирония. Так безумно любить того, кого видеть можешь только в снах. Он никогда мне ничего не обещал. Это было бы глупо… Но я, вопреки доводам рассудка, всегда чувствовала себя принадлежащей ему. Словно метку на сердце имела.
— Рами, — он прикусывает мою губу, целует уголочек рта. — Я готов был тебя отпустить, уйти, прекратить эти сны. Но не теперь. Я не отдам тебя смерти. Ты моя. Только скажи, что хочешь быть со мной. Дай мне право действовать.
— Хочу… — признание слетает с губ так легко, как может только в снах. Синие глаза в ответ полыхают торжеством. — Жаль, что это невозможно.
На чувственных губах появляется кривая многозначительная ухмылка.
— Возможно. Поверь мне, возможно если не всё, то очень многое. Другой вопрос в цене. Твоя — будет прежняя жизнь. Свою — я скоро узнаю. Меня выбрасывает из твоего сна. Наверное, ты просыпаешься. Продержись ещё немного. Всё скоро решится.
Он снова сминает мои губы своими, берет меня этим поцелуем, вырывая стон из груди. Заставляя цепляться за белый батист его рубашки.
— Люблю тебя… — шепчу ему в губы, но его рядом больше нет.
Глаза распахиваются и смотрят в серый предрассветный потолок. Он давно мне вместо неба. Кто-то ещё до меня наклеил над кроватью фосфоресцентные фигурки месяца и звёзд, но к утру их уже почти не видно. Веки жжёт непролитыми слезами. Но я не буду им поддаваться. Он снова мне снился. И просил держаться. Я держусь.
Тайрэн
Ладони всё ещё чувствуют тепло её тела, но я уже знаю, что проснулся. Глушу в себе досаду, отодвигаю на задний план липкий страх, что это была последняя наша встреча, вину, что едва не потерял её, так надолго оставив. Время бежит стремительно. И у неё его почти нет. Значит, мне нужно действовать не теряя ни секунды. Идея, котороя озарила вчера моё пьяное сознание, готовое хвататься даже за самую хлипкую соломинку, решение, которое ещё с вечера вызывало сомнения из-за своей невероятности и невозможности, после того, что мне открылось сегодня в её сне, кажется теперь единственно возможным. Теперь я уверен, что спасение для неё есть. Раз уж ей ведьма ещё в детстве его предсказала. Но сначала надо рассказать всё отцу, поскольку коснётся моё решение не только меня.
С гудящей головой поднимаюсь с кровати и, вызвав камердинера, направляюсь в ванную. Нужно привести себя в надлежащий вид — негоже являться к родителям на завтрак с двухдневной щетиной и перегаром. Даже если отцу уже доложили, как его наследник вчера на пару с другом срывал злость и отчаяние на кабаке и его незаконопослушных посетителях в не самом благополучном районе города, а потом лорд Гиерно самолично явился, чтобы утихомирить нас с его же племянником и доставить наши туши по домам.
— Ваше высочество, подать завтрак? — кланяется Норгин, сменивший два года назад вышедшего на пенсию верного Кирина, когда я выхожу из ванной в гораздо более цивилизованном виде.
— Нет. Я собираюсь присоединиться к их величествам. Узнай, проснулись ли они, — велю, натягивая выглаженную им рубашку.
— Будет сделано, ваше высочество.
Одеваюсь, слыша его удаляющиеся шаги, а сам пытаюсь предугадать реакцию отца на моё заявление. Рад точно не будет. Поймёт ли? Надеюсь. Хотя это ничего уже для меня не изменит. Свои решения я не склонен менять. А в данном случае для меня это смерти подобно. Жить с осознанием, что мог попытаться её спасти, а не сделал, я вряд ли смогу.
— Ваше высочество, ваш отец уже бодрствует и желает вас видеть, — сообщает вернувшийся слуга.
— Отлично, — не став застёгивать камзол, выхожу из своих покоев, намереваясь дать своему королю все основания передать мой статус первого наследника одному из младших братьев, коих благодаря нашей горячо любимой маме у меня имеется целых три вихрастых лба.
