— Не представляю. Может быть, речь шла о конвойной службе, которую с честью несли мои матросы. Кстати, у них это получилось ничуть не хуже, чем у этих расфуфыренных дворцовых arrogant (спесивцев — фр.)
— Однако, мы совсем перестали его понимать. Если разговаривать с закрытыми глазами, я бы был уверен, что говорю с абсолютно чужим человеком. Ты сказал, что он изменился после того, как во время болезни, — тут Николай Михайлович показал глазами наверх и пристально уставился на брата.
— Может быть, — пожал плечами Александр Михайлович, — мы же во время магнетических сеансов (***) вызываем духов умерших, почему же ещё живой душе не совершить путешествие туда, где её вразумят предки?
— В данном случае я бы больше говорил не о вразумлении, а о замене, — хмыкнул генерал. — Когда я стою перед ним, у меня создаётся впечатление, что со мной говорит не Николай Александрович, а Пётр Алексеевич…
Братья переглянулись и синхронно перекрестились. В кабинете повисла тишина..
— Знаешь, — тряхнув головой, нарушил паузу Сандро, — даже если оно и так, меня это нисколько не пугает. Сегодняшний Никки мне нравится определенно больше. Так что, пожалуй, я пойду — поставлю свечку, чтобы таким он оставался и далее…
------
*Приведены реальные прошения подданных империи во время англо-бурской войны.
** Великий князь Николай Михайлович — историк с мировым именем, по учебникам которого о Наполеоне до сих пор учатся во Франции. Выявил и описал причастность Александра I к убийству своего отца — Павла, за что попал в немилость Николая II
***Спиритизм был повальным великосветским увлечением как в ХIХ, так и в начале ХХ века. Сдвиг умов на базе столоверчения был настолько серьезным, что Академии наук даже пришлось делать специальное заявление о сомнительности данного способа общения с загробным миром.
* * *
— И всё-таки, Ваше Императорское Величество, — Ратиев упрямо наклонил голову, — я пока не совсем понимаю круг моих задач и обязанностей. К тому же, я — строевой офицер и канцелярской работе не обучен, впрочем как и дворцовому этикету.
— Уважаемый Иван Дмитриевич, — поморщился император, — давайте будем скромней и дадим возможность потомкам определять «величество» или «ничтожество». Повторно предлагаю обращаться друг к другу без громких титулов. А круг Ваших обязанностей я и сам сейчас точно определить не смогу. Скажите, каков был круг обязанностей светлейшего князя Меньшикова?… Что же касается бумаготворчества, боюсь, что живём мы в очень беспокойное время. Как бы не пришлось Вам пускать в ход саблю чаще, чем перо…
— Вам что-то или кто-то угрожает? — встрепенулся Ратиев.
— Вместо скучного прямого ответа на этот вопрос, — с полуулыбкой ответил император, — предлагаю полистать учебник истории и подсчитать, какому проценту Романовых удалось умереть от старости. Обещаю — сухая статистика вас взбодрит. Больше всего мне угрожает отсутствие людей, не отравленных ядом бюрократизма и не зараженных бациллой дворцового политеса, приторного по форме и фальшивого по содержанию. Кадры решают всё, Иван Дмитриевич. Вы согласны?
Грохот сапог и отрывистые команды в коридоре не дали Ратиеву ответить. После короткого стука в дверь, в кабинет просунулась взъерошенная голова адьютанта Николая Михайловича, которая запыхавшись и раскрасневшись, с паузами после каждого слова выдавила из себя:
— Ваше императорское величество, прошу вас не покидать помещение, в здании, возможно, находится злоумышленник — погибли два вольноопределяющихся. Его высокопревосходительство повелели удвоить караулы, проверить все помещения и близлежащие постройки…
— Ну вот, Иван Дмитриевич, и ответ на ваш вопрос, — усмехнувшись сказал император, набивая трубку. — Кстати, я не успел поинтересоваться, а как хорошо вы стреляете? Очень, знаете ли, не лишний навык при дворе….
* * *
Доктор сложил в чемоданчик свои инструменты, вздохнул и, сняв пенсне, начал его протирать так ожесточенно, словно твёрдо решил добыть огонь.
