* * *
До обеда мы спорили из-за того, какие надписи разместить на пробных майках, а какие оставить в каталоге. Точнее, спорили все, кроме меня. Я все эти фразы вписывала в виньетки незаполненных свадебных приглашений, которые принесла Власта.
— Даже не помню, откуда они у меня, — смущаясь, призналась бывшая работница рекламного агентства, водружая на столик в прихожей Чеси огромную коробку. — Наверное, заказали для кого-то, а заказчик передумал в последний момент.
— Наверное, — пряча глаза, согласилась я и незаметно отодрала адрес и имя покупателя с рыжего картонного бока.
У всех свои тайны, и я последняя, кто станет выступать за их раскрытие.
«Дружбу сексом не испортишь» — в двадцатый раз вывела я чёрной тушью и искоса глянула на Мира. Эту фразочку предложил он. И все, кроме Владки, сделали вид, что не понимают, о чём он. Владка виду не подавала, она и в самом деле ничего не понимала. Она предложила как вариант надписи недвусмысленное заявление «У моего бывшего маленький» (Вы бы видели, каким яростно-торжествующим пламенем в этот момент полыхнули глаза Мира!).
— Не помню, значит не было, — настаивала Власта, а Чеся скорбно советовала:
— Я всё могу, но иногда стесняюсь.
Даже Бро предложила свой вариант — «Даёшь каждому гондольеру по пипидастру!». И только я уныло вписывала фразы в виньетки, ничего не предлагая и старательно не думая ни о чём. Особенно старательно после того, как моя рука, будто сама по себе, старательно начертала на кусочке белого картона одно отчаянно громкое слово: «Хочу».
Когда до меня дошло, что я написала, а главное, почему, я, само собой, воровато огляделась, заметила, что никто даже не смотрит в мою сторону, увлечённо настаивая на своём варианте, спрятала предательскую карточку в задний карман джинсов и предложила:
— Да Бог с ним, народ. Давайте все пять штук напечатаем, разных. Нашли из-за чего спорить. Лучше скажите, как мы всё это продавать станем? Разрешение на торговлю нам получить не нужно?
— Не нужно, — отмахнулась Чеся. — Мы, жители Славной улицы, даже налогов не платим. Блатные мы тут у них — блатнее некуда.
— Блатные… — горько вздохнула Бро, — а по фене ни-ни не смей. И матерок припрячь поглубже. — И столько тоски было в её голосе, что я тут же вспомнила о необходимости ещё раз наведаться к алконавту. То есть, к алкомагу.
Тьфу-ты! В магическую контору, чтобы денег на цензуру положить…
Но пока мы возились с открытками, пока решали, где на Славной выгоднее разместить точку с товаром (Выбор-то ого-го-го! Целых сто метров в длину и три в ширину!), да как вообще всё это будет проходить, пока решали, кто и из чего сделает нам прилавок (у нас у всех руки, как назло, не стой стороны росли, чтобы самим справиться с этой непосильной задачей), пока, когда стало ясно, что кандидатов на эту роль искать негде, орудовали молотком и пилой, приговаривая «глаза боятся, а руки делают», как-то внезапно наступила ночь.
На диван рухнула без сил и без каких-либо посторонних мыслей, почти сразу вырубилась, даже ни разу (здоровьем Брошки клянусь!) не вспомнив об Эларе и сне с его участием…
… Они сами обо мне вспомнили, и сон, и Элар, явились оба ближе к утру. Сон — тягучим маревом, Элар — лёгким, как крылья бабочки, поцелуем.
— Весь день про тебя не думал, — пожаловался он сиплым голосом, а я всхлипнула, уловив в нём перечные нотки возбуждения. — Ни разу не вспомнил даже.
— А я — да, — зачем-то призналась я. — Пару раз… Уйди, прошу, не мучай меня. Ты обещал же…
— Не могу, — жарко выдохнул. — Ты уходи, а я останусь. Сил нет. Третьи сутки не сплю… О двух вещах мечтаю: выспаться и тебя… ну…
— Ну-ну, — фыркнула я, млея и тая в его сильных руках, как мороженое на солнце.
Но он не улыбнулся в ответ. Прижался своим лбом к моему и прошептал нечто совершенно неожиданное:
— Не приходи больше, Вель.
— Что?