Он встречает меня внимательным взглядом из-под нахмуренных бровей. В гостиной больше никого нет, мама, наверное, ещё спит.
— Здравствуй, отец, — произношу с кривой улыбкой и сажусь напротив. — Мне нужно с тобой поговорить.
— И тебе доброе утро, сын. Уверен, что нужно. Слушаю тебя, — его величество Яргард Сэйнар откидывается на спинку кресла и выжидающе вскидывает бровь.
— Я люблю одну девушку, — нет времени начинать издалека. Но подобрать слова весьма затруднительно.
— И кто она? Ты из-за неё вчера разнёс к бесам этот кабак? Я знаю её? Она из Сэйнара? — не чувствую, чтобы отец был особо удивлён. Скорее всего, мои душевные метания не остались им незамеченными.
— В этом самая большая сложность. Моя Рамина живёт в мамином родном мире, — и всё же мне удаётся ошеломить моего сдержанного родителя. Вся его сдержанность вмиг испаряется.
— Как ты можешь любить девушку из другого мира? Как ты её увидел? — его величество даже с кресла вскакивает, чтобы нависнуть надо мной, требуя ответов.
— Отец, извини, у меня сейчас нет времени на подробные объяснения. Я расскажу всё вкратце. Помнишь, я вам с мамой в детстве рассказывал, что мне снятся странные сны? Нэлли тогда почти сразу поняла, что это про её мир.
— Ты говорил, что это прекратилось.
— Да говорил. Чтобы не волновать вас. Её особенно. Она тогда страшно переживала, боялась за меня, ночами не спала, приходила меня проверяла во сне, вот я и решил так успокоить. Тем более, что никакого вреда мне от этих сновидений не было.
— Откуда тебе было это знать… — начинает отец, но я вскидываю руку, прося остановиться.
— Пожалуйста, не перебивай и выслушай. Да сны не прекращались. Я, как видишь, цел и невредим. Возможно, они начались, из-за моих эмпатических способностей, возможно из-за того, что я про этот мир часто думал, сам понимаешь почему, а может причина в том, что однажды Богиня мне этот мир показала во сне, когда хотела, чтобы я принял Нэлли. Я лично склоняюсь к мысли, что сыграло роль сочетание всех этих факторов и кое-каких других. Это уже неважно. Сначала это было редко, я видел никак не связанные фрагменты чьих-то сновидений, а однажды оказался в сне одной девочки. Она чем-то привлекла меня, и я стал сознательно искать её каждый раз, когда засыпал. Это и была Рамина. Мы видим общие сны уже пятнадцать лет. И я уже давно люблю её.
— Тай — это бесперспективное чувство, — произносит отец, хотя я в полной мере ощущаю его сочувствие.
— Ты думаешь, я этого не осознавал? — С горечью интересуюсь у него. — Знал бы ты, сколько раз я пытался не приходить к ней больше. Не держать. Забыться с другими. Позволить ей полюбить другого. Она ведь тоже любит. Меня. Представляешь? Я чувствовал это всей душой. И все равно каждый раз срывался и эгоистично искал её в сновидениях опять. Самый долгий период, который я смог без неё выдержать — это последние полгода. Но я снова сорвался. Для себя нашёл оправдание, что должен попрощаться. Это случилось прошлой ночью.
— Что случилось прошлой ночью, сын? — спрашивает отец, кладя руку на плечо и сжимая.
— Я узнал, что она умирает. Там. А я тут и ничем помочь не могу, спасти её не могу. И я мог её больше никогда не увидеть, не узнать даже, что с ней случилось, если бы не пришёл. Я мог потерять её насовсем, навсегда, — в груди снова больно сжимается и ноют сбитые костяшки на обеих руках, напоминая, что можно забыться в яростном угаре.
— Мне жаль, Тай, — не хочу читать его эмоции, мне от своих больно. Мотаю головой, сжимая зубы до скрипа. А потом выдыхаю и произношу главное:
— Нет. Не надо жалеть. Просто прими моё решение. Я сейчас еду в Храм.
