Дариар. Начать сначала
Пролог
— Дима! Димочка! Постой! Ты все неправильно понял! — Карина бежала за мной в одном кружевном пеньюаре, заламывая руки. Догнала уже перед лифтом, возле которого я стоял, дожидаясь, пока кабина поднимется на этаж, полностью принадлежащий семейству Лазоревых.
— Карина Андреевна, вернитесь, пожалуйста, в квартиру, — охранник Киры попытался увести женщину, мягко перехватывая ее руку в области плеча.
— Отпусти, скотина! — она сбросила его руку и потянулась ко мне.
— Убери от меня эту мразь, — процедил я, холодно глядя на безумно красивое, ухоженное лицо жены моего отца. Тварь! Как она могла предать его?
— Дима! Ты не правильно все понял? — она залилась слезами.
При этом Кира тщательно следила, чтобы ни одна слезинка не смогла нарушить идеально наложенный макияж. Журнал «Максим» в последнем номере назвал ее одной из самых красивых женщин России. Ну, я не могу с ним не согласиться. Кира всегда умела себя подать. Никогда не забуду, как мать смотрела на нее, торжествующую, въезжающую в эту квартиру в качестве хозяйки, тогда как ей досталась все лишь вилла на Лазурном берегу и скромный счет в банке, не превышающий пяти паршивых миллионов.
— Володя, я сказал, убери от меня эту суку, — я отвернулся, зло глядя на дверь лифта, который, похоже вообще никогда не приедет.
— Дима! Я могу все объяснить! — Что ты можешь объяснить? Что твоя рука случайно оказалась в моих джинсах, когда я задремал на диване перед телевизором? Лифт наконец-то подъехал, и я быстро зашел в провал распахнувшейся двери, нажал кнопку подземного гаража и, только, когда дверь закрылась за моей спиной, развернулся.
Время было уже за полночь. Именно сегодня я решил не ходить в клуб, потому что в течение трех дней у меня жутко болела голова, и я планировал просто посмотреть телевизор, и лечь спать вечером, а не под утро, как обычно. На завтра был запланирован поход к врачу, поэтому сегодня я и решил остаться дома, впервые со дня моего восемнадцатилетия, когда отец в категоричной форме отказал мне в моей просьбе пойти служить. Тогда я был преисполненный патриотизма юнец, который мечтал о десанте с тех самых пор, когда впервые увидел фильм про Василия Маргелова. После этого я перечитал все книги, про этого великого человека, и просто заболел небом. Пережив все испытания, которые только способен выдержать подросток, которому родители впервые в чем-то отказали, я добился того, чтобы меня отдали в парашютную школу. Сейчас у меня на счету было уже сто двадцать прыжков, и я махал рукой на врача, который бубнил в ухо родителям про мое высокое внутричерепное давление и про то, что мне нельзя прыгать с парашютом. После моего второго прыжка, когда инструктор меня силой выкидывал из самолета, мне было уже ничего не страшно. Я упросил моего личного телохранителя Вадима позаниматься со мной рукопашным боем, чтобы не позориться в окружении десантников. Я даже во сне видел, как иду по городу в тельняшке, и лихо надвинутом на ухо синем берете — но ничего не вышло. В армию я не попал, учиться отказался. Вот тогда и началась моя клубная ночная жизнь. Каждую ночь — коктейли, текила, гонки по ночной Москве на бешенной скорости, какую только мог выдать мой «Бентли». Каждую ночь новая девушка. Отец только вздыхал и ждал, когда же я перебешусь. Но мне было мало. Я быстро вошел во вкус и не собирался останавливаться.
Но сегодня я пришел в «Джипси» не веселиться. Я пришел, чтобы залить горечь этого мелкого предательства со стороны Киры. А ведь она мне даже нравилась. И я даже простил ей мать, потому что видел, что отец с ней действительно счастлив. Так было до сегодняшнего вечера, пока не проснулся на диване от того, что ее шаловливая ручка уже пролазила в расстегнутую ширинку моих джинсов, а то, что на ней было надето, можно было за одежду вовсе не считать.
В «Джипси» меня знал каждый охранник, каждый бармен, каждая светская львица. Сегодня был четверг — день, точнее, ночь техно. На сцене выступала полузабытая «Технология», а я сидел и напивался в баре, даже не глядя на толпившихся вокруг меня девчонок. Голова болела, яркие вспышки стробоскопа начинали напрягать, а окружающие меня лица начинали периодически двоиться. Я тряхнул головой. Что со мной такое?