— Всеми богами молю, не приходи. Или закончится всё плохо.
Я нахмурилась и поджала губу, не понимая, что происходит. Элар сам заявился в мой сон, а теперь ещё и требует, чтобы я убиралась? Что за…
— Тебе точно не понравится.
— Что?
— Всё! — психанул дюк, не поняв смысла моего вопроса. — Всё не понравится! Потому что всё не так, как ты себе придумала. И это не так, и это, и это тоже, к проклятому цепному Церберу не так!
И при этом тискал и лапал моё тело, так правильно и в таких нужных местах, что я чувствовала себя воском, мягкой глиной в руках мастера.
… В этот раз я проснулась до того, как Бро меня разбудила, но вновь лечь в кровать уже не рискнула. Сердце колотилось, как бешеное, перед глазами всё плыло, а в пижамных шортах вновь разлило свои воды бесконечно огромное озеро Чад. Во рту же, наоборот, пересохло, и я, тихонечко встав с кровати, побрела привычно в ванну.
Кофе той ночью я не пила, до утра рисовала открытки. Раз уж спать всё равно не могу, так хоть пользу причиню себе и окружающим…
И снова я встречала рассвет с медузами-торговками, и снова весь день держалась на крепком, сладком, как сироп кофе, теперь, правда, с трудом сворачивая свои мысли со слов призрачного Элара на действительность.
Открытие кооперативной лавки «Земляне» мы запланировали на ближайший атлантский праздник — День Посейдона, который, если верить более опытным товарищам по несчастью, совмещал в себе день Нептуна и ночь Ивана Купалы.
— Это, конечно, не Новый год, — почёсывая кончик носа, делился своими наблюдениями Мирка. — Новый год тут, как и у нас в конце декабря. Но празднуют Посейдона здесь так — что дым коромыслом… И у них тут, главное, примета есть, что в этот день нужно обязательно купить что-то новое, что-то уникальное и что-то недорогое. Сувениры от землян, живущих на Славной улице… Девчонки, да мы побьём все местные продажные рекорды, если стиснем зубы и…
Внезапно он выпучил глаза, подавившись собственной мыслью, а потом зашипел:
— Ой, б… б… боже какие мы овцы, девки! И я главный баран среди вас! Что ж мы дурью маемся? Надо на все майки, раз они у нас уже есть, напечатать «Я встречал Посейдона на Славной. И мою подпись ниже». Мы все пять сотен за сутки продадим, зуб даю… а потом уже, потом, наймём портниху, пусть она нам тоги на заказ шьёт. И открытки тоже! На каждую надо приписать. «С любовью со Славной».
— Не пейте воду, — процитировала я одну из фраз, одобренных большинством для открыток, — в ней рыбы трахаются. С любовью со Славной… Вы так что ли предлагаете?
Народ заржал — и я вместе с ними. А, чёрт его знает! Может, если все смеются будущий турист-покупатель тоже повеселится и купит…
Но до самого праздника я, на всякий случай, старалась по ночам не спать, урывала минуты для сна после обеда, пыталась закрыть недостаток сна кофе, но… НО! Всё время при этом недобрым словом вспоминала Элара, который, подлец, взбудоражил, обвинил не пойми в чём, и… (про жаркое, влажное, тягучее, как карамель «и» я старалась не думать. Ну его на фиг, такое «и»! Никто не знает, чем оно кончится…)
А потом, наконец, пришёл праздник Нептуна, утро которого я в компании чёрных кругов под глазами и литровой кружки кофе встретила на базаре медуз.
Глава 9. Труа бутыль де водка
— И всё же надо было салатиков настругать и дома остаться, — проворчала я, опасливо оглядываясь по сторонам, когда мы прошли сквозь арку, украшенную цветами, которая была входом в аусторию — ресторан под открытым небом.
Чувствовала я себя до безобразия неловко. Во-первых, из-за одежды — хитон и пеплос это только звучит красиво, а на деле два слоя ткани, которые крепятся на твоём теле при помощи трёх булавок и одной цепочки. Во-вторых, из-за Бро, которая осталась на Славной.
— Кто-то из огнецов должен всегда находится на территории, принадлежащей Храму, — пояснила Чеся, когда накануне вечером Мир огорошил нас предложением вытянуть соломинку, чтобы решить, кто не пойдёт веселиться. — Тем более в праздник, когда магией пользуются больше, чем обычно.