— То, что это яд, — абсолютно точно, но вот от названия оного пока воздержусь. Вероятнее всего, он находился в виде порошка в письме, которое несчастный вскрыл и попытался очистить, приняв за муку или мел. Яд обнаружен на руках, лацканах, обшлагах, на рабочем столе… Коллега потерпевшего, увидев, что товарищ задыхается, очевидно бросился к нему, попытался поддержать, помочь, в результате невольно сам прикоснулся к порошку или вдохнул его… Да-с… доза, конечно, была лошадиная — тут роту положить можно…
— Скажите, уважаемый, — перебил доктора император, — а сколько писем еще осталось не вскрыто и не рассортировано? Не было ли это письмо одним из последних?
— Хороший вопрос, Ваше Императорское Величество. И как любой хороший вопрос, он сразу содержит ответ. Вы как в воду глядели — это письмо действительно было последним, все остальные были уже прочитаны…
— Ну что ж, всё правильно, всё правильно, — покивал император и остановился перед Сандро. — Александр Михайлович, а как можно увидеть вашего адьютанта?
— Какого адьютанта, Ник… Ваше Величество? — все мои адьютанты остались вместе с вашими на яхте…
— Я так и думал, — поиграл мундштуком император. — Тогда у меня будет вопрос ко всем присутствующим: кто ещё видел статного, высокого лейтенанта с адьютантским аксельбантом и чрезвычайно выразительными, почти чёрными глазами?
— Я видел, Ваше Величество, — сделал шаг вперед Ратиев. — Я встретил его у дверей вашего кабинета, когда доставил полового с самоваром. У него в руках был поднос со стаканом, но я сказал, что самовар — солиднее. Он согласился… Больше я его не встречал..
— Досмотровая группа случайно не обнаружила где-либо морской формы? — задал император следующий вопрос, не отрывая глаз от великих князей, бледнеющих всё больше и больше. И, не дожидаясь ответа, махнул рукой. — Хотя и без этого всё ясно. Вы, Иван Дмитриевич, перехватили террориста, который уже собирался проникнуть в кабинет, воспользовавшись тем, что караул не знает в лицо всех гостей. Каким оружием он попытался бы воспользоваться, сейчас неизвестно, но нужно постараться найти чай, который он нес. Как минимум — убережем чью-то жизнь, если ещё не поздно…Поняв, что проникнуть в помещение или хотя бы передать с чаем отраву не получилось, злоумышленник начал импровизировать. Наткнулся в коридоре на неразобранную корреспонденцию, нашпиговал верхний конверт адским порошком и принес мне от вашего, Александр Михайлович, имени. Его план, несмотря на авантюрность, имел все шансы на успех, но вместе с ним в кабинет зашёл караульный, затащил весь мешок — дескать превосходительство забыло… а позже я не стал вынимать письма из мешка по одному, а вывалил все в кресло, в результате чего указанный конверт остался в самом низу… Корреспонденцию мне не дал разобрать до конца наш уважаемый Николай Михайлович. Получается, что он спас мне жизнь. Как там на флоте правильно говорят, Александр Михайлович? «Флагман выражает удовольствие!»
Лица подданных российского самодержца удовольствия не выражали. Палитра чувств отражала середину между ужасом и недоумением. Количество происшествий на единицу времени явно превышало стандартную норму для тихой провинции, коей был в начале ХХ века Тифлис.
— Надеюсь, мне не надо никому объяснять, — опять взял в свои руки инициативу император, — что всё, произошедшее здесь, ни в коем случае не подлежит огласке?
Тишину после этих слов императора прервал аккуратный стук в дверь. В кабинет проник уже знакомый адъютант великого князя Николая Михайловича и, стараясь не дышать, шепнул несколько слов на ухо своему командиру.
— Ну что там ещё? — раздражённо бросил император.
Генерал поправил ставшим вдруг тесным воротник мундира, кашлянул и просипел внезапно просевшим голосом:
— Не уберегли… поздно…
— Что не уберегли? Почему поздно?