— В Храм? Зачем? — этот вопрос, как ни странно, принадлежит матери. Поворачиваю голову и встречаюсь с её встревоженным взглядом. — Кто умирает?
Её величество королева Анэллия Сэйнар замерла на пороге спальни, видимо услышав часть нашего с отцом разговора.
— Здравствуй, мама. Умирает моя любимая девушка. В твоём родном мире. И я иду в Храм, чтобы умолять Богиню спасти её, как тебя. Притянув душу в этот мир. А потом я собираюсь взять её в жёны, если это будет возможно.
Мама, испуганно выдохнув, смотрит на меня огромными глазами цвета тёплой карамели, потеряв дар речи. Зато отцу есть что сказать.
— Ты понимаешь, насколько бредово это звучит, Тайрэн? Допустим, Богиня тебя послушает, допустим даже сделает, как ты просишь. Но для этого нужно, чтобы одновременно с ней кто-то умирал здесь.
— Совванир большой. В любую минуту в нём где-нибудь кто-нибудь умирает, как это не прискорбно, — возражаю я.
— Хорошо. А если её душа попадёт в тело замужней женщины, или пожилой? Женишься на старухе с молодой душой, сын? Или на мужчине может? Настолько твоя любовь сильна? — зло бьёт наотмашь аргументами родитель.
— Яр! — вскрикивает Нэлли.
— Мам, он прав, это вероятно. Но исходя из твоего случая и случая Ларики Соланьяри, и её размышлений в дневниках, хоть выборка и невелика, конечно, есть основания надеяться, что возраст и пол должны приблизительно совпадать. Мне даже, кажется, что иначе это может не сработать. Я признаться, много думал об этом раньше. Даже Матушку Настоятельницу донимал расспросами, под предлогом интереса, вызванного твоим случаем. Но всегда наталкивался на неприемлемое условие. Её смерть. Потому и отбросил эти мысли давно. Сейчас это, как понимаете, уже не невыполнимое условие, а неотвратимая угроза. Если я не попытаюсь это сделать — она умрёт.
— От чего она умирает? — хмурит мама брови и идёт сначала ко мне, чтобы, как всегда, обнять и поцеловать, а потом к мужу, чтобы устроиться на его подлокотнике, как любит делать. Он привычным движением обнимает её за талию, прижимая к себе.
— Она назвала эту болезнь лейкемией. Объясняла, что это связано с кровью. У нас таких нет, насколько я знаю.
— Рак крови, — Нэлли скорбно закрывает глаза. — В моём прежнем мире от этой болезни много людей умерло.
— Да. Рами говорила, — киваю я.
— Рами? — удивлённо вскидывает брови она, посмотрев на меня.
— Рамина, — с нежностью произношу имя любимой. — В ней столько же света и тепла, сколько в тебе, мама.
Глава 2
Отец так и не принял до конца моё намерение. Он не стал мне напоминать про долг, про то, сколько надежд он питает на мой счёт, как и не сказал, что мой брак неизвестно с кем при наличии братьев, истинных Сэйнаров по крови и силе, может сделать невозможной передачу мне власти, когда придёт время. Это даже от него не зависело. Сила просто изберёт более сильного и нужного стране. Что ж, тогда я стану верной опорой Рикарду, или Дастиану, может даже Айвэну. Уж как сложится. Его величество король Яргард не стал лишать меня прав наследования, давить, или ставить ультиматумы, поскольку видел, что своё решение я менять не стану. А результат ещё неизвестен. В конце концов, он сам меня воспитал и не мог не понимать, что я уже всё взвесил и просчитал последствия, как и смирился с тем, что, по сути, отказываюсь от того, ради чего родился. Это тяжело. Но… Смириться со смертью Рамины я не смогу и требовать этого даже отец не посмеет. Особенно он.
Храм Великой Праматери встречает меня благостной тишиной. Свет, преломляющийся через витражные окна, непостижимым образом создаёт в прохладном воздухе просторных залов иллюзорное чувство чьего-то присутствия. А может не такое уж и иллюзорное. Уж мне ли не знать, что Богиня порой удостаивает своих чад не только пристального внимания, но порой и более ощутимого вмешательства.