— Может рвануть, — поддакнула Власта. — Как в тот раз, когда сюда Мирку вместе с нами перенесло. Или даже больше. Мне старуха Кето рассказывала, один раз так трясло, что крайняя лини под воду ушла — чудо, что никто не погиб.
— Из-за волонтёров? — ахнула я.
— Не, из-за другого чего-то, я не спрашивала. Но сам факт. Вот вы хотите, чтоб из-за вас землетрясение началось? И я тоже — нет. Так что, тянем соломинку?
И конечно же короткая досталась мне! Честное слово, я даже не удивилась. С моим везением я выигрывала только в тех лотереях, где победа, фактически, была проигрышем.
И тут Бро заявила:
— Иди на праздник, Сливка. А на Славной останусь я.
— Брошка!
— Останусь! — сказала, как отрезала, и посмотрела выразительно, намекая на свою беременность, о которой мы коллегам по кооперативу пока ещё не сказали. — А ты иди и повеселись за четверых.
Я, если честно, гораздо больше повеселилась бы, оставшись дома с сестрой, но она же как баран! Если упёрлась — тараном с места не сдвинешь!
Поэтому утро моё и началось с рынка медуз, только прибежала я не за праздничными закусками, а за одеждой — Кето обещала принести нам с сестрой наряды своей юности.
— Это не подарок, — ворчала она, и змейки под цветастым платком беспокойно шевелились. — У меня четверо сыновей, дочки нет, чтобы ей отдать, но внучки, я верю, обязательно будут. Так что повеселись, Ягодка, на славу, а завтра верни. Или послезавтра, если веселье до утра затянется.
И захохотала, хлопая себя морщинистыми ладонями по бёдрам.
— Сама-то хоть сумеешь это надеть?
— Не знаю. — Покрутила головой. — Попробую. Девчонки в прошлом году уже были на празднике. Помогут, если что.
И вот сейчас, стоя под аркой, украшенной голубым лотосом, я чувствовала себя одинокой, голой дурочкой на чужом празднике жизни. Обидно, потому что сегодня и у меня был повод для веселья, ибо первый день работы кооператива «Земля» был более чем удачным. Мы продали все — ВСЕ! — майки и получили несколько десятков заказов на будущее (идея с каталогом себя оправдала), открытки пользовались невероятным успехом, и это я не говорю о камушках, на которых Чеся, алея щеками от смущения, вместо привычных цветочков и кошечек писала тонкой кистью нецензурные слова из всех языков мира, которые мы смогли вспомнить. С обязательным переводом на атлантский, конечно.
Поначалу Чеся, конечно, сопротивлялась.
— Это китч, — брезгливо поджимала губы она и, наплевав на яростное звуко-световое сопровождение цензуры произносила вслух:
— Kurva pierdolona… Господи! Да у меня руки отсохнут, если я это напишу.
— Язык же не отсох, пока произносила, — глубокомысленно возразила Бро, которая по польской нецензурной лексике (и не только по польской, если на то пошло) могла докторскую защитить. — Чеська, изображать из себя аристократку и интеллигентку всегда гораздо приятнее на сытый желудок. Если у местных туристов столько мозгов, что они станут покупать камень, на котором кто-то криво нацарапал слово «ХУЙ»… Ять! Ять! Ять! Жёваный крот мне в… — цензура, конечно же, не упустила своего и соответственно отреагировала на слово из трёх букв. — Вернусь домой, введу в интернате обязательный урок по нецензурной лексике. Ненавижу цензуру… Так о чём я? Об уровне развития. Если у них хватает мозгов купить, мы просто обязаны им ЭТО продать.
И да. Камни от Чеславы — те что с матерными словечками — разлетались в Праздник Посейдона, как горячие пирожки.
— Запретный плод сладок, — успокаивала я расстроенную Чесю, которая страшно переживала, что другие её работы — совершенно восхитительные! — с такой радостью не покупали. — Подумай лучше, что ты хочешь купить за вырученные деньги.
— Маголёт хочу нанять! — Её глаза вспыхнули от восторга. — Чтобы дорогу к морю оплатить и назад. Охота купаться — нету сил.
— Ну, видишь… Завтра же купишь себе поездку! Не вешай нос! Сегодня давай веселиться!
… Веселиться.