— При-и-вет, — рядом со мной на высокий стул за барной стойкой села блондиночка с обалденной фигуркой.
— Привет, — я почувствовал, что язык слегка заплетается.
— А тебя к-а-а-к зовут? — она так забавно растягивала слова, а ее искусно накрашенный рот все чаще притягивал мой далеко нетрезвый взгляд. Я представил, как этот рот медленно обхватывает…
— Черт, — я взлохматил волосы и ухмыльнулся. Почему бы и нет? Этой, по-моему, у меня еще не было. Во всяком случае, я ее не помню. — Дмитрий.
— А я За-а-я, — она протянула мне ручку, и я галантно поднес ее к губам обозначив поцелуй. — А какая у тебя маши-и-на? «Феррари»?
— Нет, у меня «Бентли», — я указал бармену пальцем на Заю и на себя.
Дальнейшее слилось в бесконечный поток выпивки.
Из клуба мы вывалились на улицу. Я, пошатываясь, добрался до своей машины.
Город находился в полудреме, машин на дорогах было немного, но когда я выехал на МКАД…
Ручка Заи скользнула по моему бедру, и нога вдавила педаль в пол. В голове шумело, и почему-то постоянно крутилась песня «Технологии», которую играли как раз перед тем, как мы вышли из клуба.
Я вижу сон из черных и белых фраз.
Уставший город, в который я не вернусь,
В огне свечей сгорит, как и в прошлый раз.
Я это знаю, только опять боюсь, что я не проснусь.
Мелькающие фонари на обочине слились в сплошную линию, глаза полузакрылись.
Вчерашний день оставил тебе покой.
И ты поймешь, что время прощает нас.
И что пора вернуться к себе домой,
Домой — опять не спать в предрассветный час.
Я свернул с дороги. Я не знаю, зачем я это сделал, мне просто так захотелось. Сегодня скоростные гонки по пустой улице, на удивление, удовлетворения мне не приносили. Дорогу я видел плохо, в глазах начали учащаться белые вспышки, которые сопровождали меня последние полчаса.
Я не знаю что, я не знаю как
Заставляет нас делать первый шаг…
Внезапно голову пронзила такая острая боль, что перед глазами замелькали звездочки вдобавок к мельтешащим мушкам. Я уже открыл было рот, чтобы закричать, но внезапно понял, что не могу выдать из перекошенного рта ни звука.
Я так старался верить твоим словам.
Закрыв глаза, представлю, что крепко сплю.
Но этот способ смерти я выбрал сам,
И больше никого в этом не виню…
Правая рука повисла плетью, а нога никак не могла сдвинуться с педали газа. Словно в отдалении я услышал, как завизжала какая-то женщина. Какая женщина? Я не помню. Я резко ударил по тормозам, в то самое время, когда кроме ослепительного белого света ничего уже не видел. Перед глазами встала темная глыба моста и охраняющие его львы. Удар! Я не чувствовал боли, просто потому что не чувствовал своего тела, но я видел как откинулась на подголовник белокурая головка, залитая чем-то алым. Что может быть такое алое? А потом на то, что осталось от капота, упала огромная голова мраморного льва. Я уставился в его глаза, хоть мне было тяжело это сделать. Белые вспышки участились. Левый глаз ничего не видел, а правый постоянно что-то заливало, но я не мог вытереть эту жидкость, потому что рука не собиралась двигаться. Но я все равно смотрел в мраморные глаза, уже не замечая оскаленной морды. Внезапно глаза начали наливаться багряным светом, который словно начал засасывать меня, как в воронку, и я уже не видел ни девушки, которая ни разу не пошевелилась с тех пор как мы со львом стали смотреть друг на друга, ни разбитого стекла машины, ничего… Мгновение темноты, после очередной вспышки молнии…
Глава 1
Я почувствовал отвратительный запах, который окружал меня, казалось отовсюду. Я открыл глаза, поморщился от яркого света и снова их прикрыл. Чего не приснится в пьяном угаре. Я попытался подняться, но слабость и головная боль непрозрачно намекнули на побочные последствие гулянки. Терпеть не могу утро. Я рефлекторно потянулся в сторону тумбы, на которой на такой случай всегда стоял стакан с водой, и поймал рукой только пустоту. Тут я уже полноценно открыл глаза и недоумевающе начал осматривать место, где проснулся. Спал я в каком-то грязном тряпье под какой-то бетонной конструкцией, по которой только что, судя по звукам, кто-то медленно проехал на машине. Великолепно, уснуть под мостом, даже не добравшись до собственного дома. Никогда раньше мои вечеринки не доходили до такого.
