Дверь неслышно открылась, и в помещение аппаратной, служащее также гостиной, проскользнул ещё один подпольщик — Авель Енукидзе, командированный Красиным следить, не притащил ли гость за собой «хвост». Авель отрицательно покачал головой и тихо присел в углу, старательно демонстрируя полное отсутствие интереса к происходящему, а Леонид Борисович обратил внимание, с каким интересом посмотрел на Авеля гость… Так смотрят на давно и хорошо знакомого человека… И эта полуулыбка и чуть заметное движение глаз, в которых вспыхнул и сразу же погас дьявольский огонёк… Очень любопытно…
— В любом случае, — уже вслух произнёс Красин, — оборудование для…
— Для Нины, — перебил его гость, — всё оборудование, предназначенное для подпольной печати предлагаю называть «Нина» — так будет проще. «Заказ для Нины», «Работа Нины», «Нине требуется обновка».
— Хорошо, — согласился Красин, — пусть будет Нина… Итак, всё оборудование смонтировано, проверено и готово к работе.
— Прекрасно, — обрадовался гость. — Старик будет доволен. Думаю, — он перешёл на полушёпот, — уже в следующем году вы будете кооптированы в ЦК, так что готовьтесь для более масштабных дел…
Красин в очередной раз удивлённо вскинул брови — такой информацией точно могли владеть только три человека, и всех он знал лично. Но поскольку правила конспирации не предполагали праздного любопытства, назревший вопрос так и застрял в зубах, не вырвавшись наружу.
— Где остановились?
— Пока нигде. А что посоветуете? Хотя, нет, давайте я лучше не буду вас обременять. Найду сам. Люблю, знаете ли, нестандартные решения. И не ищите меня. Я сам вас найду. Если к вам придёт человек и попросит передать записку или посылку «Нине от Кобы», то знайте — это от меня.
— И кто такой Коба?
— Простой крестьянин… охотник. Герой повести Александра Казбеги. Не читали? Рекомендую! — и закрыв глаза, гость нараспев продекламировал:
— Странный охотник…
— Да, странный… но один из немногих, кто хотя бы старается быть объективным и справедливым… Проводите?
Красин повёл бровью:
— Ладо!
Грузин с совсем не грузинской окладистой бородой вскочил на ноги и жестом указал гостю путь на выход, располагавшийся совсем не там, где вход. Как только они оба покинули помещение станции, Красин подозвал Авеля:
— Проследишь. Обратишь внимание на багаж. Узнаешь, где остановился — организуешь постоянное наблюдение. Записывать всех, с кем перемолвился хотя бы парой слов… Отчёт мне ежедневно. Выполнять!
— Да тут у вас ноги можно переломать, — чертыхнулся гость, перебираясь через залежи строительных материалов.
«Ладо», или как было написано в его паспорте — Владимир Захарьевич Кецховели, не отвечал, напряжённо думая, как ему правильно вести себя с этим загадочным посетителем. Он заметил настороженность Никитича и, полностью доверяя своему шефу, тоже сделал охотничью стойку на незваного гостя.
— В центре обеспокоены неудачным покушением на царя? — с деланным равнодушием спросил он.
Гость остановился, обернулся, внимательно посмотрел на провожатого, улыбнулся, причём, совсем не так, как улыбался только что на станции, и вдруг на чистом грузинском ответил:
— Обеспокоен я, батоно Ладо, и этого вполне достаточно… И не только этим. Поэтому дам тебе всего один маленький, но очень полезный совет, который поможет сохранить тебе жизнь. Как только в Баку появится английский предприниматель Джон Лесли Уркарт, и Никитич встретится с ним — беги, генацвале. Беги подальше от Баку, а, если сможешь, то и вообще от Кавказа… Хотя… как минимум месяц у тебя, так что пока можно не торопиться… Всё, дальше провожать меня не надо. Тем более, что мне дополнительно выделили такой почётный конвой…
— Где? — удивлённо обернулся Кецховели, внимательно оглядев придорожные кусты и штабели строительного бруса. Не увидев ни единой души, он пожал плечами и уже открыл рот, желая уточнить, с чем связан столь необычный совет, как заметил, что он стоит посреди строительной площадки абсолютно один, и рядом с ним нет никого и ничего, что бы хоть как-то намекало на присутствие ещё одного человека всего несколько секунд назад.