Эхо моих шагов по мраморному полу отражается от стен, уносясь прочь коридорами, извещая служительниц о внеурочном посетителе. И спустя несколько секунд навстречу мне выходит, как ни странно, сама Матушка Настоятельница Ваота. Ждала? Не удивлюсь.
— Приветствую вас в Храме, ваше высочество, — весьма пожилая уже женщина улыбается мне с тем извечным выражением мудрых глаз, что заставляет думать, что же такого же ей известно, неведомого тебе.
— И я вас, пресветлая Ваота, — вежливо склоняю голову перед главной служительницей Богини. — Мне нужен ваш совет.
— Совет? Конечно, чем смогу постараюсь вам помочь. Желаете пройти в мой кабинет?
— Нет, у меня очень мало времени. Давайте лучше в малый королевский ритуальный зал.
Она удивлённо вскидывает брови, но не возражает. Лишь приглашающе ведёт рукой, а затем следует рядом, показывая путь, который я за последние пятнадцать лет уже неплохо изучил, четырежды присутствуя на ритуалах посвящения и инициализации юных Сэйнаров, сначала близняшек-сестёр, потом братьев. Этот зал, можно сказать, личный для нашей семьи. Здесь свершаются те обряды, которые не для посторонних глаз, личные, сокровенные.
Дверь закрывается за нашими спинами, отрезая от внешнего мира, оставляя наедине с поразительно живой статуей Праматери, взирающей на мир с ласковой улыбкой.
— Что вы хотели спросить, ваше высочество? — интересуется Ваота, слегка повернув голову и взглянув на меня через плечо.
— Как мне обратиться к Богине за помощью?
— Я так понимаю, вы имеете в виду не просто благословение?
— Оно мне, конечно, не помешает, но нет. Я хочу просить кое-что гораздо более сложное и, возможно, нарушающее законы мироздания, — признаюсь я, наблюдая за тем, как пожилая женщина хмыкает, поворачивается к статуе и смотрит в лицо Богине. Без удивления, надо признать. Я и сам скольжу взглядом по воплощающему женственность мраморному лицу. — Что мне сделать? Принести жертву?
— Праматери не нужны жертвы, чтобы выслушать своих детей, — поджимает губы Ваота. — А к вам, Сэйнарам, Она особо благоволит. Достаточно лишь искренне открыть своё сердце её взгляду, и попросить, отринув гордыню. А потом иметь мужество услышать ответ. Думаю, вам этого не занимать, принц Тайрэн. Вы правы, здесь лучшее место, чтобы обратиться к Ней. Пускай сила вашего рода вам поможет, — она поворачивается ко мне и склоняет голову набок. — Я полагаю, вы хотите говорить с ней прямо сейчас?
— Да.
Настоятельница кивает и направляется к алтарю, над которым Богиня держит в руках золотую чашу. До меня доносится её тихий шёпот, волос касается странное дуновение, словно вздыхает кто-то. А потом я в полном недоумении наблюдаю, как в чаше появляется похожая на вино жидкость. Ваота обеими руками берёт этот сосуд из ладоней статуи и поворачивается ко мне.
— Праматерь готова услышать. Готовы ли вы, ваше высочество, просить её милости?
— Готов, — твёрдо произношу, принимая чашу.
— Тогда пейте. Это поможет войти в транс. Я оставлю вас, чтобы не мешать.
— Благодарю, светлейшая Ваота.
Она кивает и молча обходит меня, чтобы покинуть зал. А я выпиваю в пару глотков божественного происхождения зелье, или что это такое, не позволяя себе сомнений и колебаний. Ни на что не похожая на вкус горьковато-терпкая жидкость мягко обволакивает пищевод, проваливаясь клубком тепла куда-то в район солнечного сплетения. Странное чувство покоя обволакивает, как-то незаметно забирая всё, что грызло меня в последнее время. Закрываю глаза, позволяя себе окунуться в это чувство. Тело будто исчезает, и лишь отголоском сознания я улавливаю удар коленями, на которые, кажется, опускаюсь.