Судя по ощущениям, я лежал на чем-то твердом. Внезапно перед глазами пронеслась дорога, мост, залитое кровью лицо Заи. Точно, я попал в аварию и меня, похоже, выбросило в окно. Но почему я нахожусь под чертовым мостом, где моя машина и девушка? Что за…
Внезапно до слуха донесся плеск, и вонь слегка разогнал легкий ветерок, принесший с собой свежесть находящегося рядом водоема. Подниматься не хотелось, я до последнего уверял себя, что это всего лишь сон, и я изо всех сил старался проснуться. Либо происходящему есть какое-нибудь логическое объяснение: меня выкинуло далеко вперед, но тогда почему меня никто не ищет?
— Эй, Кеннет, вставай, — я почувствовал тычок в бок, и скосил глаза в ту сторону. Из прострации меня вывел самый натуральный бомж, склонившись передо мной. В каких-то обносках, которые были даже не надеты на него, а обмотаны вокруг грязного тела в несколько слоев. От него так воняло мочой, перегаром и хрен знает, чем еще, что меня чуть не вырвало. Бомж тем временем протянул руку с зажатой в ней палкой и снова ткнул меня ею. — Кеннет, вставай. Нам нельзя здесь. Скоро рассвет и сюда придут полисменты. Они всегда на рассвете приходят, нелегалов вроде нас с тобой отлавливать. Ну же Кеннет, вставай, — я снова почувствовал тычок веткой. Что происходит? Что, вашу мать, происходит? — Сдох что ли? Кеннет, ты сдох? — мне очень сильно захотелось сказать: «Да» и посмотреть на его реакцию. Ветерок стих и от усилившейся вони, я едва не блеванул, почувствовав спазмы в глотке и горечь желчи во рту. Ну, если сдох, не пропадать же добру, — и бомжик потянул на себя ту тряпку, в которую я был укутан. Ну уж нет, — во мне подняла голову паника, и я вцепился в убогое тряпье так, словно от этого зависела моя жизнь.
— Куда тянешь, паскуда? — прошипел я, потянув тряпку на себя. Раздался треск, и покрывало развалилось, оставив в моих руках только половину. Вторая половина осталась в загребущих лапах бомжа. — Смотри, что ты надел?
— Ну, дык, я ж думал, ты сдох, — философски пожал плечами бомж и побрел к своей куче тряпья. — Не пропадать же добру? Ты это, Кеннет, собирайся давай, а то полисменты нагрянут и в участок загребут. Говорят, сам оберполисментер наградные за каждого нелегала дает. А это не хухры — мухры, это полновесный пфеннинг. Вот полисменты и рыщут под мостами, нелегалов ищут, нас значит, — продолжал бубнить себе под нос бомжик. — Достали своими сборищами, совсем не оставляют свободу выбора честному народу. Понапридумывали Лож, теперь таким, как мы и деваться то больше некуда, кроме как бегать, будто преступники какие.
— Эм… — я не знал, как следует обращаться к подобным типам. — Как я тут оказался? — меня эта ситуация начала выводить из себя, и я довольно резко оборвал причитания местного бомонда.
— Сам пришел, своими ногами, неплохо тебя вчера по голове приложили, конечно. Я вообще думал, что окочуришься ночью, но нет, выглядишь, как огурец, помятый, правда, — бомж собирал ворох тряпья в большой мешок и поглядывал на меня, постоянно хмурясь. Он остановился и, к чему-то прислушавшись, обеспокоенно бросил в мою сторону. — Бежать надо. Что стоишь, остолоп, давай, сгребай свои манатки и деру.