— Чай в стакане… вестовой… тело только что обнаружили…
* * *
Императорский поезд уходил с вокзала Тифлиса тихо и без лишней помпы, под покровом стремительно спустившейся на город зимней темноты. Ротмистр 44го Нижегородского драгунского полка, князь Ратиев стоял на подножке персонального вагона и провожал взглядом уходящие в прошлое, до боли знакомые очертания родного города. Крутое изменение траектории своей карьеры, как человек военный, он воспринимал спокойно и с изрядной долей фатализма. На удивление отсутствовала эйфория от неожиданного приближения к государю, хотя здоровый карьеризм князю был абсолютно не чужд. Зато где-то в районе желудка свербил червячок предчувствия грандиозных приключений, которые обещали непременно последовать сразу за новым, таким неожиданным, назначением.
Среди провожающих мелькнуло знакомое лицо… Неужто тот самый «адъютант»? Да нет, показалось. Тот был моряк, а этот в форме мингрельских гренадёров. Всё, перрон закончился, поехали!
* * *
Статный, высокий, с чрезвычайно выразительными, почти чёрными глазами, поручик 16-го гренадерского Мингрельского полка проводил горящим взглядом уходящий поезд, огляделся вокруг, убедился, что на него никто не смотрит и зло сплюнул.
Затем он быстрым шагом добрался до стоящей плотной стеной привокзальной застройки и нырнул в едва заметный проход между домами, такой узкий, что приходилось идти боком, чтобы не цеплять плечами стены. Полсотни шагов, кособокая деревянная калитка, ещё десять шагов по еле заметной в полутьме дорожке. Ещё одна дверь, на этот раз массивная и основательная. Стукнуть два раза кольцом. Досчитать до трех и стукнуть еще три раза.
Дверь неслышно открылась на хорошо смазанных петлях и тут же захлопнулась, когда поручик прошёл внутрь.
— Ну как? — коротко спросил хозяин дома. Его лицо было невозможно разглядеть из-за тени от стоящего на дубовом столе огромного саквояжа.
Поручик молча покачал головой, подвинул стул и с размаху упал на него, бросив на стол форменную фуражку и расстегнув китель.
— ВиктОр, вы понимаете, в какое положение вы нас ставите? — проскрипел хозяин дома, ещё глубже проваливаясь в кресло. — Что мне теперь писать в отчёте? Мы не готовили никакого запасного варианта, всецело полагаясь на вас! И вы нас уверяли, что у вас всё продумано!
Поручик пожал плечами и подвинул к себе стоящий на столе кувшин.
— Непредвиденное стечение обстоятельств, несчастный случай, — лениво через губу переплюнул он, наливая до верха приличного размера стакан. — Кстати насчет «писать» — можете присовокупить к своему отчёту вот это, — он достал из-за обшлага и бросил на стол несколько сложенных вместе листков, — это копии утренней почты, отправленной ротмистром. За сохранность самих писем не переживайте. Мой человек на почте — опытный, знает что и как делать…
Обладатель скрипучего голоса зашелестел бумагой, кряхтя и время от времени поднося ее ближе к чадящей свече.
— Но это же скандал! — медленно проговорил он, не отрывая глаз от писем…
— Ну что вы, милейший, — презрительно усмехнулся поручик, — какой же это скандал? Это пока только увертюра к скандалу, который обязательно разразится, если сидеть сложа руки…
— Ну это я могу вам обещать со всей решительностью, — передразнил тон поручика хозяин дома, — сидеть сложа руки мы точно не собираемся. А вам, ВиктОр, придётся схорониться.
— Надолго? — поинтересовался поручик, опять потянувшись за кувшином?
— Боюсь, что навсегда, — уже без всякой иронии ответил хозяин дома и чуть сдвинул саквояж, после чего еле слышно тренькнула тетива, встроенный в сумку арбалет выплюнул железный болт, легко разорвавший обшивку и с хрустом впечатавшийся прямо в рот поручика, разломав в крошево зубы и легко пробив свод гортани.