Был у меня повод! Был! А вот настроения не было, хоть плачь.
— Остались бы на Славной… — ворчала я, осматриваясь с любопытством и интересом. Эх, была бы здесь Бро! Без неё веселиться на полную было сложно.
— Вель, не ной! — взмолился Мир, подталкивая меня к составленным в неправильный многоугольник лектусам, плюхнулся на крайний и завопил во всё горло:
— Гарсон! Труа бутыль де водка!
Но никто не переспросил, что бы могли значить его слова и не возмутился излишней громкости.
— Забудь, где ты, — предложила Власта, присаживаясь на край лектуса и предлагая мне сесть рядом. По случаю праздника зеленовласка перекрасилась в фиолетовый. — Представь, что мы не в Атлантиде, а на корабле, который плывёт в Рио де Жанейро.
— Главное, чтобы этот корабль не оказался «Титаником», Бендер, — улыбнувшись, заметила я. — Я плохо переношу холод и Ди Каприо в молодости.
* «Труа бутыль де водка» — фраза из фильма «ДМБ» 2000 год.
* * *
Шутки шутками, а от хандры надо было либо избавляться, либо сразу возвращаться домой.
«Побуду часок, — решила я, — и если настроение не изменится, вернусь на Славную. Силой меня тут никто не держит».
Приняв решение, я немного расслабилась и закрутила головой, осматривая обстановку. Аустория была сделана в форме амфитеатра. Несколько украшенных цветами ярусов полукругом опоясывали небольшую сцену, на которой расположились музыканты и танцовщицы в коротеньких и до неприличия прозрачных туниках.
— Нижний этаж принадлежит правящим родам, — рассказывала Власта, пока мы ждали прислужников с угощениями (делать заказ не нужно было, для всех гостей аустории было предусмотрено одно меню). — Видишь, там лектусы разноцветные, — у каждой семьи свой цвет. Два ряда знати, богатые горожане и, наконец…
— …нищий сброд и прочие гости столицы, — хихикнула Владка, толкая Мира локтем в бок. — Смотри, смотри! Лорка с пузом!
Вся четвёрка дружно уставилась в нужном направлении, я тоже проследила за их взглядами. Смотрели они, судя по всему, на высокую брюнетку в фиолетовом пеплосе и цветами магнолии в волосах. Девушка была несомненно красива, разве что слишком надменное выражение лица её портило. Ну и ещё она была беременна.
— Кто это?
— Лорка, — ответила Чеся, отворачиваясь. — Она вместе с нами прибыла, но отказалась идти в волонтёры.
— А я не удивлена, — хмыкнула Власта. — Вы помните, зачем она к Аглае на шабаш припёрлась? Хотела папика своего с женой развести и самой за него замуж выйти. Там была постельной грелкой, здесь продолжила карьеру… Лично мне до неё никакого дела нет… О! Закусочки!
К нашей группе и в самом деле подбежали двое парнишек пубертального возраста с тяжёлыми подносами в руках и одна девчонка с внушительным кувшином на плече.
Местные традиции не предусматривали на ужин мясо или рыбу, поэтому на двух огромных блюдах были фрукты, овощи, сыры и свежий хлеб, который, на усмотрение можно было есть просто так либо макать в крохотные глиняные мисочки с разными соусами и красным вином.
В кувшине же, как мне объяснили, был нектар.
Мир, как единственный мужчина, сразу же расплатился (монеты в общую кассу мы еще на Славной скинули):
— Чувствую себя почти, как турецкий паша, — посмеивался парень. — Тяжёлый кошель есть, четыре красавицы жены — в наличии. Не хватает только живота и окладистой бороды.
— Ты мне нравишься без бороды, — мимоходом обронила Владка, и бедняга Мир завис, глядя на неё грустными щенячьими глазами.
Нет, любовь — зло. И даже не пытайтесь убедить меня в обратном!
— Эй, паша! — нарочито весёлым голосом окликнула я парня. — Возьмёшь сегодня на себя роль виночерпия? Жуть до чего охота местного нектара отведать.
— Тебе понравится, — улыбнулся Мир. — Это самое вкусное, что ты когда-либо пробовала и попробуешь в будущем.
— Прямо настолько хорошо?
Приятель разлил по высоким глиняным кружкам напиток и хитро глянул на меня из-под чёлки.