Я услышал шаркающий по гальке звук шагов и только усмехнулся. Никаких проблем с блюстителями правопорядка я никогда не имел: деньги и положение решают многое. Я протянул руку к карману, где у меня всегда лежал кошелек и оторопел, бросив взгляд на руку и одежду, в которой я находился. Почему-то раньше я этого не сделал, осматривая больше этого бомжика и опоры этого чертова моста. Ладонь была другой формы, сама рука грязная и украшали ее грязные обломанные ногти. Штаны и куртка мало отличались от тряпья моего спутника. Я пялился на свои руки, ничего не понимая. Лицо засаднило и зачесалось. Я провел по гладкой щеке рукой, что разбудило во мне чувство, подобное панике. Я никогда гладко не брился, всегда держав модную «трехдневную щетину». Я бросился к воде, единственной доступной мне в этих условиях зеркальной поверхности.
Упав на колени, я зачерпнул воду в пригоршню, и тут мой взгляд упал на мое отражение. С минуту я тупо разглядывал себя, а затем вскочил на ноги и заорал, потому что в зеркале реки отразился вовсе не я — Дмитрий Лазорев, девятнадцати лет от роду, высокий, спортивный, и даже, говорят, симпатичный голубоглазый блондин. Нет. В отражении я увидел мальчишку лет шестнадцати на вид. Грязного, с потеками чего-то отвратного на лице, с всклоченными черными волосами, которые были давно не мыты и стояли дыбом без всяких укладок. На лице мальчишки горели лихорадочным блеском серые глаза, а через всю левую щеку от виска до уголка рта, тянулся безобразный, плохо сросшийся шрам.
Господи, что происходит? Где я? Мысли метались в голове, а я крутился во все стороны, пытаясь рассмотреть, куда же я все-таки попал. Река, довольно широкая. Каменный мост над головой. За мостом раскинулся город, чем-то отдаленно напоминающий старый Лондон, в который меня оттащил отец полгода назад, чтобы я выбрал себе колледж в старушке Англии, раз уж на родине меня не тянуло забивать голову ненужной информацией. Ничего не вспоминалось. Последнее, что я помню — это авария и то урывками. А это… это вообще не похоже на то, что я привык видеть каждый день, проезжая по улицам столицы на своей машине. Лицо горело, горечь во рту усилилась.
Внезапно я увидел до боли знакомую белую вспышку, закружилась голова и я словно провалился в пустоту.
Огромный, как медведь, с поросшей темными волосами грудью, полуголый мужик хватает меня за волосы так, что искры летят из глаз и отшвыривает от себя. Я падаю на пол, прямо перед каминной решеткой, которая сделана в виде пик, одна из которых пропарывает мне щеку, и я думаю только об одном: «Хорошо, что не глаз». Мужик внезапно оскаливается, хватает кочергу и делает шаг в моем направлении.
— Я тебе покажу, щенок, как отказывать мне. Ты мой урок надолго запомнишь! — он протягивает руку, чтобы снова ухватить меня за волосы, но я вскидываю в защитном жесте руки… Вспышка…
— Кеннет, ты чего орешь? С катушек съехал? — меня словно отбрасывает назад, и моргнув, я увидел перед собой знакомого бомжика. Я делаю шаг назад и едва не падаю, поскользнувшись на скользкой земле в реку.
— Что… что это было? — я трясу головой, пытаясь сфокусироваться на двоящейся, пропитой роже, излучающего неповторимое амбре, спутника.
— Ты заорал так, будто тебя режут, — пояснил он и, вскинув на плечо баул из воняющих тряпок, побрел к тропинке, которая виднелась у опоры моста. — Ну ты как знаешь, а я пошел отсюда. Не хочу болтаться на виселице и обогатить при этом какого-нибудь полисмента.
Мужик, постояв немного, ожидая от меня хоть каких-либо действий, но не дождавшись, звучно выругался и, сплюнув в мою сторону, буквально растворился в тени моста.
Я тупо смотрел, как он уходит, и понимал, что его надо остановить, ведь этот бомж — единственный доступный мне источник информации, но я ничего не делал, чтобы предотвратить его уход. Я просто стоял в ступоре и пытался осознать такую простую и одновременно сложную вещь: я — это не я. Это грязный, уродливый мальчишка по имени Кеннет. Это все нереально. Не реально. Эти простые два слова вертелись в голове, вытеснив другие. Я тупо смотрел на свое отражение, не воспринимая ничего вокруг.