Запыхавшийся Авель появился, когда Ладо уже надоело озираться и прислушиваться.
— Ну? Куда он пошёл?
Ладо неопределённо махнул рукой в сторону города и медленно побрёл назад, отчётливо ощущая, как по животу разливается судорогами волна непривычного страха.
------
(*) «Тулин», «Старик» — реальные псевдонимы Ленина… впрочем, Ленин — это тоже псевдоним.
(**) Реальный адрес для корреспонденции указываемый Лениным в 1900 году (том 46 ПСС)
Декабрь 1900. Баку. Вилла Петролеа
Окраины Баку производили впечатление обыкновенного провинциального города. Те же одноэтажные и двухэтажные дома, отвратительно мощёные улицы и тротуары, редкое керосиновое освещение, из-за которого ночью по пригороду страшно ходить.
Ещё непригляднее смотрелся так называемый Чёрный город, лежащий на пути к промыслам, в котором сосредотачивалась вся обрабатывающая нефтепромышленность. Вдоль широких пустынных улиц тянулись высокие каменные заборы, огораживающие многочисленные керосиновые, масляные, химические заводы, резервуары, мастерские. На улицах не было ни мостовых, ни тротуаров, зато по разным направлениям их прорезали глубокие узкие канавы, по которым текла зеленоватая вонючая жидкость, составляющая отбросы разных производств, спускаемые по этим канавам в море.
Но чем ближе к центру, тем чаще рядом с невысокими домами возвышались грандиозные дворцы и пассажи, устроенные со всем комфортом и роскошью новейшей архитектуры, а рядом с жалким керосиновыми лампами — большие электрические фонари, освещающие магазины и фешенебельные кварталы.
Центральные улицы города нефти удивляли архитектурными странностями. Здесь были перемешаны все стили. По соседству с мавританскими дворцами возвышались готические здания. Над одним из них была сооружена башня в венецианском стиле, а над другим — в стиле рококо. Строительство дворцов было слабостью нефтяных королей.
К примеру, один из них, Иса бей, любящий всякого рода декоративность, построил свой трехэтажный особняк в виде карточного домика. На фасаде золотистыми буквами было начертано: «Здесь живу я, Иса бей из Гянджи!» Зависть к славе Иса бея лишила сна его соседа. Взяв за основу изображение, увиденное в одной из книг, он построил себе дворец в виде дракона. Вход в дом напоминал пасть сказочного существа. В неё и входили гости владельца. Из ноздрей дракона свисали два фонаря. Они освещали весь экстерьер со стороны фасада, являя в ночное время страшное чудище.
При этом в Баку ни один из нефтяных магнатов не разорился ввиду расточительства. Зарабатываемое владельцами скважин просто невозможно было израсходовать полностью. Жидкого черного золота хватало с лихвой на любые причуды. К сожалению, в их число редко входило обеспечение нормальных условий для тех, чьими руками создавались несметные состояния. Из византийских и готических башен не были видны жилища-казармы, в которых ютилось до 80 человек и не слышен ропот из-за произвола администрации, 12-часового рабочего дня и нищенских — 60 копеек в день — зарплат.
Но была среди бакинских обитателей своя «белая ворона», и звали её — Товарищество Нобелей, построившее невиданную не только в «нефтянке», но и крайне редкую вообще в России в начале ХХ века социальную империю. Рабочий день — восемь — девять часов, жилые посёлки с квартирами для семейных рабочих и холостяков, бесплатные школы, детсады, больница, благоустроенный городок «Вилла Петролеа» для служащих компании, в домах горели электрические лампочки, вечерние курсы для рабочих-нефтяников, «Общество нравственного, умственного и физического развития молодых людей» и многое, многое другое.