Хозяин дома посидел еще несколько минут в своем кресле, слушая, как постепенно затихает агония. Неторопливо встал, брезгливо перевернул ногой тело, аккуратно подобрал арбалетный болт, опрокинул свечку в разлитую по деревянному столу чачу, подождал пока огонь займётся и начнёт нежно потрескивать. Пробормотал, выходя на улицу и кинув последний взгляд на распростёртый на полу труп: «Все мы, конечно, твари божьи. Но некоторые — совсем уж твари»…
Глава 10 Декабрь 1900. Баку
Леонид Борисович Красин, талантливый инженер-электрик, руководитель строительства электростанции на Баиловом мысу, успешно сочетающий официальную службу с нелегальной революционной работой, зябко передёрнул плечами и в очередной раз надолго задумался. Что-то его неуловимо смущало в этом госте, хотя все конспиративные формальности были скрупулёзно соблюдены и все меры предосторожности активированы.
«Никитич» — это была не единственная партийная кличка Красина — только что объединил разрозненные социал-демократические группы Баку в единую организацию, наладил постоянную связь между ними, достал и доставил в город оборудование для типографии и теперь нетерпеливо ждал начала серьёзной работы — распространения первой революционной газеты «Искра», гранки которой должны были прийти из-за границы от Ленина.
Днями инженер Красин управлял строительством электростанции, а по ночам там же происходили встречи с подпольщиками. Пользуясь своим служебным положением, он добывал паспорта, столь необходимые для революционеров. На складах стройки в тайниках уже хранилась кое-какая нелегальная литература и совсем уж законспирированные оружие и взрывчатка.
Действовал Леонид Борисович крайне осторожно. Даже тень подозрения не пала на него ни разу с того дня, когда он приехал в Баку по приглашению своего старого друга, энергетика с мировым именем — Роберта Эдуардовича Классона. И гость, прибывший сегодня на стройку Биби-Эйбатской электростанции с соблюдением всех конспиративных правил, не должен был вызывать никаких подозрений и не провоцировать беспокойства. Но это произошло.
Слушая новости про условия, в которых сейчас живут и работают политические эмигранты, про их междусобойчики и бытовые казусы с такими подробностями и деталями, о которых могли знать очень немногие и отдавая дань поразительной осведомленности, Красин смотрел на гостя своими пронзительными глазами строго и непроницаемо, из-за чего был похож на сфинкса. Леонид Борисович привык, что его непоколебимо прямой взгляд, чувственно раздувающиеся ноздри, решительная жёсткая складка губ, тронутая ироничной улыбкой, действуют на собеседников, как удав на кролика, заставляют сбиваться, смущаться и менять тему разговора. Всегда, но только не в этот раз. Гость будто не замечал гипнотической мимики руководителя бакинского подполья, рассказывая про очередную свару Ленина с Плехановым, про хозяйку-немку, у которой Ильич вынужден столоваться, экономя пфенинги, про мучительное рождение первого номера «Искры»…
— «Старик» подписывает свои записки «Тулин»? (*) — вроде как рассеянно переспросил Красин.
— Вы отстали от жизни, — ещё шире расплылся в улыбке гость, — сейчас он подписывается «Петров», иногда даже с двумя «ff» на конце… Но, думаю, в следующем году он придумает что-то пооригинальнее.
— Ваша осведомлённость вызывает восхищение, — кончиками губ улыбнулся Красин, не спуская с гостя пронзительного взгляда.
— Отнюдь, уважаемый Леонид Борисович, — картинно развёл руками гость, — отнюдь. Например, я так и не смог узнать в Тифлисе, кто готовил покушение на царя и из-за чего оно сорвалось. Не поделитесь информацией?
Красин так же развёл руками, явно передразнивая гостя:
— Увы, товарищ. Вы первый, от кого мы услышали эту новость, и сами весьма заинтересованы в дополнительной информации. Врагов у нашего монарха, конечно, хватает, но чтобы в такой глуши… весьма диковинно…
— Да? Жаль, очень жаль… Ну, тогда предлагаю договориться. Первый, кто узнает что-то новое, сразу даёт знать другому. Я ваш адрес знаю. Мне можете писать — Herrn Georg Rittmeyer, Кайзерштрассе 53, Мюнхен, для Мейера (**). Да-да, не удивляйтесь, у нас со «Стариком» адреса совпадают, так что смело можете ставить в адресаты и его — поверьте, он будет крайне заинтересован…