Управляющий «Виллы Петролеа» после того, как понял, кого просит принять на постой драгунский ротмистр, долго по-рыбьи беззвучно открывал рот, пучил глаза, краснел, бледнел и потел так, что Ратиев уже начал опасаться за здоровье ответственного администратора Нобелей. К счастью, всё обошлось, до обморока дело не дошло.
И после по-восточному долгого извержения всеподданнейших чувств, стороны перешли к конструктивному диалогу, в ходе которого управляющий узнал, что император настаивает на минимуме официоза, категорически просит никого никуда даже временно не отселять, дать возможность сутки отдохнуть, ибо ещё не совсем восстановился после болезни, после чего хотел бы увидеться с присутствующими в городе предпринимателями, согласно прилагаемому списку.
Ещё ранее главноначальствующему Кавказской администрации князю Голицыну было отправлено письмо, подслащённое высочайшей просьбой не обижаться и с обещанием обязательно заглянуть «на огонёк», как только будет покончено с неотложными делами, с настойчивой просьбой не беспокоить и не беспокоиться.
Первым и главным неотложным делом было озвучено совещание с участием жандармских чинов, уже прибывающих в Баку по распоряжению Ширинкина. Но не менее важной и тоже безотлагательной была встреча с купеческим сословием, а точнее — с нефтепромышленниками, которая должна была состояться уже этим вечером.
Важных поручений хватало и у ротмистра, успевшего посетить местный театр, о чем-то посекретничать с его директором. Князь теперь спешил обратно, нещадно трясясь в открытой коляске.
— Ваше высокоблагородие! — козырнул дежурный вахмистр на въезде на территорию посёлка, — тут к вам проситель! Говорит, что по важному делу.
Ратиев коротко оглядел стоящую на обочине у шлагбаума фигуру в бурке и папахе, из-за которой виднелись только щелочки глаз над иссиня черными бородой и усами, кивнул постовым и неожиданно предложил «этому дикарю» место в своей пролётке.
— Вот видишь! — назидательно приподняв палец, довольно обратился к своему напарнику вахмистр, когда пролётка скрылась за поворотом, — я же тебе говорил, что не простой человек, пусть стоит себе, ждёт, а ты: «в шею, в шею!» А как он тоже на службе, может быть даже на тайной? Вот тогда бы нам обоим шею намылили…
* * *
Попетляв по хитросплетениям улочек «царства Нобелей», пролётка остановилась у служебного входа главной резиденции, охраняемой морским караулом.
— Со мной, — коротко скомандовал постовым Ратиев, пропуская вперед пассажира.
Ещё немного ступенек, коридор, несколько томительных секунд, пока ротмистр торопливо отпирал дверь в свои апартаменты, имеющие отдельный анфиладный проход в покои государя.
— Николай Александрович! Вы меня с ума сведёте! — с упреком прошептал он, глядя как довольный, как пряник, император, скидывает с себя одежду бродячего горца, — почти сутки никаких известий! Неужели нельзя было никому поручить? Я вас одного больше никуда не отпущу!
— Иван Дмитриевич! Дорогой! — как можно мягче возражал император, стирая платком примитивный грим. — Есть дела, которые нельзя никому поручить, и есть места, где уж точно нельзя появляться с эскортом. Ну, вот представьте, что в деле замешана дама. А я тут с эскадроном казаков! Не комильфо, знаете ли. Вы лучше скажите, в театре всё получилось?
— Так точно! Сослался на Рождество, на готовящийся сюрприз, на домашний спектакль, одним словом, вот полный набор, — говоря это Ратиев водрузил на стол объёмистый саквояж с аккуратно упакованными накладными бородами, усами, париками и прочими театральными аксессуарами, необходимыми для перевоплощения на сцене и маскировки — за её пределами.
— Прекрасно, Иван Дмитриевич, просто прекрасно, — прищёлкнул пальцами император, — обещаю вам в нашем театре исключительно главные роли. Кстати, знайте, что у вас уже появились поклонники. Регулярно в посёлок будут прибегать и спрашивать вас местные мальчишки. Вы уж привечайте их, не брезгуйте. Информация, которую они принесут, стоит донесений всего жандармского управления.(*)
------
*Использование мальчишек в качестве информаторов-разведчиков — излюбленный прием Сталина во время нелегальной работы в Тифлисе и Баку.
Декабрь. 1900. Бакинское отделение Императорского русского технического общества
Бакинское отделение Императорского русского технического общества, привыкшее к академическим докладам и диспутам на научно-технические темы, никогда за всё время своего существования не видело такого скопления помпезных экипажей и такой концентрации капитала на один квадратный метр. Впрочем, хватало и тех, кто никаким боком не относился ни к науке, ни к технике, но всё равно рвался послушать доклад, анонсированный крайне скупым объявлением в именных приглашениях: «Нефть в ХХ веке. Проблемы и решения». Докладчик — «Божиею поспе́шествующею милостию, Самодержец Всероссийский…»
Привычно набивая трубку, император не спеша оглядывал собирающихся магнатов.
«Бакинское нефтяное общество», «Московско — Кавказское общество», товарищество на вере Мирзоева, Торговый дом Асадуллаева. Кланы Лианозовых и Гукасовых, за которыми стоял практически весь серьёзный промышленный и банковский капитал. Председателем правления товарищества «Г. В. Лианозов и сыновья», например, был российский «финансовый гений» Алексей Путилов. Павел Гукасов занимал руководящие должности в 13 российских компаниях и банках…
Но главным творцом нефтепромыслов было, конечно, могучее и непримиримое трио — Нобели, Ротшильды, Манташевы. Особенно колоритно выглядел среди них Александр Иванович Манташев — тифлисский армянин, потомственный купец первой гильдии и голова городской думы, как и положено в его положении — отчаянный филантроп и строитель множества храмов, как в России, так и за рубежом.
Император знал его до этого дня с совершенно некоммерческой стороны. Семейным учителем у этого нувориша работал Степан Шаумян — революционер-подпольщик, будущий бакинский комиссар, который не раз и не два использовал своего работодателя для печати и распространения революционной литературы, на что Манташев откровенно закрывал глаза, явно симпатизируя молодому социал-демократу.
Год назад Манташев от имени съезда нефтепромышленников передал в департамент неокладных сборов Министерства финансов Российской империи докладную записку, изложив в ней перечень мер, благодаря которым Россия может доминировать на мировом рынке нефти. Как и полагалось в Российской империи, предложения какого-то купца были проигнорированы и чиновниками, и царём. Сегодня император решил исправить эту досадную оплошность.
Как всё-таки по-разному смотрят на самодержца министры и промышленники. И те, и другие — зубры подковёрной борьбы. И те, и другие не краснеют от слова «мздоимство». И все они — циники до мозга костей… Но взгляд чиновника — это всегда взгляд собаки. Породистой или беспородной, паркетной или цепной. А у предпринимателя-миллионщика — глаза дикого зверя. Волка, медведя, лисицы, барсука, но именно лесного жителя. Маркс, Ленин, а потом и сам Сталин писали, что этих людей ничего не волнует и ничего не может волновать, кроме прибыли. Весь смысл их существования — это деньги-товар-деньги штрих… Но что же тогда заставляет этих «хозяев джунглей» строить бессчётное количество храмов и неустанно жертвовать на благотворительность? Страх? Непохоже… Совесть? Не смешите меня…
Император исподволь, но очень внимательно вглядывался в лица собирающихся заводчиков и с прискорбием признавался себе, что не знает и не понимает этих загадочных людей, полностью стёртых с лица Отечества в 1917 году, причём, не всегда, как классово чуждых. Огромное их количество было уничтожено или изгнано по заказу «наших западных партнёров» потому, что представляли собой угрозу как конкуренты.